Фаберже Утраченный и вновь обретенный

Последние десятилетия XX века стали периодом возвращения из небытия уникальных произведений российского ювелира Карла Фаберже (1842 —1920), казавшихся безвозвратно утраченными. Происходило это порой при самых неожиданных обстоятельствах.

Как, в 1990 году во время реконструкции старинного дома на улице Солянка в Москве в перекрытиях между этажами обнаружили клад — роскошные бриллиантовые ювелирные украшения. Как удалось выяснить, они были спрятаны после революции В.С.Аверкиевым, одним из директоров Товарищества на паях «Карл Фаберже». Тринадцать изделий, выполненных в поздний период деятельности прославленного предприятия, поступили в собрание Музеев Московского Кремля и неоднократно экспонировались на различных выставках в России и за ее пределами.

Прошло всего четыре года, и кремлевскому музею удалось приобрести драгоценный цветок — хрупкий одуванчик на гибком золотом стебельке с нефритовыми листьями, вставленный в стаканчик из горного хрусталя, как будто заполненный водой. На тончайших серебряных тычинках укреплен натуральный цветочный пух, среди которого сверкают, подобно утренней росе, мелкие алмазы. «Одуванчик», помещенный в подлинный футляр фирмы Фаберже, многие десятилетия хранился на антресолях скромной квартирки на окраине Москвы, пока его владелица не решила, что семейная реликвия должна принадлежать национальной сокровищнице России.

Начало XXI столетия ознаменовалось обретением еще одного произведения Фаберже, которое пытались найти на протяжении многих лет, последовавших за коллапсом знаменитой фирмы. В 2001 году хранящиеся в фондах Минералогического музея имени А.Е.Ферсмана разрозненные детали из белого кварца, синего хрусталя и алмазов были идентифицированы как части незаконченного императорского пасхального яйца 1917 года. В 1925 году их передал в музей сын Карла Фаберже и равноправный с ним распорядитель фирмы Агафон Карлович, лично знавший академика А. Е.Ферсмана. Яйцо, которое начали создавать в тяжелое военное время и не успели завершить в срок, стало последним звеном в блистательном ряду пасхальных шедевров Фаберже — своеобразной драгоценной летописи исчезнувшей Империи.

В новом свете в последние десятилетия предстало и творчество художников фирмы К. Фаберже, чему способствовали находки проектов и рисунков продукции знаменитого предприятия на Западе и в России. Сначала английский специалист Кеннет Сноуман обнародовал страницы из дизайнерских книг петербургской мастерской А.Хольмстрема, выпускавшей, в основном, ювелирные украшения. А через несколько лет в Нью-Йорке, при поддержке известного антикварного дома «А La Vieille Russie», был опубликован альбом рисунков ведущей мастерской фирмы Фаберже, которую возглавлял Генрик Вигстрем, и устроена уникальная выставка его ттоизведений. Выходец из Финляндии, ученик Михаила ГГерхина, Генрик Вигстрем был создателем эксклюзивных ювелирных изделий — пасхальных яиц, камнерезных изделий в драгоценных оправах, роскошных безде-гтпек, дорогой галантереи и так называемых «objets d’art» — грациозных произведений искусства для российских императоров, европейских монархов, правителей Сиама и представителей мировой элиты. После Октябрьской революции 1917 года мастер уехал в родную Финляндию, а забытый надолго альбом случайно обнаружили при уборке в книжном шкафу бывших соседей м друзей Вигстрема. Открытия в области ювелирного _::зайна фирмы Фаберже случались и в нашей стране. Более десяти лет назад наследники художника С.Н.Андрианова, трудившегося в московском отделении фирмы Фаберже с 1909 года, передали в собрание Музеев Московского Кремля несколько акварельных листов и внушительный альбом его эскизов: колье, кулонов, диадем, колец, браслетов, дамских сумочек золотого плетения, лорнетов и вееров. Это был уникальный случай в российской практике, и потому обнаружение в 2002 году в Москве еще одного большого комплекса дизайнерских разработок фирмы Фаберже можно считать настоящим чудом, подлинным событием, важным для всех, кто интересуется творчеством великого мастера и русскими ювелирными дизайн-проектами рубежа XIX и XX столетий. Выставка, открывшаяся 26 ноября 2003 года в Школе акварели Сергея Андрияки, дает редкую возможность ознакомиться с этими рисунками, находящимися ныне в частном московском собрании, а также с целым рядом великолепных произведений фирмы из экспозиции и фондов Минералогического музея им. А.Е.Ферсмана, антикварных галерей и частных коллекций. Этот уникальный проект был осуществлен при поддержке Комитета по культуре г. Москвы, Русской гильдии антикваров.

