Финляндия, Финляндия,
тебя боится непобедимая Красная Армия.
И Молотов уже сказал, присмотрит домик там,
Куда чухонцы не дойдут, угрожая нам.
Нет, Молотов! Нет, Молотов!
Врешь ты больше, чем сам Бобриков!
Финская песня 1942 года, посвященная событиям советско-финской войны. 1939—1940 гг.
Слава Тату Пеккаринена
Непростыми и порой ожесточенными сложились в ушедшем веке отношения у маленькой Финляндии с ее восточным соседом. Дважды во Второй мировой войне «страна тысячи озер» была в состоянии войны с Советским Союзом.
С самого своего возникновения как независимого государства Финляндия заняла крайне враждебную позицию по отношению к СССР. Причем основой ее был не столько антикоммунизм, сколько оголтелая русофобия. Финские лидеры и не скрывали, что любая Россия, неважно, красная или белая, — для них враг. Так, в уставе молодежной организации Синемуста (Sinemusta) было записано, что финско-русская граница должна проходить по Енисею (Широкорад А.Б. Три войны «Великой Финляндии». М.: Вече, 2007). Впрочем, менее радикальные партии ограничивали рубежи «Великой Финляндии» (в которую должны были войти все земли, некогда населенные финно-угорскими племенами) только Уралом...
«Маленькая Финляндия» в преддверии грозных событий вела себя довольно агрессивно. К 1939 году финны жили в экономически отсталом и политически нестабильном государстве-гарнизоне. И в области экономики, и, как ни парадоксально, в области политических прав Финляндия 1920—1930-х годов сделала заметный шаг назад по сравнению с эпохой Великого княжества Финляндского в составе Российской империи.
Несмотря на экономические и демографические проблемы, Финляндия была очень милитаризированным государством. Со всей страстью самостоятельно не воевавшей нации финны отдавались парадам, учениям, знаменам, мундирам. Немецкие журналисты отмечали, что Финляндия похожа на Пруссию. Военным делом финны начинали заниматься со школьной скамьи в «беличьих ротах», затем шла действительная военная служба в армии. Политически благонадежные граждане продолжали заниматься военной подготовкой в военизированной организации «шюцкор» (охранный корпус). Военные расходы составляли треть всех расходов страны. Благодаря всеобщей военизации Финляндия могла выставить под ружье больше солдат относительно общей численности населения, чем Германия после тотальной мобилизации. Война, и причем только война с Россией, была чуть ли не смыслом существования Финляндии. А между тем граница проходила в 32 километрах от Ленинграда. Финнов убеждали в том, что все экономические и социальные проблемы Финляндии будут решены после расширения на юг и восток...
Советско-финские войны — незаживающая рана для обоих народов. Десятки тысяч человек с обеих сторон полегли на полях боев, получили увечья, прошли через позор, лишения и бесчестье плена. Военнопленные вынесли на своих плечах позор поражения, устраняли своим трудом последствия решений политических и военных руководителей государств...
Осенью 1939 года началась Вторая мировая война. 5 октября Финляндия получила просьбу послать своего представителя в Москву с целью беседы о конкретных политических вопросах. Приглашение было расценено как подготовка к войне. В Финляндии срочно мобилизовали армию путем организации дополнительных учебных сборов, эвакуировали население с восточных границ и закрыли школы. Президент Каллио отправился в Стокгольм, где было сделано совместное заявление Северных Стран о нейтралитете.
Еще в 1910 году российские специалисты, оценивая возможность отделения Великого княжества Финляндского от России, пришли к выводу, что в этом случае рано или поздно произойдет война именно за Выборгскую губернию...
26 ноября 1939 года СССР обвинил Финляндию в нарушении его границ: по заявлению Москвы, на Карельском перешейке, в районе деревни Майнила, со стороны Финляндии через границу были нанесены артиллерийские удары. Финны провели расследование и установили, что финская армия не имела артиллерии на таком расстоянии от границы, чтобы иметь возможность нанести удар. За последние годы в России появилось более 40 публикаций по Зимней войне, и везде вопрос, казалось бы, решен. Но в финской печати есть публикации о том, что выстрелы в 1939 году прозвучали все же с финской стороны. И они никем не опровергнуты...
Выстрелы стали для Советского Союза формальной причиной для того, чтобы 28 ноября расторгнуть заключенный между двумя государствами договор о ненападении, а на следующий день и дипломатические отношения. Зимняя война (Talvi sota) началась 30 ноября 1939 года...
Сосняком по откосам кудрявится
Пограничный скупой кругозор.
Принимай нас, Суоми-красавица,
В ожерелье прозрачных озер,
Ломят танки широкие просеки,
Самолеты кружат в облаках,
Невысокое солнышко осени
Зажигает огни на штыках.
