Иван Семенов Щукин

В наиболее, известном среди специалистов и коллекционеров указателе клейм на изделиях из драгоценных металлов, опубликованном в1983 горд М.М.Постниковой-Лосевой, есть клеймо под № 2587 — три буквы «I Щ С» В щитке неопределенной формы, — принадлежащее, как сказано в указателе, неизвестному московскому мастеру, работавшему В 1719—1750 году.

Став хранителем коллекции русского серебра XVIII века Оружейной палаты, я сразу же обратила внимание на изделия с этим клеймом, поскольку от многих других их отличало хорошее качество работы. Мастер прекрасно владел гравировкой, чеканкой, литьем, тонко чувствовал особенности стилистики барокко. Естественно, хотелось расшифровать эту загадочную монограмму, для чего надо было «всего лишь» найти в безбрежном море архивных документов имя серебряника, чьи инициалы соответствовали бы буквам клейма. Через несколько лет поисков имени серебряника такой документ нашелся. Это было «Дело о чистке дворцовой золотой и серебряной посуды» в связи с предстоящей коронацией Екатерины I в 1724 году. На одном из первых листов был упомянут «мастер-художник» Иван Семенов Щукин, которого староста пробовалной палатки Семен Петров рекомендовал привлечь к работе, дав ему самую лестную характеристику и указав, что он — «в избрании в Главном магистрате для смотрения над другими мастерами», то есть является старостой цеха. Далее прилагался список привлеченных к чистке посуды серебряников, который возглавлял Иван Семенов, но не Щукин, а Щеткин. Было очевидно, что Щукин и Щеткин — одно лицо, так как в подобных документах имя цехового старосты всегда писалось первым. Это подтверждалось и тем, что первым в списке приглашенных для этой же работы золотарей, то есть позолотчиков, стояло имя старосты этого цеха. Так Щукин или Щеткин? Ясно, что одна фамилия записана неверно. Ошибки в написании имени, отчества или фамилии в документах XVIII века, особенно его первой половины, нередки. В данном случае мне показалось, что скорее мог ошибиться староста пробовалной палатки. Но я оказалась не права. Это выяснилось только через несколько лет.

Просматривая дела Монетной канцелярии в РГАДА, я обнаружила несколько листов журнала Пробирной палатки за 1740—1741 годы. В этом журнале старосты записывали, какого числа, кто и для чего взял золотые или серебряные иглы (пробы) и какую пошлину при этом уплатил. Среди других трижды фигурировала фамилия Щукин. Так, 18 ноября 1741 года отмечено, что купец первой гильдии и «серебряного дела мастеровой человек» Иван Семенов Щукин взял три серебряные иглы (пробы). В том же году получили разрешение на торговлю золотым и серебряным товаром и взяли соответствующие пробы купцы первой гильдии Афанасий Иванов сын Щукин и Никифор Иванов сын Щукин — скорее всего, сыновья мастера. Его статус купца первой гильдии не случаен. В первой половине XVIII века торговать изделиями из драгоценных металлов в Москве разрешалось только в Серебряном ряду, располагавшемся на Красной площади. Многие серебряники, накопив капитал, предпочитали иметь там собственную лавку и записываться сначала торговыми людьми, а со временем — в купечество. У большинства из них не было наследственного капитала, его наращивали постепенно и могли претендовать лишь на третью гильдию. Удачливые переходили потом во вторую и даже в первую гильдию, где серебряников было немного и, как правило, это были лучшие мастера.

В Москве XVII — первой половины XVIII века городские серебряники обычно не были универсалами. Большинство работало дома или в своей маленькой мастерской, в случае необходимости привлекая одного-двух помощников. Каждый старался найти свою нишу на рынке сбыта изделий, специализируясь на изготовлении определенного типа вещей или на конкретной технике, что зависело от полученного им специального образования. В документах того времени упоминаются чарочники, сосудчики, крестовщики (изготовители крестов), мастера «окладного дела», цепочечники, перстневщики и многие другие, а также чеканщики, резчики, басемщики, сканщики, реже встречаются мастера черневого и эмальерного дела. Чтобы выполнять разнообразные по назначению и технике вещи, необходимо было учиться у хорошего мастера, а иногда и не у одного. Работать не по образцу, творить самостоятельно могли только талантливые. Именно к ним и принадлежал Иван Семенов Щукин. Неслучайно один из современников назвал его мастером-художником.

