Многие из произведений народного искусства имеют богатую историю. Одни вещи связаны с теми или иными историческими событиями, другие — принадлежат известным деятелям отечественной культуры.
В отделе народного искусства Русского музея хранится несколько произведений, история которых заслуживает специального рассмотрения. Одно из них — сулея. Это медный сосуд значительных размеров,
внутренняя полость которого имеет два отделения: одно — для хранения посуды, другое — для напитка. На тулове — две фигурные ручки с сердцевидным основанием. Горлышко расширяющееся, с петлей. Украшение сулеи составляют гравированный растительный орнамент, «плетенка», крупные динамичные ложки (илл. 1).
Сулея является одной из разновидностей баклаги. Наряду с флягой, четвертиной и другими видами утвари она использовалась для переноски съестных припасов во время путешествий. В России сулеи известны давно. Н.И. Костомаров описывает сулеи как сосуды «для приноса питий», «с узким и продолговатым горлом и с цепью», которые «привешивались к поясу в дороге».
До сих пор считалось, что сулея, названная в инвентарных книгах музея флягой, была изготовлена в уральских мастерских в XVIII веке. Однако сегодня такая атрибуция вызывает сомнение. Материал, из которого изготовлена сулея, некоторые особенности конструкции произведения, а также характер орнамента заставляют отказаться от атрибуции сулеи Уралу. Не исключено, что она была создана северорусским мастером во второй половине XVIII— XIX веке.
Однако среди образцов медной утвари Русского севера прямые аналогии сулее найти не удалось. Думается, что это не случайно. Вероятно, она была переделана из какого- либо другого изделия, например, из кумгана или формы для печенья. Горлышко и ручки сосуда отличаются по цвету от уже окислившейся меди тулова.
Необычные формы произведения, возможное изменение функций на одном из этапов его «биографии», а также удовлетворительная сохранность заставили обратить на него особое внимание. Сулея поступила в Русский музей в 1938 году из Государственного Эрмитажа. Известно, что ранее она находилась в музее Центрального училища технического рисования барона А.Л. Штиглица (далее — ЦУТР). Вероятно, в Эрмитаж произведение поступило из училища в 1920-е годы, когда музей стал первым’филиалом Эрмитажа. Согласно архивным материалам, хранящимся в Эрмитаже, сулея была приобретена для ЦУТР в 1916 году. Оказалось, что ранее этот «медный русский набивной сосуд» являлся собственностью известного русского художника Константина Егоровича Маковского.
Собирательство было семейным увлечением семьи Маковских. Егор Иванович Маковский был владельцем значительной коллекции русской живописи и западноевропейской гравюры. Он стал одним из основателей Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Его сын,
Константин Егорович Маковский, начал формирование личной коллекции в 1860-е годы. Со временем его собрание стало одним из самых крупных и известных в России, дом художника современники называли музеем. Константин Егорович, по словам его сына Сергея Маковского, «покупал... со вкусом знатока, но без особого разбора — и нужное, и ненужное, и то, что могло пригодиться как аксессуар для исторической картины, и то, что просто «понравилось» своим изяществом, своеобразием или вычурой и что
можно было куда-нибудь пристроить в жилых комнатах и мастерских». «Он собирал отечественную старину по преимуществу: сарафаны, душегрейки, шушуны, кокошники и кички.., настольную утварь из кости, меди, дутого и литого серебра» и многое другое. К.Е. Маковский был одним из первых собирателей произведений народного искусства. По словам того же Сергея Маковского, его отец ежедневно ходил «по антикварам в поисках древностей русских и нерусских, на толкучке Александровского и Апраксина рынков».
После трагической смерти художника его вдова Марина Алексеевна Маковская—Матавтина (1869—1919)
устроила аукцион, на котором продала произведения из коллекции мужа (всего 1100 наименований). Петербургские музеи (Русский музей, музей ЦУТР, Эрмитаж) при этом получили право приобретения вещей до аукциона. Вероятнее всего, сулея была приобретена именно с аукциона, хотя в его каталоге наличие этого произведения трудно определить среди множества упоминаемых медных предметов. Дата поступления вещи в музей ЦУТР — 1916 год — говорит о том, что сулея была приобретена уже после смерти К.Е. Маковского, год проведения аукциона и дата
поступления вещи в училище совпадают.