Песня «Суоми-красавица»
Какие цели ставил СССР в войне с Финляндией? Нет оснований утверждать, что СССР стремился захватить Финляндию. 1 февраля 1940 года Молотов на вопрос посла США в Москве Штейнгардта об угрозе независимости Финляндии ответил, что «он не хочет представить дело так, будто советское руководство опасалось нападения самой Финляндии, но при развертывании европейской войны враждебная к СССР Финляндия смогла бы стать опасным очагом войны». Но далее он подчеркнул, что «в отношении независимости Финляндии у СССР нет и не было никаких претензий».
В начале февраля 1940 года РККА начала большое наступление на Карельском перешейке, и Маннергейм призвал правительство к заключению мира. Итоги трехмесячной войны, принесшей огромные потери Союзу, были закреплены в мирном договоре. Условия были жесткими, но 12 марта 1940 года парламент их одобрил. Согласно условиям московского мирного договора, Финляндия передала СССР Карельский перешеек с Выборгом, восточные острова в Финском заливе, прилегающую к Ладоге область Карелии с городами Кексгольм и Сортавала, область Салла и район Куолоярви, а также западную часть полуостровов Рыбачий и Средний в Баренцевом море. Полуостров Ханко был передан в аренду на 30 лет. Ни одна из сторон не имела права нападать на другую и участвовать в заговорах против нее.
Не успели просохнуть чернила на мирном договоре, как на территории Финляндии началась активная подготовка к военным действиям уже в союзе с Германией. В течение Зимней войны (1939—1940) в финских средствах массовой информации картина хода военных действий приукрашивалась. Условия мирного договора стали потрясением для финнов, флаги были приспущены, и люди плакали, не стесняясь своих слез. После заключения мирного договора военное положение в Финляндии не было отменено. Наоборот, армия укреплялась, а ассигнования на оборону увеличивались. Финляндия, согласившаяся стать для Германии собратом по оружию, но отказавшаяся от военного союза, заявила о своей готовности воевать против СССР, чтобы взять реванш. После 1944 года финские генералы будут все валить на немцев, мол, у них и в мыслях не было нападать на СССР, все лукавые «фрицы» попутали.
В июне 1941 года Германия перевела свои войска из Норвегии в Лапландию. Мобилизация армии началась 18 июня.
А еще за месяц до этого, 15 мая, финское военнополитическое руководство сформировало Восточно- Карельскую военную администрацию (It -Karjala Sotilaallinen Hallinto) для управления Советской Карелией, которая должна была быть завоевана и затем стать частью Великой Финляндии... Уже 30 мая главный квартирмейстер предоставил маршалу Маннергейму 5 вариантов аннексий, в зависимости от того, в каком положении окажется СССР после заключения мира.
После нападения Германии на Советский Союз, присоединившаяся к Берлинскому пакту Финляндская Республика объявила 26 июня войну Союзу ССР. Президент Рюти, рассматривая новые действия как продолжение Зимней войны, заявил, что Финляндия хочет лишь защитить свою территорию. Преследуя и «великофинские» цели, Хельсинки нарушил договор о ненападении, совместно с немецко-фашистскими войсками участвуя в так называемой Войне-продолжении (Jatka sota), ставшей для нашего народа Великой Отечественной войной...
Наступательная операция финнов началась 10 июля. Цель — реванш за территориальные потери в зимней кампании 1939—1940 годов. «Свобода Карелии и Великая Финляндия мерцают перед нами в огромном водовороте всемирно-исторических событий» — говорилось в приказе маршала Маннергейма войскам Карельской армии (По обе стороны Карельского фронта 1941—1944. Документы и материалы. Петрозаводск, 1995, с. 70). Началась Война- продолжение, которая длилась с июня 1941 по осень 1944 года.
В соответствии с планом «Голубой песец», части финской армии в составе 20 дивизий выдвинулись по нескольким направлениям: через Карельский перешеек к Ленинграду (Юго-Восточная армия) и на территорию Карело- Финской ССР (Карельская армия). Они перешли старую границу в районе Выборга уже 22 июля и продвигались на восток, чтобы юго-западнее Ладожского озера соединиться с немецкими частями и образовать второе кольцо вокруг Ленинграда.
В августе 1941 года СССР попытался закончить войну, предложив Финляндии вернуть границы туда, где они находились в 1939 году. Но в тот момент Финляндия еще не хотела мира. 1 октября финны заняли Петрозаводск и, упиваясь успехами, переименовали его в Ээнислинну (Aanislinna), что в переводе обозначало «Онежская крепость». Ленинград же собирались переименовать в Невалинну (Nevalinna) — «Невскую крепость»...
Чем успехи противника обернулись для нас, представить нетрудно: в ходе боевых действий обе стороны несли большие потери. Кроме того, часть военнослужащих РККА попала в плен. Главнокомандующий финской армией маршал Маннергейм писал в своих воспоминаниях: «В результате наступательной операции, длившейся целый месяц, был возвращен Финляндии Карельский перешеек. Были разбиты пять дивизий противника, захвачено большое количество пленных и много ценного оборудования. После этого операции на перешейке превратились в затяжную позиционную войну, завершившуюся спустя три года» (Маннергейм К.Г. Мемуары. М.: Вагриус, 1999, с. 392).