«Одобрена Карлом Густавовичем...»

Вновь открытое собрание насчитывает 202 листа и включает, в основном, проекты крупных предметов из серебра — сервизов, призовых кубков, подарочных ковшей, братин и чаш, оправ для хрустальной утвари, туалетных приборов и письменных настольных принадлежностей. И в этом — его главное отличие от альбомов Хольмстрема, Вигстрема и Андрианова с изображениями ювелирных украшений и небольших изящных произведений из золота, платины, драгоценных и поделочных камней. Комплекс типологически близок известному собранию рисунков фирмы Фаберже, поступившему в Государственный Эрмитаж в 1922 году из Музейного фонда. Он тоже состоит из дизайнерских разработок подарочной утвари в «оригинальном русском стиле», парадного столового серебра и туалетных принадлежностей. Правда, по мнению специалистов, это — главным образом, «неосуществленные эскизы-проекты» репрезентативных предметов, заказчиками которых были Двор и Кабинет Его Императорского Величества.

Своеобразие выставленных в Школе Андрияки рисунков в том, что они должны были быть воплощены как в Санкт-Петербурге, так и в московском филиале фирмы Фаберже; изделия предназначались для довольно широкого круга покупателей, в том числе и за рубежом. На эскизе полихромной братины в русском стиле стоит печать — «Въ Англию»; на рисунке высокой декоративной стопы с рельефными фигурами богатырей и цветными кабошонами проставлена цена в английских фунтах — «Price about L 47». На шести листах можно видеть печать «К. Фаберже. СПБ» (Санкт-Петербург. — Т.М.). под государственным гербом с датами от 1907 до 1912 года. Штамп «К. Фаберже Москва» на русском и на французском языках сохранился на двух эскизах, и на одном листе стоит печать «К. Фаберже» без указания филиала.

К сожалению, на большинстве листов места, где были проставлены печати фирмы, варварски оторваны или отрезаны. В этом сказалось культивировавшееся в советское время отношение к наследию придворного ювелира русских царей, а также к гербу Империи, который зачастую сбивали и на серебряных изделиях. На одном листе видны только остатки двуглавого орла, право помещать изображение которого на вывесках магазинов и на продукции имели Поставщики Высочайшего Двора. К счастью, на нескольких эскизах сохранились инициалы «КФ», вероятно, — подпись руководителя фирмы. Когда читаешь надписи на этих рисунках, то будто становишься невольным свидетелем обсуждений проектов, текущих событий и планов фирмы. На рисунке роскошной ложчатой эмалевой братины начертано, что она «одобрена Карл. Густ» (Карлом Густавовичем. — Т.М.). пожелавшим «прибавить къ ней Ковшъ» и «поставить чистые камни». Другая братина (с чеканкой репу с се} была изображена с ковшом-черпаком, но потом, по-видимому, планы изменились, и ее решили «сделать такой одну... безъ ковша». Другую братину (в эскизном варианте — из гладкого свинцового стекла в серебряной оправе) постановили выполнить целиком из драгоценного металла. «Все серебро, безъ хрусталя» — таков комментарий на этом эскизе с подписью «КФ». На некоторых листах проставлена проба металла, из которого надлежало выполнить предметы. Так, ковш с темной эмалью по венцу нужно было сделать из серебра «91» пробы, как и декоративную стопу с барельефной чеканкой и цветными камнями. На эскизе двух чеканных братин стоит проба «88», наиболее характерная и часто встречающаяся на изделиях фирмы К. Фаберже. В прейскуранте изделий московской фабрики Фаберже за 1893 год заявлено: «Все серебряные изделия нашей фирмы, исключая столового серебра, делаются 88 пробы, хотя продаются по ценам серебра 84 пробы».