К.Е. Маковский приобретал произведения не только для эстетического оформления дома, но и для использования их в качестве аксессуаров в своих полотнах. Рассматриваемая сулея встречается на картине «Минин на площади Нижнего Новгорода, призывающий народ к пожертвованиям» (1890-е гг., илл. 2). Произведение находится в окружении разнохарактерных предметов: гжельского глиняного кумгана, северорусского костяного сундучка, западноевропейского серебряного кубка XVI—XVII веков, различных тканей, иконы и прочего (илл. 3). В соответствии с сюжетом полотно переполнено художественными произведениями. Предметы из глины, кости, металла, дерева, выполненные в восточно- и западноевропейских странах, Маковский поместил рядом друг с другом. Художника не смущало их разновременное происхождение. Е.В. Нестерова в своей книге «Константин Егорович Маковский» (СПб., 2003, с. 87) пишет, что живописца «...никогда особенно не привлекала археологическая достоверность, его интересовало не историческое бытование антикварных предметов, а их поэзия». Вещи изображены с соблюдением мельчайших деталей, в чем нашла свое отражение любовь художника к старинному русскому быту.
Во время своей работы над полотном К.Е. Маковский близко общался с Андреем Осиповичем Карелиным (1837— 1906) — известным нижегородским художником, фотографом, коллекционером. Е.В. Нестерова уточняет, что художник использовал как аксессуары при создании картины произведения из коллекции Карелина. До 1890-х годов, т. е. до времени создания полотна, сулея в произведениях художника не встречается. П.И. Щукин пишет в своих воспоминаниях, что в Нижнем Новгороде он познакомился с фотографом — художником Андреем Осиповичем Карелиным, у которого покупали «старинные русские вещи» художники Василий Васильевич Верещагин и Константин Егорович Маковский. Известно, что в коллекции фотографа были дорожные фляги (деревянные). Вероятно, одним из источников, откуда могла поступить сулея в собрание К.Е. Маковского, может быть коллекция нижегородского фотографа. Об источниках приобретения самим А.О. Карелиным вещей для своей коллекции сегодня известно мало.
Сулея встречается не только на рассмотренном полотне. На картине «Игра в жмурки» (1890-е гг., частная коллекция) она видна за спиной главных действующих лиц, на столе рядом с металлической посудой. Художник, явно любуясь блестящей рельефной поверхностью сулеи, изобразил ее с максимальным приближением к натуре. Эта вещь, как и многие другие (например, гжельский кумган и северорусский ларец), переходила с одного исторического полотна К.Е. Маковского на другое. Художника, как уже указывалось, не интересовало действительное предназначение вещи и соответствие времени ее создания эпохе, изображенной на полотне. Поэтому сулея находится среди столовой посуды XVI—XVII столетия. Она придала живописность сценке из древнерусского быта.
Связаны с именем К.Е. Маковского и три медных уральских произведения, ранее находившиеся в музее Центрального училища технического рисования барона А.Л. Штиглица. В настоящее время они также хранятся в отделе народного искусства Русского музея. Среди документов архива Эрмитажа есть указания на то, что в 1913 году в музей училища «много старинных русских вещей на две тысячи рублей» продала Екатерина Павловна Султанова — известная писательница и переводчица. В длинном списке произведений упомянуты медные кофейник и два кумгана (илл. 4—6). Время происхождения всех трех вещей ограничивается XVIII веком.