Во время Великой Отечественной войны финнами было взято в плен более 64 тысяч советских военнослужащих. Естественно, что такое количество военнопленных надо было где-то размещать. Еще до начала широкомасштабного наступления финской армии 1 июля 1941 года страна начала готовиться к приему пленных: 28 июня начальник штаба тыловых частей полковник А.Е. Мартола отправляет приказ о формировании лагерей для военнопленных. Согласно приказу, лагеря должны были начать полноценно функционировать к 2 июля. Для советских солдат и командиров вновь были готовы «гостеприимно» распахнуть двери своих бараков уже известные по Зимней войне лагеря в Кёулиё, Пелсо, Карвиа, Хуттинен. Кроме того, были подготовлены и новые места. К концу августа 1941 года пленными были забиты уже 18 лагерей по всей стране, а крупные их партии были еще на подходе, потому как наступательные бои на перешейке завершились лишь 9 сентября.
Лагерь № 1 для военнопленных офицеров Красной Армии располагался в западной части Финляндии (на территории бывшей Або-Бьернеборгской губернии Российской империи) между городами Тампере и Турку, в 6 километрах от железнодорожной станции Пейпохья. Изучение открытых источников позволяет судить, что в Финляндии и на временно оккупированной территории СССР имелось свыше 30 лагерей для советских военнопленных. Наиболее крупными являлись Выборгский № 6, Нааро-Ярви № 2, Ханко № 7 и ряд других.
Сотаванки — «военнопленный»... В результате жестокого обращения более 19 тысяч пленных погибли, что составляло почти 30 процентов от их общего числа. Это очень высокий показатель, сопоставимый только с уровнем смертности военнопленных в Германии и Японии (Коваленко В.Г. Новейшая финляндская историография о советских военнопленных в Финляндии. Отечественная история, № 3. М., 1994).
Знак синей свастики — хакаристи (hakaristi) — стал символизировать «финско-фашистских захватчиков». «Лахтари» («мясники») — так звали красноармейцы всех без разбору маннергеймовских финнов, что носили на своей форме тот же ненавистный символ, что и «фрицы»...
Международные правила содержания военнопленных были согласованы на II Всемирной конференции в Гааге в 1907 году. В Финляндии постановление, включающее эти правила, было выпущено 31 мая 1924 года. Советский Союз, не ратифицировавший Гаагское соглашение, с началом войны объявил, что эти условия будут им соблюдаться. Одно из фундаментальных установлений международного права заключается в том, что отношения между государствами должны строиться на принципе взаимности.
3-я статья Гаагского соглашения разрешала государству, находящемуся в состоянии войны, использовать труд военнопленных (не офицеров) при условии, что работа будет соответствовать их званию и не должна быть связана с военными действиями. Такая работа должна оплачиваться, и заработанные деньги должны обеспечивать удобства для военнопленных. Оставшиеся после вычитания стоимости содержания средства должны возмещаться после репатриации.
14-я статья того же самого соглашения предусматривала, что государство, использовавшее труд военнопленных, должно оплатить захваченным офицерам их труд по тому же самому курсу, как собственным офицерам того же звания, и что эта оплата должна быть возмещена страной, в чьей армии служил военнопленный. Таким образом, если Советский Союз следовал принципам Гаагской конвенции полностью, тогда это означало его обязательство оплатить жалованье захваченных советских офицеров. Однако это условие не было соблюдено, и Финляндия придерживалась его в одностороннем порядке.
Дальнейшие условия содержания военнопленных были выработаны в Женеве соглашением от 1929 года. Это соглашение в статье 27 также разрешило воюющим странам использовать труд здоровых военнопленных (не офицеров) в соответствии с их званием и способностью.
6-я статья Женевского соглашения требовала, чтобы заключенным было позволено держать персональные принадлежности (кроме оружия и военного снаряжения). Наличные деньги, имевшиеся у военнопленных, должны были сдаваться в присутствии офицера и зачисляться на счет заключенного. Награды, знаки отличия и другие ценности не подлежали сдаче.
К моменту начала войны Женевские соглашения не были ратифицированы ни Финляндией, ни Советским Союзом. Хорошо известно, как, к сожалению, относилось советское руководство к своим военнослужащим, попавшим в плен: «Добровольная сдача в плен по трусости или малодушию — наказывается смертной казнью или лишением свободы сроком на пятнадцать лет. Добровольное участие военнослужащего, находящегося в плену, в работах, имеющих военное значение, или в других мероприятиях, заведомо могущих причинить ущерб Советскому Союзу или союзным с ним государствам при отсутствии признаков измены Родине, наказывается лишением свободы на срок от трех до десяти лет...»
Несмотря на эти статьи Уголовного кодекса, на практике никакой разницы в отношении добровольно сдавшихся в плен и захваченных противником в бою не делалось. В известном приказе № 227 («Ни шагу назад!»), говорилось, что семьи сдающихся в плен врагу, как дезертиров, арестовываются. По-разному можно оценивать эти меры, но преследование семей в любом случае заслуживает осуждения.