Рассматриваемое нами собрание рисунков дает представление и о ценах на продукцию фирмы. Некоторые из них весьма умеренны. Стоимость небольшой кружки из двухцветного стекла в довольно простой серебряной оправе — 35 рублей, что вполне соотносимо с ценами серебряных стаканов и подстаканников в прейскуранте фирмы за 1899 год: от 8 рублей — за абсолютно гладкий стакан матового серебра до 49 рублей — за подстаканник из оксидированного серебра «ажурной работы». Другие суммы, наоборот, впечатляют. На эскизе парадной утвари в русском стиле — братины с чаркой, украшенной полихромными эмалями, — проставлена цена в 1 300 рублей. Почти столько же — 1 440 рублей — стоила братина с подносом и восемью чарками «из золоченого серебра с роскошной эмалевой отделкой, с цветными камнями», помещенная на страницах московского прейскуранта 1899 года. Так что, надо заметить, репрезентативные изделия, выдержанные в духе национального романтизма, были довольно дороги. Они зачастую выполняли роль представительских даров главам иностранных держав. В сохранившемся комплексе наряду с рисунками есть три фотографии, на одной из которых запечатлена братина с фигурой витязя. Практически такая же братина стоимостью в 2 000 рублей была в 1910 году подарена императором Николаем II китайскому богдыхану. На некоторых страницах проставлены особые коды, например, на эскизе чайно-кофейного прибора — «ауу», на рисунке вазы для фруктов — «зуу», на проекте грандиозного сюрту-де-табля стоимостью в 8 000 рублей — «бууу» (или «dyyy»). Возможно, они обозначают себестоимость изделий. Интересны запечатленные на листах рассуждения сотрудников фирмы относительно функционального использования предметов, например, подсвечников с двумя профитками. «Может быть, можно будет сделать ихъ разборными, т.е. которые для дороги развинчиваются», — гласит надпись на проекте. В кратких комментариях к некоторым рисункам отражены сроки создания и реализации продукции. Проект вазы для фруктов из хрусталя и серебра с № 32126 (возможно, инвентарным, который наносился на изделия и записывался в учетные книги фирмы) и приличной ценой в 1 700 рублей снабжен пометкой: «уже продана». Таким образом, это уникальное собрание рисунков — свое образный дневник фирмы К. Фаберже и самое крупное сегодня документальное свидетельство работы московского филиала предприятия в период с 1890-х годов (практически, с самого основания производства) до второго десятилетия XX века.

«А все Кузнецкий мост, и вечные французы...»

Несмотря на то, что штамп «К. Фаберже Москва» на русском и на французском языках стоит только на двух эскизах, нам все же представляется, что большая часть этих рисунков была воплощена в филиале фирмы, который находился в Первопрестольной. Об этом свидетельствует целый ряд хранящихся в государственных и частных собраниях аналогичных произведений с клеймом отделения, а также фотографии готовой продукции московской фабрики в прейскурантах 1893 и 1899 годов.

Филиал в Москве был основан в 1887 году Петером Карлом Фаберже при участии его компаньона, подданного Великобритании Аллана Бо, который долгое время заведовал московскими магазином и фабрикой. Сам Карл Фаберже постоянно проживал в Санкт-Петербурге, поэтому Аллан Бо распоряжался всеми без исключения делами. Он вел бухгалтерию, принимал и увольнял рабочих и служащих, покупал материалы, занимался страхованием имущества, наймом помещений и заключением договоров. Бо находился у руководства московской фирмой до 1906 года, когда на посту управляющего его сменил Отто Ярке. Впоследствии к руководству филиалом подключился сын владельца — Александр Фаберже, художник, геммолог и знаток искусства. В 1912 году потомственный почетный гражданин Александр Петрович (Карлович) Фаберже и личный дворянин Отто (Фриц) Ярке хлопотали об открытии в Москве торгового дома в образе полного товарищества «Александр Фаберже», но из-за смерти Ярке этот договор был уничтожен, и московское отделение по-прежнему продолжало носить имя «Карл Фаберже».