Творчество Щукина многообразно. Среди сохранившихся его произведений есть маленькие и крупные вещи, совсем простые по исполнению и сложные, когда предмет декорирован с помощью различных технических приемов: чеканки, литья и гравировки. В музейных и частных собраниях мне известно 41 произведение Щукина, из них 14 находятся в Музеях Московского Кремля. Это немало для серебряника первой половины XVIII века, но вполне вероятно, что их сохранилось больше. Возможно, они обнаружатся в провинциальных музеях и на антикварном рынке.

В числе сохранившихся изделий Ивана Щукина больше всего стаканов и солонок. Это естественно. Серебряная солонка в то время была не просто необходимым бытовым предметом, а определенным символом достатка в семье. На столе ей отводилось почетное место, она должна была быть заметной, привлекать внимание. Поэтому многие сохранившиеся солонки первой половины XVIII столетия имеют высокие основания, часто с ножками в виде шариков. Солонки у Щукина разные. Есть среди них гладкие, без орнамента и позолоты. Другие же восхищают прекрасным высокорельефным растительным узором в стиле барокко.

Видное место в творчестве многих профессиональных серебряников XVIII века занимали стаканы. Этот тип посуды стал особенно популярным, поскольку был относительно доступнее, чем кубки, кружки, блюда. Пара стаканов могла быть хорошим подарком молодым на свадьбу, родственникам — на именины. Чеканный или гравированный стакан служил удовлетворению эстетических потребностей хозяина, так как эту небольшую вещь удобно держать и рассматривать со всех сторон. Значительная часть стаканов работы Щукина декорирована рельефным узором из переплетенных волнообразных стеблей с пышными листьями и цветами тюльпана. Они выполнены по образцу гамбургских стаканов XVII века, что неудивительно, ибо на российском рынке в первой половине XVIII века немецкое серебро не было редкостью — его через Архангельск привозили купцы. Эти вещи привлекали русского покупателя новизной и красотой декора, отечественные мастера стали им подражать и даже неплохо копировали их. Можно предположить, что помимо стаканов с тюльпанами популярны были и чеканные стаканы, украшенные стилизованными шишками. Они более просты по исполнению, и их делали многие мастера. Известны стаканы 1671 —1680 годов с клеймом гамбургского мастера Иоганна Брокмера. Качество работы аналогичного стакана Щукина не хуже.

Кроме орнаментального узора на стаканах Щукина встречаются сюжетные композиции. Небольшой стакан с изображениями амуров весьма скромен по работе. Намного интереснее высокий стакан с крышкой, декорированный шестью клеймами с композициями на библейские сюжеты из Книги Бытия. Можно утверждать, что Иван Щукин выполнял и стаканы с гравировкой, которой владел прекрасно. Это подтверждают великолепные гравированные композиции на библейские и мифологические сюжеты на трех кружках. Естественно, форма кружек повторяла немецкие образцы, а сюжеты для гравировки выбирал заказчик, и скорее всего, из имеющихся у мастера гравюр или рисунков. Конечный результат зависел от умения последнего перенести гравюру на небольшую площадь предмета, убрав «лишние» детали и добавив что-то свое. Разумеется, талантливый серебряник мог и сам создавать рисунки для последующей гравировки или чеканки. Насколько самостоятельными были в этом отношении Щукин и другие — сейчас судить трудно, поскольку далеко не всегда поиск оригинала, которым воспользовался художник, приводит к успеху. Для гравированных на серебре библейских сюжетов источником нередко была так называемая Библия Пискатора. Это сборники иллюстраций на темы Ветхого Завета, издававшиеся в разное время в более или менее полном объеме. Бытовали и отдельные листы с популярными сюжетами. Использование библейских сюжетов на предметах светского обихода характерно для того периода — они встречаются на кружках, подносах, стаканах, блюдах.