Военное руководство Финляндии не особенно придерживалось подписанных международных соглашений в обращении с пленными, да и с гражданским населением, которое не по своей воле угодило в лагеря. Финны по примеру нацистской Германии принялись сортировать людей по национальной принадлежности.
Иван Трифонович Твардовский (брат поэта) писал о пребывании в финском плену: «...нас посадили в автобус и отвезли километров за двадцать-тридцать во временный лагерь. Это был большой сенной сарай с перекрытием из жердей, огороженный колючей проволокой. Там было до трехсот советских военнопленных. Русских оставляли внизу, а всех, принадлежащих к другим национальностям, в том числе и украинцев, заставили подняться на перекрытие (то есть на верхний ярус), что можно было понять, как в лучшие условия. О питании и санитарных условиях нельзя говорить без содрогания: находившиеся наверху справляли естественные нужды куда придется, из-за чего внизу было просто невыносимо...» (Твардовский И.Т. Родина и чужбина. Книга жизни. Смоленск: Посох, Русич, 1996, с. 175)
Лагерь для военнопленных в Кёюлиё
После начала войны главнокомандующий финскими вооруженными силами выпустил приказ № 132, датированный 8 июля 1941 года, который требовал, чтобы советские офицеры были немедленно отделены от других военнослужащих, взятых в плен. 4 июля 1941 года был организован лагерь для военнопленных № 1 в Кёюлиё (Koylio), близ железнодорожной станции Пейпохья (военная губерния Юго-Западная Финляндия, военный округ Раума), для которого использовались имевшиеся там
тюремные помещения.
«Я видел в Кёйлиё пленных красноармейцев, — рассказывал финский солдат, сидевший до отправления на фронт в тюрьме Кёюлиё. — У них отняли сапоги и босых отправили на полевые работы. Чтобы не поранить ноги, красноармейцы привязали к своим ногам доски и обернули их тряпками. Финские власти в таком виде водили их по городу, показывая народу: вот, мол, в чем воюют русские солдаты..» (Чудовищные злодеяния финско-фашистских захватчиков на территории Карело-Финской ССР. Сборник документов и материалов. Л., 1945, с. 287).
Новый лагерь был предназначен главным образом для офицеров, захваченных в плен в ходе военных действий на Карельском и Северо-западном фронтах. Более тысячи офицеров и политкомиссаров Красной Армии были в скором времени собраны в той части тюремной зоны, которая была передана финским вооруженным силам, в то время как часть, которая осталась под контролем тюремных властей, содержала приблизительно 150 гражданских заключенных.
Многие из этих гражданских заключенных в Кёюлиё были коммунистами, знавшими русский язык. Они делали многократные попытки войти в контакт с военнопленными и оказать им помощь, даже предлагая следовать с ними как проводники при побеге. Эти гражданские заключенные, которым были разрешены еженедельные свидания с родственниками, значительно увеличивали шансы на получение информации. В среде гражданских заключенных строились даже планы на вооруженное восстание совместно с советскими военнопленными. Письменные свидетельства, подтверждающие эти сведения, были выявлены несколькими годами позже, когда в ходе следствия, проведенного 12 марта 1944 года, обнаружились в тайнике под бараком № 8 две связки писем, написанных по-русски. Эти письма были написаны политзаключенными, которые в то время все еще находились в Кёюлиё, и содержали призыв к военнопленным о поддержке совместного восстания.
Охрана лагеря в Кёюлиё была недовольна условиями в своих холодных бараках, уступавших более просторным, с центральным отоплением, помещениям политзаключенных в тюремной зоне. Женский вспомогательный корпус, готовивший пищу для лагеря, вынужден был использовать полевую кухню и другое временное оборудование, тогда как гражданская сторона имела теплую кухню с надлежащими условиями. В связи с этим, и «по причинам национальной безопасности», главнокомандованием Сил Самообороны и тюремными властями в октябре 1942 года было решено, что вся тюремная территория вместе с сельскохозяйственными учреждениями должна быть передана администрации лагеря для военнопленных № 1, а все гражданские заключенные должны быть переданы в тюремную зону Карвия (Karvia).
Лагерь для военнопленных № 2 в Карвия был закрыт, и 236 заключенных мужчин и 117 женщин вместе со штатом охраны, состоящим из 61 человека, были переведены в лагерь № 1. Военнопленные женщины были позднее переведены в Наараярве (N aara-jarvi).
Начальник тюрьмы в Кёюлиё лейтенант Т.А. Салонен исполнял обязанности начальника лагеря для военнопленных № 1 до 15 июля 1942 года, когда эта должность была передана капитану К.Е. Мустонену.
С осени 1941 года военнопленных начали использовать на работах вне лагеря, хотя экономической выгоды от труда военнопленных, тем более на первых порах, не получалось. Кроме практических трудностей, многие военнопленные были в ужасном физическом состоянии после боев, истощены в результате недоедания и почти раздеты...
Главнокомандующий финской армией писал: «Еще в первые месяцы, года по сообщениям о военнопленных и о состоянии их здоровья я смог убедиться, что смертность в некоторых лагерях увеличивается, а когда познакомился с этим более подробно, мне стало ясно, что необходимо принять меры по улучшению питания военнопленных..