Магазин фирмы и студия художников, создававших проекты изделий, располагались в доме № 4 на Кузнецком мосту — излюбленном месте элегантной и состоятельной публики. Улица по праву снискала славу «бриллиантовой»: роскошные, сиявшие драгоценными камнями, серебром и золотом витрины были здесь повсюду, являя вечный и разорительный соблазн. Вывески ювелирных и часовых магазинов пестрели громкими именами Поставщиков Высочайшего Двора: Ивана Хлебникова, Павла Овчинникова, ювелиров семьи Болин, Павла Буре. В пассаже Солодовникова продавал свои изделия Маттей Ломбардо, в здании Купеческого общества — Федор Лорие и, наконец, в доме № 9 было открыто отделение знаменитой французской фирмы Фредерика Бушерона. Но самым роскошным, безусловно, был магазин Фаберже, занимавший здание на углу Кузнецкого и Неглинной, где продавались изысканные предметы, «в которых высокая художественность была соединена с тщательной и добросовестной работой».

Ко времени открытия филиала в 1887 году в древней столице давно и прочно обосновались ювелирные фирмы Овчинникова, Хлебникова, Немирова-Колодкина, семьи Болин и другие, тем не менее Фаберже сумел найти путь к сердцу московских покупателей из самых разных социальных слоев. Успех предприятия во многом объяснялся тем, что сотрудники фирмы учитывали как потребности высших классов общества, так и интересы среднего сословия, а потому заботились не только «об удовлетворении роскошными и дорогими предметами самого утонченного вкуса», но и об изготовлении доступных по цене изделий для людей небогатых. Завсегдатаи московского магазина всегда могли найти то, что им было по душе и по карману: от умопомрачительной бриллиантовой ривьеры из крупных камней ровного блеска и замечательно чистой воды до скромной брошки из полированной золотой проволоки ценой в три рубля с полтиной. Фирма Фаберже гарантировала, что назначенные ею цены — самые умеренные и всегда соответствуют затраченному на изготовление вещи труду и качеству материалов, имевших «первоклассное достоинство». Это было одним из трех главных правил, неустанно соблюдаемых фирмой на протяжении всей ее многолетней деятельности. Они обнародованы в прейскурантах — каталогах с иллюстрациями различных предметов торговли и приблизительными ценами. Появление первого прейскуранта в 1893 году объяснялось стремлением отвечать запросам и провинциальной публики, желавшей приобрести изделия Фаберже. Эти уникальные каталоги демонстрируют, насколько велик был выбор всякого рода вещей из золота и серебра, и это несмотря на то, что в нем не были помещены «лучшие фасоны», чтобы конкуренты не могли использовать их для изготовления подделок.

Покупатель, приходивший в магазин Фаберже, был уверен, что ему предложат исключительно новые образцы, так как выпуск продукции «самых новейших фасонов» был вторым главным правилом деятельности предприятия. В московском филиале трудились талантливые художники-композиторы (дизайнеры), выпускники императорского Строгановского училища и Центрального училища технического рисования барона Штиглица. Среди них были: уже упомянутый С.Н.Андрианов, И.И.Либерг — главный художник серебряного отделения московской фабрики, Е. И. Шишкина-Голиневич, Н.А.Клодт фон Юргенсбург — большой знаток орнаментики и его брат К.А. Клодт, работавший скульптором на московской серебряной фабрике фирмы, М.П.Иванов — постоянный художник-композитор московского отделения в 1890—1905 годах. Московская фабрика выпускала не только так называемый массовый товар, но и исполняла специальные заказы богатой московской финансовой и промышленной знати (самой благодарной и кредитоспособной клиентуры), известных музыкантов, актеров и высочайших особ, например, великой княгини Елизаветы Федоровны, вдовы московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича, балерины Екатерины Гельцер и других. В магазине служил специальный приказчик, которому заказчики могли подробно объяснить, какое изделие они хотели бы получить. Оговаривались цена, предполагаемые материалы и дизайн: покупатель мог выбрать из нескольких рисунков понравившийся ему эскиз и обсудить его с художниками фирмы.