О том, что Иван Щукин был тогда довольно известен в высших кругах, подтверждают его культовые произведения. Среди них выделяется дарохранительница 1734 года, которая была создана для Спасо-Преображенского монастыря в Ярославле. К сожалению, до нас она дошла без основания, с частично утраченными эмалевыми медальонами и некоторыми деталями, в том числе крепежными. Но даже в таком виде поражает барочная пышность ее декора. Необычна форма дарохранительницы — пятиглавый храм с ажурными витыми колонками по углам и стоящими на них литыми фигурками символов евангелистов, великолепны просечные чеканные накладки на стенках, изящны луковичные главки на фигурных подставках с чеканными листьями аканта и литыми завитками. Любопытно, что аналогичная дарохранительница без подобных утрат находится в ГИМ. Она не имеет клейм, что не редкость для XVIII века, но, безусловно, выполнена тоже Щукиным. Другая дарохранительница без клейм, очень похожая на эти две, хранится во Владимиро-Суздальском музее-заповеднике. Возможно, ее тоже создал этот мастер.

Еще одна заметная работа Щукина — серебряный дискос, предназначавшийся для торжественного выноса христианской реликвии — гвоздя с Креста Господня. Естественно предположить, что, выполняя столь ответственный заказ, мастер старался проявить максимум своего умения. То, что это был заказ, а не случайно выбранная тарель, к которой был сделан поддон, сомневаться не приходится. На литургических тарелях с изображением Распятия обязательно делались более или менее пространные надписи. Например: «Кресту твоему поклоняемся владыко». На дискосе работы Щукина есть только красивый орнамент в виде волнообразного стебля с тюльпанами. Композиция Распятия была не только хорошо знакома многим серебряникам XVIII века, но и хорошо ими освоена, поскольку помимо литургических тарелей выполнялась на крестах, потирах, дарохранительницах. Такие мастера не нуждались в образце, чтобы исполнить этот сюжет, чем и объясняется множественность вариантов изображения фигур композиции и града Иерусалима. В композиции Щукина очень выразительна фигура Богоматери. Он отошел от барочной театральности, присущей творчеству многих его современников, и изобразил действительно убитую горем мать. Столь же своеобразно выгравирована фигура Иоанна. Гравировка сделана под чернь, которой в первой четверти XVIII века владели далеко не все серебряники. Чернь по серебру, без золочения, еще больше подчеркнула трагизм сюжета. На тыльной стороне дискоса сохранилась процарапанная помета о его назначении.

К числу уникальных произведений мастера относится и оклад на напрестольное Евангелие, созданный в 1741 году по заказу священника церкви Вознесения Варсонофиевского монастыря Димитрия. Судя по надписям, книга в роскошном оформлении обошлась в 500 рублей. Эти деньги дали несколько состоятельных прихожан «в поминовение» родственников. Оформление обеих досок Евангелия несколько нестандартно для своего времени. Безусловно, таково было пожелание заказчика. Удивительные по яркости и насыщенности цвета девяти эмалевых дробниц выполнил художник-эмальер, скорее всего, по заказу Щукина. Сам же Щукин продемонстрировал свое искусство гравера, выполнив на нижней доске оклада композиции на темы Страстей и их красивое ажурное обрамление из вьющихся стеблей с цветами.

Конечно, на антикварном рынке вряд ли встретятся крупные культовые произведения Щукина. Более вероятно появление предметов светского назначения — стаканов, столовых приборов, кружек, небольших подносов. Не обязательно роскошных, быть может, весьма скромных, подобных хранящимся в Оружейной палате трем солонкам, ложкам из собрания ГИМ, подносу из коллекции Всероссийского музея декоративно-прикладного и народного искусства. Но каждая сохранившаяся работа этого мастера, безусловно, интересна антикварам и специалистам, поскольку вносит дополнительный штрих в представление о его творчестве. Любая вещь станет ценным приобретением для коллекционера.

