Сергей Судейкин: О театр — ты мир!

 Имя Сергея Судейкина — одного uз блестящих представителей символистской «Голубой розы» и «Мира искусства», талантливого декоратора и театрального художника, работавшего с И.Мамонтовым, В Мейерхольдом, С Дягилевым, сегодня по справедливости занимает почетное место в череде творцов, составивших славу российского «Серебряного века».

Его художественный стиль, предельно театрализованный, декоративный, яркий, узнаваем с первого взгляда и в свое время имел немало последователей.

Втв орчестве этого мастера можно проследить не- сколько этапов, когда его мировоззрение, манера письма, видение художественных образов и отношение к собственному творчеству радикально менялись.

Аллегоричный сентиментализм первых работ уступил место лубочному, озорному, «ироническому символизму», затем наступила эпоха футуризма... А под конец жизни художник, по воле судьбы оказавшийся за океаном, становится певцом джазовых ритмов, бытописателем американской богемы, неоклассицистом, оставаясь при этом «подчеркнуто русским художником», как некогда охарактеризовал его Алексей Толстой.

Сергей Юрьевич Судейкин родился в Петербурге 7 (19) марта 1882 года в семье жандармского полковника Г.П.Судейкина, убитого через год народовольцами. Пятнадцатилетним юношей он поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Его преподавателями были В.Серов, К. Коровин, П.Трубецкой, а соучениками — П.Куз- нецов, А.Арапов, М.Сарьян, Н.Крымов. Столь представительная компания предполагала интереснейшие годы обучения, взаи- мообогащение таких разносторонних личностей, творческое переосмысление советов великих учителей. Однако в 1902 году Су- дейкина на один год отчисляют за показ на студенческой выставке работ «непристойного содержания», принадлежавших «отрицательным направлениям» в искусстве. В этом неожиданном поступке примерного, благообразного пай-мальчика впервые проявились страсть к эпатажу и заявка на неприятие воцарившихся канонов, протестное стремление к поиску новых форм

В 1909 году Судейкин поступил в Петербургскую Академию художеств, где учился в мастерской ДКардовского (до 1911 года). Был среди организаторов выставки «Голубая роза» (1907), а также одним из членов-учредителей возрожденного «Мира искусства» (1910). Его графику печатали журналы «Весы», «Аполлон», «Сатирикон» и «Новый Сатирикон».

Но главным делом жизни художника, определившим весь его творческий путь, стал театр. СМамонтов первым привлек Судейкина к оформлению оперных спектаклей в московском театре «Эрмитаж», тем самым открыв миру одного из самобытнейших театральных художников.

В 1905 году Судейкин вместе с Н.Сапуновым оформили для московского Театра-студии на Поварской спектакль «Смерть Тентажиля» (в постановке В.Мейерхольда). В 1909 году в Петербурге в Новом драматическом театре Ф.Комиссаржевского он создал декорации к пьесе Б.Шоу «Цезарь и Клеопатра». В петербургском Малом драматическом театре в 1911 году оформлял балетные спектакли и комическую пьесу М.Кузьмина «Забава дев». В 1913 году Судейкин участвовал в «Русских сезонах» в Париже. Он выступает как художник-диктатор, фантаст и воздыхатель. «Его декорации напоминают феерические ковры, где актерам отведена очень скромная роль: быть общим пятном в общей, перемещающейся с места на место, цветовой гамме», — охарактеризовал его творческую манеру В.Соловь- ев в журнале «Аполлон» за 1917 год.

В 1910-х годах Судейкин становится одной из очень заметных фигур петербургской литературно-художественной жизни. Он помогает ВМейерхольду в организации Дома интермедий (1910—1911), в 1911 году расписывает стены театра-кабаре «Бродячая собака», в 1915-м создает декоративные панно для «Привала комедиантов». Тесные отношения складываются у него с поэтом М.Кузьминым.

Художник оформляет для своего друга книги стихов — «Куранты любви» (1910) и «Осенние озера» (1912).

В ту пору Судейкин, без сомнения, уже был одним из самых востребованных художников дореволюционной России. Его стиль, с откровенным использованием приемов русского лубка, народного примитива, фольклорных традиций, в общем-то, типичен для «голуборозовцев», но отличается особой, эстетской утонченностью и одновременно живописной напористостью. В 1907 году Сергей Судейкин обручился с молодой талантливой актрисой Ольгой Глебовой. По словам Анны Ахматовой, хорошо знавшей молодую чету, он боготворил свою жену и настойчиво «лепил» из нее истинное «произведение искусства», утонченное и вычурное, в духе стиля модерн. Он был ее визажистом, модельером, учителем.