Интересно, что предметы устаревшие, вышедшие из моды, долго не залеживались в магазине на Кузнецком мосту. Все эти вещи собирали и раз в году переплавляли. Недоброкачественным товарам тоже не было места на зеркальных витринах и прилавках, так как «любой предмет, будь его стоимость не выше одного рубля, изготовлялся фирмой с должной тщательностью и прочностью». Неудивительно, что магазин «Карл Фаберже» стал одним из самых посещаемых в древней столице, а продукция московского филиала завоевала широкое признание в России и далеко за ее пределами.

Московская фабрика Фаберже в Большом Кисельном переулке, заработавшая в полную силу около 1890 года, на рубеже веков стала самым большим ювелирным -чоеждением империи. На ней трудилось около трехсот рабочих, в то время как в Петербурге — примерно сто мастеров различных специальностей. Сам Карл Фаберже отмечал, что лучшие специалисты были сосредоточены в Петербурге, где исполнялись наиболее сложные и престижные заказы высочайших особ, часто лично посещавших магазин фирмы на Большой Морской улице. Там же был более строгий художественный надзор. И все же основной доход фирме приносила московская фабрика, где выпускали большое количество товара, доступного довольно широкому кругу покупателей. На предприятии было четыре отдела: ювелирный, серебряный, механический и гранитный. По мнению главного листера фирмы К. Фаберже Франца Петровича Бирбаума, серебряное производство московской фабрики заслуживало «особого внимания как по художественным достоинствам, так и по образцовой постановке производства». В своих мемуарах он свидетельствовал, что в древней столице серебряное дело Фаберже «было много обширнее и лучше поставлено», чем в Санкт-Петербурге, а после 1900 года все крупные работы из этого металла исполнялись московской фабрикой.

Сравнивать эскизы произведений и фотографии аналогичных готовых предметов торговли, «снятых с натуры» и воспроизведенных на страницах прейскурантов, — довольно захватывающее занятие. Еще интереснее находить сохранившиеся до наших дней изделия, выполненные по этим рисункам. Так, в прейскуранте 1893 года на странице 30 под № 69 помещена фотография Графина для вина «из граненого хрусталя, с оксидированной чеканной отделкой» в стиле неорококо. Он сделан без малейших отступлений от проекта, причем совпадает даже рисунок алмазной грани. Чрезвычайно близок эскизу изображенный на той же странице прейскуранта под №71 графин для вина, с рубчатыми фризами на оправе горла и рифленой ручкой выразительного силуэта (разница с рисунком прослеживается лишь в небольших деталях). Целый ряд изделий, аналогичных эскизам, можно видеть в прейскуранте 1899 года. Это крупный хрустальный кувшин для пива, воды, молока или кваса, украшенный серебряными листьями кувшинок. В готовом виде кувшин лишился изображенного в дизайн-проекте тонкого серебряного обода, охватывающего нижнюю часть тулова. База для фруктов с хрустальной чашей и постаментом в виде серебряной фигуры дельфина, помещенная в этом же прейскуранте, находит аналогии сразу в трех рисунках. Мотив дельфина — царя водного мира — был чрезвычайно популярен в то время и часто использовался для украшения серебряных ваз, настольных ламп, солонок, пепельниц и других предметов. На проекте вазы с дельфином стоит цена — 250 рублей и точно такая же сумма заявлена в прейскуранте 1899 года, несмотря на то что проект и изделие не идентичны. Многие вполне утилитарные предметы из прейскурантов 1893 и 1899 годов украшены литыми дельфинами, амурами и нимфами. Составители прейскурантов всегда особо подчеркивали наличие в предметах подобных круглых серебряных деталей — «чеканных фигур художественной работы». Среди эскизов довольно много изображений великолепных работ с изящными скульптурными деталями. Уникальный образец — находящаяся в частной коллекции ваза для конфет и варенья с литой фигурой путто, играющего на свирели, похожая на один из проектов и полностью идентичная фотографии из прейскуранта 1899 года.