Во время трудной зимы 1941—42 годов мы вынуждены были сокращать даже пайки наших солдат, а состояние с продуктами питания для гражданского населения вообще было тревожным. Понятно, что в этих условиях военнопленным, число которых достигло 47 000, мы не могли выдавать достаточно больших пайков. Несмотря на это, я потребовал принятия мер для улучшения их положения. В качестве примера мероприятий, нацеленных на это, можно назвать то, что заслуживающих доверия пленных передали в качестве рабочей силы крестьянским хозяйством внутренней Финляндии. В ходе моих инспекционных поездок я регулярно посещал лагеря военнопленных, чтобы ознакомиться с условиями жизни пленных солдат и получить представление, как с ними обращаются. Вскоре мне стало ясно, что собственными силами мы не можем добиться эффективного улучшения, поэтому я, в качестве председателя финского Красного Креста, решил обратиться в Международный комитет Красного Креста, который находился в Женеве. ...Мое обращение не осталось без внимания. ...Потом, когда из глубокого кризисного положения с продуктами питания нам удалось выбраться, мы со своей стороны смогли улучшить питание военнопленных...» (Маннергейм К.Г. Мемуары. М.: Вагриус, 1999, с. 417—418).
Учитывая «ошибки в работе», в 1942 году были сделаны более решительные усилия, чтобы развить занятость военнопленных. Заключенных начали использовать в сельском хозяйстве, на лесоразработках, дорожном строительстве и т. д. Труд пленных применялся на государственных и частных предприятиях. Наиболее многообещающим, на взгляд администрации, являлось использование заключенных в сельском хозяйстве, которое имело жизненную важность для Финляндии из-за нехватки трудовых ресурсов. Эта работа была также более приемлема для военнопленных: их производительность была выше ожидаемой, да и физическое состояние улучшалось при более разнообразном питании. Многие из работавших на фермах сумели получить также старую одежду и обувь. Лесоразработки и железнодорожное строительство, как и работа непосредственно в тюремном лагере, были менее популярны среди военнопленных. Одной из причин этого было обстоятельство, красноречиво говорящее само за себя: в июне 1942 года процент побегов для работавших на сельскохозяйственных работах был 0,81, а на лесоразработках — 2,46. (В это время на сельхозработах было 2599 военнопленных, из которых совершили побег 21 человек, и 1947 заключенных на лесоразработках, из которых 45 убежали.)
В течение Зимней войны в плену оказалось около 5500 советских военнослужащих. Лагеря использовались тогда на протяжении примерно пяти месяцев. Финляндия не испытывала затруднений в снабжении продовольствием, и содержание пленных не составляло значительных трудностей. Поэтому не возникало и потребности в использовании рабочей силы заключенных.
В течение 1941—1944 годов в плену содержалось уже более 40 тысяч военнопленных. Со временем заботы о таком количестве заключенных увеличились. Использование труда военнопленных, чтобы облегчить нехватку в стране трудовых ресурсов, стало для финнов важной задачей. Еще в июле 1941 года было принято решение максимально использовать труд военнопленных, чтобы он приносил реальную прибыль государству. Фактически это означало, что при минимальных затратах на содержание пленного Финляндия хотела получить максимальную прибыль. То есть лагеря были переведены на самоокупаемость.
Главнокомандованием Сил Самообороны был издан приказ, что с июля 1942 года работы военнопленных должны оплачиваться из расчета 45 марок в день, кроме сельскохозяйственных работ, где оплата составляла 30 марок. Однако к началу декабря ставка была повышена до 35 марок в день. Обе нормы ставок были увеличены на 15 марок с начала мая 1943 года. Расходы, соответственно, сокращались, если работодатель брал на себя затраты на транспортировку и охрану заключенных. Кроме этих расходов, работодатель должен был платить заключенному за каждый рабочий день 2 марки на специальный кредитный счет в лагере, предназначавшийся для закупки ненормированного продовольствия, музыкальных инструментов, игр, отечественного табака и т. д.
Для сравнения можно отметить, что в июле 1942 года в лагере Штаблак (Stablack) в Восточной Пруссии фермеры были ответственны за содержание используемых ими военнопленных и, кроме того, платили лагерю 0,7 рейхсмарки в день, то есть 70 пфеннигов, 20 из которых оставались лагерю, а 50 зачислялись на счет заключенного. В то время валютный курс рейхсмарки составлял 19,7435 финской марки.
Германские вооруженные силы, находившиеся тогда на территории Финляндии, имели свои собственные лагеря для военнопленных, и заключенные немецкого происхождения, например, поволжские немцы, захваченные финскими войсками, были переданы лагерю для строительства летного поля в Пори, который был под немецким контролем. Соответственно, и немцы передавали под финский контроль пленных карело-финского происхождения. В настоящее время не сохранилось никакой информации относительно специальных денежных знаков, которые могли использоваться в немецких лагерях для военнопленных на территории Финляндии.