Ольга с особым изяществом носила придуманные мужем откровенные туалеты — экстравагантные, словно созданные для театральных подмостков. Ее наряды производили в обществе фурор, о них долго говорили, их копировали. Один из них стал сенсацией на рождественском спектакле в кабаре «Бродячая собака» — Ольга тогда пришла в платье из белого и розового тюля, усеянном большими бабочками гранатового цвета, расшитыми мелким жемчугом. Судейкин привил жене тонкий художественный вкус, раскрыл ее талант, помог освоить мастерство живописца. Тяга к романтизму и к народному творчеству, богатство красок и наивность форм Глебовой-Судейкиной напоминают манеру письма ее учителя. Впрочем, любовь, проникнутая такой страстью, вспыхнула, как порох, и... согласно законам жанра, угасла. Супруги расстались, а Судейкин вскоре связал свою жизнь с Верой Боссэ — они оба ра

ботали в «Привале комедиантов» в Петрограде, а в мае 1917 года уехали в Крым.

1917 год — переломная веха в жизни России — стал роковым для литературно-художественной богемы. Гонимая переменами, непонятными, устрашающими тенденциями зарождающейся новой эпохи, утонченная и эстетствующая публика перебирается в Крым. Ненадолго Ялта становится эпицентром культурных событий. И Сергей Судейкин, как всегда, играет в этой жизни заметную партию. Достаточно упомянуть о «Первой выставке картин и скульптур Ассоциации объединенных художников», открывшейся в женской гимназии в Ялте в декабре 1917 года, на которой Судейкин был представлен четырьмя картинами, и о выставке «Искусство в Крыму», там же организованной Сергеем Маковским в конце октября 1918 года, которая оставила заметный след в истории русского модернизма.

Из Ялты Судейкин засобирался в Париж, через Константинополь, но его занесло (в полном смысле этого слова — корабль попал в шторм и причалил к другому порту) в Грузию. Щедрая, колоритная грузинская земля стала для него источником нового вдохновения, свежих идей, подхлестнутых осознанием неминуемого краха привычного безмятежного и богемного существования.

Тогдашний Тифлис, став пристанищем многих талантливых людей, олицетворял собой смесь европейской элегантности и азиатской экзотики. Общаясь с Крученых, Валишевским, Николаем Чернявским, Гудиашвили, Робакидзе, братьями Зданевичами и Игорем Терентьевым, Судейкин вошел в содружество «Голубые рога», которое устраивало эпатажные представления в кабачке «Химериони», знаменитом своими росписями на стенах демонических и эротических мотивов. Тогда же им был создан декоративный фриз в фойе домашнего театра Тумановых (Туманишвили), который по счастливой случайности полностью сохранился до наших дней.

Вся тяга к шутовству, гротеску, театральным импровизациям в полной мере проявилась в творчестве художника того периода.

Счастливый, несмотря на все трудности, плодотворный, радостный, заметно обогативший творческую палитру художника, тифлисский период оказался недолгим: Судейкин переехал в Баку, а затем эмигрировал во Францию.

О работе мастера в годы эмиграции широкой публике известно совсем немного. По понятным причинам, все художники, покинувшие Россию после 1917 года, официальным искусствоведением делились на два клана: либо забытые и отвергнутые, либо лишившиеся своего творческого «я».

Действительно к представителям русской творческой интеллигенции, эмигрировавшей в Европу, судьба часто была несправедлива. Многие, даже слишком многие, как состоявшиеся,

так и только подававшие надежды мастера, вынуждены были или отказаться от творчества и бороться за кусок хлеба другими способами, или изменить себе, подстроившись под вкусы европейской публики. Они попросту были никому не нужны. Но только не Судейкин — этот баловень судьбы не познал горького разочарования невостребованности и забвения.

В Париже он возвращается к Никите Балиеву и его кабаре «Летучая мышь». Жизнерадостный, волшебный колорит театральных работ художника вызывает у европейской публики восторг: в его картинах, декорациях и костюмах удивительным образом сочетаются мотивы рококо и лубка, наивность и мудрость, утонченная красота и нарочитая небрежность.