Примечания к некоторым эскизам и краткие описания предметов торговли в прейскурантах иногда содержат сведения о материалах, технике исполнения и художественном стиле вещей. Так, ваза для фруктов с чеканной ножкой из рокайльных завитков и цветочных гирлянд сделана, судя по надписи на рисунке, «в стиле Людовика XV» (так определяли неорококо, очередная волна увлечения которым пришлась на 1880—1890-е годы). Оба прейскуранта московской фабрики 1890-х годов тоже демонстрируют преобладание стиля «3-го рококо» в декоре разнообразных серебряных изделий — от серебряных ажурных оправ на кожаных бюварах до огромных зеркал «роскошной чеканной работы». Наконец, о популярности пышного стиля «осьмнадцатого столетия» свидетельствуют дошедшие до нас произведения Фаберже — еще одно подтверждение того, что некоторые эскизы из этой коллекции были воплощены в жизнь. В собрании Музеев Московского Кремля хранится рокайльный серебряный постамент для вазы, выполненный на московской фабрике в период с 1899 до 1908 года, аналогии которому мы видим в двух проектах из этого собрания.

Сравнение эскизов, фотографий в прейскурантах и сохранившихся изделий позволяет более или менее точно датировать рисунки, большая часть которых, по нашему мнению, относится к раннему периоду работы московской фабрики, до 1900 года. Кроме того, внимательное изучение этого крупного комплекса проектов позволяет сделать вывод о преобладании тех или иных видов предметов в московском серебряном производстве. Больше всего (75 вариантов!) — рисунков графинов и кувшинов. В прейскурантах они тоже в большинстве. Затем следуют вазы для фруктов и цветов разнообразных форм (приземистые, вытянутые по горизонтали и на высокой вертикальной ножке), чайники и чайно-кофейные наборы.

Целый ряд рисунков выполнен в сдержанном неоклассическом стиле, пришедшем на смену прихотливому рококо. Московская фабрика Фаберже выпускала множество предметов в стиле Людовика XVI, которые ценили за чистоту форм, строгость линий, деликатность декора. В начале XX века все реже создавали причудливые тяжелые постаменты с литыми фигурами резвящихся амуров, юных нимф, плывущих среди бурлящих морских волн дельфинов. Полированные или матовые поверхности серебра стали украшать повторяющимися элементами антикизированного декора — пальметками, листьями аканта, провисающими гирляндами и жемчужником. Дизайнеры фирмы часто интерпретировали декоративные мотивы французских художников Персье и Фонтена. В таком же стиле оформлен рисунок кольца для салфетки и стаканчика, подобного кружке из собрания музеев Московского Кремля, выполненного в «духе Персье и Фонтена».

Глядя на различные изделия московской фабрики, а также изысканные проекты художников-композиторов, еще раз убеждаешься в умозрительности рассуждений о разности манер петербургских мастерских фирмы Фаберже с их постоянной оглядкой на высокие, классические стили и московского филиала, якобы ориентированного на другой, в основном, буржуазный и купеческий вкус. Безусловно, существовали определенные отличия между этими двумя ювелирными школами, но продукция московской фабрики Фаберже, была рассчитана и на петербургскую, и на лондонскую клиентуру, а кроме всего прочего, создавалась большей частью под руководством петербуржцев и по их дизайну.