Рабочий день военнопленных был ограничен десятью часами с воскресным днем отдыха или, в крайнем случае, рабочей декадой с одним свободным днем. Ежедневная рабочая норма была определена согласно обычным финским стандартам. Например, на лесоразработках это было два с половиной кубометра бревен в день. Обычно более слабым заключенным помогали другие члены рабочей группы.
Согласно международным нормам, военнопленные офицеры не могли принудительно привлекаться к работам. Это было, однако, разрешено, если заинтересованный офицер давал письменное заявление, что он работает по собственной доброй воле. Со слов финнов, условия проживания в лагере Кёюлиё были лучше, чем в других на территории Финляндии.
Сначала ежедневная плата в 2 марки зачислялась на общий счет в лагере, как это практиковалось и в других лагерях для военнопленных. В свое время штаб тыловых войск издал письменный приказ, согласно которому пленному за его работу ежедневно следовало выплачивать по две марки, а переводить эти деньги надо было на кассу лагеря, которая позднее делила их между всеми заключенными (Эйно Пиэтола. Военнопленные в Финляндии 1941— 1944 (Pietola Eino. Sotavangit Suomessa 1941—1944). Север, № 12. Петрозаводск, 1990).
Но с 1 февраля 1943 года офицеры, давшие согласие на работу, получали оплату индивидуально для персонального использования. Выплаты не производились наличными деньгами, вместо этого в лагере офицеру выдавались необходимые потребительские товары или изделия. Денежные средства пленных офицеров регистрировались ежемесячно на специальном лицевом счету заключенного, где также регистрировался и расход.
1 сентября 1943 года заработная плата военнопленных офицеров была увеличена до 5 марок за рабочий день, а с 1 января 1944 года — до 10 марок. Для сравнения может быть упомянуто, что в финской армии суточные нормы денежного содержания военнослужащих были следующие: рядовой — 10 марок, капрал — 12 марок, сержант — 15 марок, прапорщик — 20 марок, лейтенант — 25 марок, капитан — 30 марок, старшие офицеры — 25—30 марок.
В начале июня 1943 года были выпущены специальные денежные знаки для военнопленных, использовавшиеся для выплаты ежедневных заработков военнопленным офицерам. Возможно, эта система оплаты представлялась более удобной, нежели описанная выше.
«Лагерные» деньги могли быть использованы в лагерной лавке, где заключенные имели возможность получить товары непосредственно, без необходимости предварительно заказывать их. Во всех местах по всей стране, где работали военнопленные офицеры, их «расчеты» были оплачены этими денежными знаками. Охрана заказывала требовавшиеся заключенным товары в местных магазинах и принимала в оплату от военнопленных лагерные деньги. Эти деньги вместе со счетами из магазинов на ту же сумму отсылались в управление лагерной лавки, которая оплачивала счета в финской валюте.
Система сложных бухгалтерских расчетов, разработанная так, чтобы избежать выплаты в финских марках напрямую заключенным, была придумана в основном для затруднения возможности побегов. По этой же причине денежные знаки для военнопленных были отпечатаны только на русском языке, что исключало любую возможность у гражданского населения испытывать какие-либо сомнения относительно предназначения этих купонов. Однако, несмотря на строжайший запрет для заключенных иметь у себя финские деньги, отдельные подобные случаи все же имели место.
7 марта 1944 года в лавке офицерского лагеря сделана запись об обмене 3 260 финских марок на лагерные деньги. 27 сентября, в том же лагере для военнопленных № 1, была зарегистрирована конфискация в общей сложности 3448,90 финской марки, причем самая большая индивидуальная конфискованная сумма была 1055 марок. Ранее
3477,25 марки были конфискованы 4 сентября и 9518,80 марки — 7 августа 1944 года.
Финская валюта была получена военнопленными во время работ вне лагеря от продажи, например, гражданскому населению своих изделий, сделанных в свободное время. Конечно же, это строго запрещалось. Конфискованные финские деньги, однако, возвращались офицерам после репатриации.
8 мая 1943 года управлением лагеря для военнопленных № 1 было отослано на 3378 марок лагерных купонов фирме «Сататурве Ою» (Sataturve Оу) в город Киукайнен (Kiukainen), чтобы оплатить содержание 75 военнопленным офицерам за период с 1 по 30 апреля 1943 года. Каждый офицер получил от 18 до 52 марок.
Также на сумму в 1586 марок было отослано купонов фирме «Колеи Ою» (Kolsi Оу) в Кокемяки (Kokemaki) для распределения между 36 военнопленными.
В то же самое время управлением были даны руководства для открытия столовых для военнопленных: 1) предприниматель должен был обеспечить товары для столовой;
2) предприниматель должен был выставить счет лагерю военнопленных за обеспечение товарами, давая перечисленный список с количеством и ценами за единицу товара;
3) счет должен был сопровождаться лагерными деньгами на сумму счета.