Судейкин с успехом оформляет спектакли самых разных трупп русских эмигрантов («Русская опера», театр «Аполло», балет «Спящая красавица» труппы А.Павловой) и французских театров.

Западные мастера начинают подражать его работам, делать декорации и костюмы к постановкам «в стиле Судейкин», расписывают офисы и частные дома, вдохновляясь образами, созданными художником 

В 1921 году он принял участие в грандиозном параде русского искусства, занявшем несколько залов Осеннего салона, а его полотно «Московские невесты» французское правительство приобрело для государственного музея — Люксембургского дворца.

«Судейкину омерзительна современность — асфальтовая улица со всей своей очевидной логикой, тусклые лица толпы, пыльные одежды. Его глаз пронизывает, как мираж, забытую Господом Богом прогорклую суету современности и по каким-то неуловимым знакам, неясным очертаниям творит яркую и радостную жизнь в одеждах прошлого. Вот первое сочетание двойственности: Судейкин весь в прошлом, но он весь живой, радостный, реальный. В нем нет ни капли сладкого яда меланхолии. Современность подсовывает ему асфальтового, прогорклого от скуки черта, и он пишет с него пышную, веселую девку в кокошнике и сарафане, и чувствуешь: она жива, она среди нас — нужна лишь творческая воля, чтобы, преодолев пыльную завесу современности, снова войти в росистый сад Господа Бога», — писал о нем в те годы Алексей Толстой.

А причудливая линия жизни вновь отправляет художника в дорогу. Вместе с труппой Н. Балиева он приехал на гастроли в США (1922) и обосновался в Нью-Йорке. На Мэдисон авеню в «Нью Гэллери» рядом с полотнами Пикассо, Матисса, Брака, Модильяни появляются и его картины. Но самобытное, ни на что не похожее искусство Судейкина не сразу находит признание за океаном. Вместе с тем и сам мастер не хочет на новой родине быть певцом чуждой ей русской культуры, не хочет преподносить ее как забавный сувенир, экзотическую безделицу. Живо интересуясь фольклорными, этническими мотивами американского континента, Судейкин открывает для себя афроамериканскую культуру, оказавшуюся очень созвучной его мироощущению, его яркому, откровенному, чистому стилю.

Так началась «негритянская» серия, успех которой был столь велик, что за американскими работами художника приезжали даже из Европы.

Темперамент джаза, знакомство с великим Дюком Эллингтоном, общение с музыкантами, яркие краски африканских одежд, проникновенные мотивы песен — все это дает мастеру новые импульсы для творчества. Черпая вдохновение в полнозвучной афроамериканской культуре, Судейкин становится и бытописателем американской богемы. Его серия «Американа» подарила миру немало ироничных — вполне в стиле мастера — жанровых сцен, написанных человеком, хорошо знающим изнанку этой среды. Здесь, в Америке, Судейкин, как всегда, — в самой гуще событий театральной жизни: он рисует декорации для постановок театра «Метрополитен-опера» (балеты ИСтравин- ского «Петрушка» (1925), «Соловей» (1926), оперы «Садко» Н.Римского-Корсакова (1930), «Летучий голландец» Р.Вагнера (1931) и другие), сотрудничает с труппами Л.Ф.Мясина, М.М.Фокина, Дж.Баланчина, плодотворно раз

вивая традиции «живописного театра» модерна. В Нью- Йорке он оформляет интерьеры ночного клуба «Кавказ», а в 1924 году — «Подвала падших ангелов», по заказу компании «Стенвейн» пишет декоративное панно «Весна священная» на темы балета Игоря Стравинского, а затем декоративные панно в русском стиле — «Петрушка» (1943), «Шехеразада» (1944). Создает декорации к кинофильму «Воскресение», снятому по роману ЛТолстого в Голливуде в 1934—1935 годах.

Сергей Судейкин удивительным образом совмещал в себе талант живописца, графика, монументалиста, театрального оформителя, декоратора, был, по образному выражению Алексея Толстого, «несравненным поэтом, насмешником, мистиком, могучим и яростным колористом». Во всех его работах — чудесный, полный поэзии, радости, юмора и мудрой иронии мир, который художник сумел создать в одну из самых разрушительных и жестоких эпох.

Кристина БЕРЕЗОВСКАЯ

Иллюстраиии предоставлены автором.