Немало рисунков выполнено в неорусском стиле начала XX века. На проектах чаши с эмалью 1907 года, -ратины с ковшом-черпаком 1912 года и колоссальной братины с эмалью на ножках-шариках 1911 года стоит печать «К. Фаберже. Спб». Чрезвычайно интересен рисунок братины с надписью «Царя Алексея Михайловича», которую решили сделать «чеканной, без эмали». Образцом для художника фирмы Фаберже послужила роскошная золотая, с драгоценными камнями чаша 1653 года, подаренная Алексею Михайловичу патриархом Никоном, хранящаяся в собрании Оружейной палаты Московского Кремля. Но, как видно, сотрудники эирмы не стали создавать ее точную копию, а задумали видоизменить древний прототип. Фаберже тем и славился, что никогда рабски и слепо не копировал, а, отталкиваясь от старинных форм и декоров, творил новые, оригинальные сочетания. В начале XX столетия во главе угла был свободный, неимитационный подход к моделям и образцам из прежних блестящих эпох прикладных искусств.

Художники и мастера фирмы Фаберже, создавая продукцию в стиле национального романтизма, стремились не копировать образцы древнерусского искусства, а вдохновляться им, передавать впечатление от «старинного... сказочного прошлого». Больше всего подобных произведений выполняли в Первопрестольной. По мнению Ф.П. Бирбаума, «первое, что отличает московские изделия фирмы от петербургских, — это преобладание русского народного стиля». Главными работами этого рода он считал братины, жбаны, ковши, ларцы, декоративные вазы. Сюжетами для них служили народные былины и сказки, исторические события — их изображали то в виде отдельных фигур или групп, то в виде барельефов на самих предметах. Работы выполнялись, по свидетельству Ф.П. Бирбаума, «посредством отливки с восковых моделей и лишь в одном экземпляре». Богатырская тема звучит в четырех эскизах и двух фотографиях из описываемой коллекции; два проекта посвящены царской охоте и изображают псаря и сокольничего. «Бояромания», захватившая общество в связи с юбилеем династии Романовых, отмечавшимся в 1913 году, отражена в эскизе братины с живописным эмалевым панно в технике «еп plein». Сувенирные ковши, братины и чаши служили, как правило, призами и подарками по случаю юбилеев, памятных событий и соревнований. Поскольку эти предметы не выполняли никаких утилитарных функций, основное внимание уделялось декоративной стороне. Мастера давали волю безграничной фантазии. Они многократно увеличивали или же, напротив, уменьшали размеры изделий, по сравнению с подлинными, преобразовывали, видоизменяли формы старинных сосудов, сочиняли фантастические орнаменты, представлявшие собой причудливое сочетание мотивов, заимствованных из кустарных промыслов, древнерусского «узорочья» и природных наблюдений. Ф.П.Бирбаум считал, что можно не соглашаться со многими особенностями этого стиля, с «отсутствием целесообразности в структуре, с архаичным, нарочито грубым исполнением, но все эти временные недостатки окупались свежестью замысла и отсутствием шаблона в композициях» .

Как видим, творчество Карла Фаберже было откликом на «культурные потребности» эпохи. В зависимости от изменчивого спроса и требований моды изделия создавали то в строгом классическом стиле, то в прихотливом рокайльном или же в стиле национального романтизма. Столь же многообразны были и технические приемы — от артистического скульптурного литья и традиционной русской скани до суховатых штампованных узоров. Стиль произведений, во многом определявшийся пристрастиями очень большого и крайне разнородного круга покупателей, позволил К. Сноуману назвать Фаберже «культурной губкой». Вновь открытый комплекс художественных проектов фирмы позволяет еще раз по достоинству оценить широту ассортимента, многообразие модных «фасонов», эксперименты в области форм и орнаментики. Он — своеобразная графическая мини-летопись фирмы Карла Фаберже.

Татьяна МУНТЯН

Иллюстрации предоставлены автором.

Антиквариат Предметы искусства и коллекционирования №1-2 (14) январь-февраль 2004 стр.62