Первый выпуск. 1943 год
До настоящего времени не имеется никакой информации относительно того, что представляли из себя первые лагерные деньги в Кёюлиё. Самая ранняя доступная информация, касающаяся печати купонов для лагерной лавки, — это конец весны 1943 года: 25 мая предприятием «Ууден Аурам Кирьяпайно» (Uuden Auran Kirjapaino — «Новая типография Аура») в городе Турку (Turku) были отпечатаны специальные купоны.
Турку — древнейший город и первая столица Финляндии, был основан шведами в 1229 году. Шведское название Обу (Abo — в шведском языке над буквой «А» стоит точка, и это название читается как «Обу») означает «поселение у реки» — город стоит на реке Аура. В типографии с таким
же названием в 1943 году изготовлено было 52 тысячи «денежно-кредитных купонов», за которые предприятие требовало оплату в 391,50 марки. Эти купоны были изготовлены четырех номиналов: в 1, 5, 10 марок, а также еще одного достоинства, возможно, в 2 марки (являвшиеся в то время в лагере нормой ежедневной оплаты).
Все купоны, отпечатанные с одной стороны черной краской на белой бумаге, имели одинаковое оформление, отличаясь лишь обозначением достоинства. Рисунок этих «банкнот» был окружен рамкой из чередующихся треугольников, различной у каждого номинала. Размер по полю печати — 100x65 мм.
В левом верхнем углу проставлены крупные цифры номинала, а под ними — сокращенная аббревиатура «МК.» («марок»).
Собственная денежная единица появилась в Финляндии в XIX веке. В 1860 году по указу императора Александра II на территории Великого княжества Финляндского была введена собственная валюта — марка (по-фински: markka, mk), чему немало способствовала активность Йохана Снелльмана, финского сенатора, публициста, «отца финского национализма».
Название для новой валюты предложил Элиас Лённрот, собиратель «Калевалы». Лишь десять лет спустя свою валюту назвала «маркой» и созданная в 1871 году Германская империя.
Первоначально марка содержала четверть российского рубля. В 1865 году марка впервые была отделена от рубля и привязана к международному серебряному стандарту. В 1878 году был принят золотой стандарт: содержание марки было установлено на уровне французского франка — 0,290323 г чистого золота. Золотой стандарт местной валюты действовал до начала Первой мировой войны.
Кстати, Финляндия до 1917 года была вполне независимым государством, связанным с Россией лишь династической унией: самодержавный император Всероссийский был по совместительству конституционным Великим князем Финляндским. Александр I дал Великому княжеству автономию, о которой в составе Швеции финны и не мечтали. Александр II сделал финский язык официальным и ввел финскую марку, ставшую валютой страны. В этом смысле выражение о том, что Финляндия «отделилась» от России, или стала «независимой», не вполне корректно. Просто после падения российской монархии и превращение России в поле боя Гражданской войны, Великое княжество превратилось в страну, уже не связанную с Россией. За первые 20 лет независимости страна пережила одну гражданскую войну, несколько заговоров, хаотическую смену правительственных кабинетов...
Единственное, что оставалось неизменным, — банкноты, выпущенные Банком Финляндии в 1922 году.
В целом серия банкнот представляла стиль неоклассицизма 1920-х годов, однако в оформлении все еще сохранялись и некоторые следы стиля модерн. Автором этих необычных дензнаков был финский художник Элиэль Сааринен.
Сюжет рисунка на банкнотах — людская цепочка, несущая пышную гирлянду у берега озера навстречу восходящему солнцу. Для многих это было очевидным намеком на известную фреску в кафедральном соборе Тампере: в начале XX века художники Магнус Энкель и Хуго Симберг изобразили на галерее собора двенадцать фигур обнаженных мальчиков, держащих гирлянду. Гирлянда символизировала жизнь (традиционное название росписи — «Гирлянда жизни»), а двенадцать мальчиков — апостолов.
Жители Тампере рассказывали, что церковь, хоть и считается официально лютеранской, построена масонской ложей вольных каменщиков: здание просто переполнено оккультными, алхимическими и мистическими символами.
Написанные в 1907 году фрески вызвали неприятие у части церковного руководства. Не меньшие споры позднее вызвали и новые финские деньги, украшенные рискованным сюжетом, помещенным на них Саариненом. Изображение обнаженных фигур вызвало некоторые разногласия в обществе, когда новые банкноты впервые появились в обращении.
Лагерные купоны в Кёюлиё по своему размеру напоминали финские деньги, которые ходили в республике с 1922 года. Примерно такого же размера были самые ходовые купюры в 5, 10 и 20 финских марок, выпускавшиеся Банком Финляндии. На лагерных купонах 1943 года, i достоинство которых также обозначалось в финской валюте, в правом верхнем углу знак «№» был напечатан типографским способом и оставлено свободное место для порядкового номера, вписывавшегося от руки. Надпись, состоящая из трех строк на русском языке, гласила: «КуПОН/Годится только/в кантин В.П.О.». Ниже, под обозначением номинала проставлялась подпись: «Начальник лагеря/Кап[итан]...»