Хранителю произведения, будь он музейщик или собиратель, всегда интересно знать биографию художника. Любопытна и мне биография Щукина, однако при поисках сведений о нем пришлось столкнуться с большими трудностями. Дело в том, что в московских официальных документах первой половины XVIII века редко фигурировали фамилии серебряников, и даже если таковые у них были, записывались только имя и отчество. Иван — самое распространенное мужское имя того времени, чуть менее популярным было имя Семен. Поэтому Иванов Семеновых среди серебряников довольно много.

Отобрав факты, которые могли иметь отношение к Ивану Семенову Щукину, я представила некоторые возможные биографические вехи этого мастера.

Некий Иван Семенов в течение шести лет, приблизительно с 1693 года, учился у серебряника-иноземца Якова Буда, а затем еще пять лет работал у него же по  найму, делая в числе прочего "всякия посуды". Поскольку родители обычно отдавали ребенка на учение не позднее, чем в 12 лет, можно предположить, что Щукин родился примерно в 1681 —1683 году. В ряде документов первой половины XVIII века фонда Оружейной палаты РГАДА встречается имя московского купца Ивана Семенова сына Чеканщикова или, в другом написании, Чеканщика. В 1720 году он упомянут как купец первой гильдии, призванный для работы в Оружейной палате. В 1729 — 1730-е годы вместе с другими торговыми людьми Серебряного ряда он же был «у досмотру и описи главнейших вещей», а именно корон, держав, скипетров, диадем, на Казенном дворе описывал золотую и се- ребрянкую посуду, а в Оружейной палате и на Конюшенном дворе — «ружья и ружейные и конюшенные всякие вещи и уборы». В 1729 году Иван Семенов, назвавшийся сыном повара «дома его императорского величества», значится в списке цеховых серебряников. После пожара 1737 года его привлекли к осмотру, описи, разбору и чистке дворцовых изделий из драгоценных металлов, а 9 июля 1740 года призвали для взвешивания и оценки серебряной и хрустальной посуды Сытного дворца, но он отказался, заявив, что «в каменьях силы не имеет». В журнале Оружейной палаты отмечено, что Иван Чеканщиков умер в начале 1744 года, а его дело перешло к сыну Николаю. В то время Щукину могло быть 70-—72 года. До такого возраста в те времена доживали немногие. Закономерен вопрос, разные ли мастера Щукин и Чеканщиков? Может быть, и разные, но может быть, и один. Вполне вероятно, что в 1720 году Щукина пригласили для работы в ведомстве Оружейной палаты как высокопрофессионального чеканщика, поэтому он и был записан в журнале с этим прозвищем, которое закрепилось за ним до конца жизни. Как мы знаем из других документов, у Щукина были сыновья Афанасий и Никифор. Но мог быть и третий сын — Николай, который не брал в Пробирной палатке пробирные иглы, так как работал вместе с отцом, или же взял, но запись об этом не сохранилась. Последние известные нам изделия, отмеченные клеймом Щукина, датированы 1748—1749 годами, то есть спустя пять лет после смерти Чеканщикова. Но сын Николай вполне мог пользоваться клеймом отца, используя оставшиеся шаблоны изделий. В пользу предположения, что Щукин и Чеканщик одно и то же лицо, косвенно свидетельствует факт наличия в основном собрании

Оружейной палаты пяти солонок 1720-х годов «от поставца» царевича Алексея Петровича. Три из них явно предназначались для повседневного пользования, поскольку они простой формы и совершенно гладкие, без орнаментации. Солонки вполне могли быть заказаны мастеру, уже работавшему при дворе. Однако же интригующая загадка пока не разгадана. Остается надеяться, что будут обнаружены новые документы, которые помогут ее разгадать.

Инна КОСТИНА

Фото Игоря Наружного.

Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 22 (ноябрь 2004), стр.40