Вещи*имеют хорошую сохранность. Это произведения высокого художественного уровня. Причем они представляют собой типичные образцы демидовской продукции. Форма изделий вполне характерна для продукции этих мастерских. Кумганы имеют грушевидное тулово, поставленное на поддон. Крышка прикреплена к ручке, имеющей изогнутые очертания. Орнамент состоит из переплетающихся растительных завитков, рокайлей, розеток, «пирамидок» и прочего. Надо отметить, что, хотя общее орнаментальное убранство кумганов типично для демидовских мастерских, конкретные его проявления на этих двух сосудах отличаются друг от друга. Если на одном заметно знакомство медника с искусством рукописной книги, то орнамент второго имеет типично барочные элементы, характерные для культуры XVIII столетия. Этот же типично барочный орнамент покрывает и кофейник. Остается добавить, что при всей типичности его формы ручка была позднее заменена. Ручка подобных демидовских кофейников имела другие очертания. Они часто приближались к изображению хвоста морского животного.
Девичья фамилия Е.П. Султановой — Леткова, она приходилась родной сестрой второй жене К.Е. Маковского — Юлии Павловне. Муж Е.П. Султановой, архитектор Николай Владимирович Султанов, тесно общался с художником К.Е. Маковским. Их связывали не только родственные отношения, но и глубокий интерес к древнерусскому искусству. Как пишет Султанов в своем дневнике, хранящемся в отделе рукописей Российской национальной библиотеки, он занимался оформлением в «русском стиле» одного из помещений в квартире художника.
Они оказывали значительное воздействие на творчество друг друга. Ю.Р. Савельев в своей монографии, посвященной жизни и творчеству Н.В. Султанова («Николай Султанов». СПб., 2003, с. 24), пишет: «Нельзя не обратить внимание на близость стиля знаменитого «боярского» цикла живописца и архитектурных произведений, особенно интерьеров зодчего. В эти годы Н.В. Султанов принимает живое участие в творчестве художника... (К.Е. Маковского. — Г.П.)».
В отличие от К.Е. Маковского, Султанов не был страстным собирателем. Его жена уже после революции начала коллекционировать произведения И.Е. Репина и графику художников объединения «Мир искусства».
В книге Ю.Р. Савельева упоминается, что в рабочем кабинете архитектора находилась «большая коллекция древнерусских крестов и предметов церковного быта, коллекция крестьянских головных уборов». На странице 33 указанного труда автор уточняет, что коллекция досталась архитектору, возможно, от К.Е. Маковского после развода того с Ю.П. Летковой.
Думается, Константин Маковский не случайно мог передать медные произведения Н.В. Султанову. Последний, наряду с реставрацией памятников древнерусского зодчества и проектированием церквей в «русском стиле», создавал также образцы церковной утвари для интерьеров своих построек. По его рисунку была изготовлена братина, которая предназначалась для пожалования императором кают- компании броненосца «Синоп». Вероятно, Н.В. Султанов, как и К.Е. Маковский, использовал уральские медные произведения в своей творческой деятельности.
Следует уточнить, что архитектор мог получить медные произведения не от К.Е. Маковского, а непосредственно от уже упоминавшегося Андрея Осиповича Карелина. Н.В. Султанов был приглашен в 1895 году для реставрации Дмитриевской башни Нижегородского кремля, в которой позднее был открыт Нижегородский городской художественный и исторический музей. Архитектор длительное время общался с ДО. Карелиным как с одним из создателей музея. Он видел собранные фотографом произведения народного искусства. 6 августа 1895 года Султанов записал в своем дневнике: «Осматривал коллекцию древностей Карелина: очень хороша, особенно материи».
Таким образом, согласно предложенной версии, история бытования рассмотренных произведений выглядит приблизительно следующим образом: собрание А.О. Карелина — (? — до 1890-х гг.; предположительно), собрание К.Е. Маковского или Н.В. Султанова (с 1890-х до 1916 г. и 1913 г. соответственно), Училище барона А.Л. Штиглица (с 1916 г. и 1913 г. до 1920-х гг.), Государственный Эрмитаж (с 1920-х гг. до 1938 г.), Русский музей (с 1938 г. до настоящего времени).
Дальнейшая работа в этом направлении, включающая в себя выявление новых документов, в том числе фотоматериалов, может внести некоторые уточнения и изменения в обстоятельства перехода вещей из одного собрания в другое.
Глеб ПУДОВ
Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 76 (май 2010), стр.66