Не всякому знакомо нынче слово «кантина». Перевести или подобрать русский эквивалент этому заимствованному термину не совсем просто. В наших словарях «кантина» переводится как «буфет, столовая», «лавка». Происходит оно от итальянского слова, обозначавшего винный погребок («cantina» — погреб, винный завод). Во французском языке слово «кантина» появилось в начале XVIII века в форме «cantine» и означало маркитантскую лавку. В английском языке известно в форме «canteen».
Практически повсеместно этим словом, в значении «недорогого буфета и продовольственного магазина в одном помещении», обозначали и лагерные лавки. Бывший заключенный немецкого концлагеря литовец Балис Сруога в своей книге «Лес богов» писал в главе «Универсальный магазин»: «Для нужд заключенных в лагере открыли лавку. Официально ее называли кантиной. В кантине могли покупать товары, все заключенные, у которых водились деньги... Узник каждые четыре-пять недель мог получить по 15 марок, но не банкнотами, а особыми купонами, которые в кантине принимались вместо денежных знаков... Какие бы товары в лагерь ни доставляли, они не залеживались на полках. Заключенные раскупали буквально все. А,а и понятно — где же еще можно было потратить лагерные боны?..» (Балис Сруога. Лес богов. Вильнюс: Vaga, 1981).
Так или иначе, но слово это женского рода, и в тексте на купонах финского лагеря № 1 правильнее было бы писать «годен в кантине ВПО». С аббревиатурой этой тоже не все еще до конца ясно. Традиционно у нас подобным образом обозначали «военно-потребительские общества», однако в лагере для военнопленных под этими буквами могли понимать несколько иное. Скорее, речь идет о «кантине военнопленных офицеров».
В мае 1943 года фирмой «Ауран Кювалаатталайтос» (Auran Kuvalaattalaitos) из Турку был прислан администрации лагеря счет на «4 фото, блок, каждый 77 кв. см, на сумму 389,60 марки». Что касается тиражей лагерных «купонов», в финских источниках не имеется никакой информации относительно того, сколько экземпляров каждого номинала было напечатано.
Подготовка второго выпуска. 1944 год
Поскольку «счета» военнопленных становились все больше и больше, в следующем году возникла потребность в выпуске крупных номиналов расчетных знаков. Они были оформлены гораздо искуснее. Новая серия включала номиналы в 10, 20, 50 и 100 марок. На купюре в десять марок была помещена подпись художника Дмитрия Зеленкова. Его же инициалы проставлены на купонах в 20, 50 и 100 марок.
Эта серия купонов была отпечатана, как и предыдущая, с одной стороны и на белой бумаге. Однако для печати использовались краски разных цветов: синий — для 10 марок, коричневый — для 20 марок, зеленый — для 50 марок и красно-коричневый — для 100 марок.
Размер купюр по полю печати разнился у всех номиналов: 10 марок — 113x68 мм, 20 марок — 111x70 мм, 50 марок — 100x67 мм и 100 марок — 100x66 мм. Для двух купюр самого высокого достоинства использовалась более толстая бумага. Текст на купонах был тот же, что и на предыдущем выпуске.
Сохранились и эскизы денежных знаков, выполненные Зеленковым на большом листе бумаги индийскими чернилами. Это рисунки купонов в 1 и 5 марок, на которых стоят инициалы и подпись Дмитрия Зеленкова. Два этих знака не были напечатаны, как и два других пробных варианта купона в 1 марку, отличающихся от остальной серии. На одном из них в качестве элемента художественного оформления помещено изображение серпа и молота. На обороте пробного знака в 50 марок стоит печать с изображением молотка, окруженного надписью: «SCHUTZMARK SCHOELLERSEAMMER» (возможно, знак изготовителя бумаги).
Художник Зеленков
Автором оформления лагерных денег был русский заключенный, художник по профессии, лейтенант Лмит- рий Владимирович Зеленков. Судьба потомка Лансере и Бенуа сложилась трагично. Он родился в Санкт- Петербурге 20 марта 1909 года. Сын математика Екатерины Евгеньевны Лансере (1882—1921) и инженера Владимира Александровича Зеленкова (1881—1942), внук Евгения Александровича Лансере и Екатерины Николаевны Бенуа стал известным театральным художником-сценографом, работал в Кировском (Мариинском) театре в Ленинграде.
В самом начале Великой Отечественной войны, 7 августа 1941 года воевавший на Ленинградском фронте начальник химической службы 2-го стрелкового полка 3-й стрелковой дивизии Дмитрий Зеленков был захвачен в плен. Военнопленный лейтенант получил лагерный номер «А-44».
Удостоверение личности военнопленного и его личный опознавательный знак выдавались пленным в том лагере, куда они попадали в первую очередь. Каждый лагерь кодировал личные опознавательные знаки по-своему, и первая буква кода обозначала тот лагерь, куда пленный был доставлен. За буквенным обозначением следовал ряд цифр — от единицы и выше. Таким образом, код на личном опознавательном знаке пленного составлялся, например, следующим образом: лагерь для военнопленных в Кёюлиё (лагерь № 1) — «А»; лагерь в Карвиа (лагерь № 2) — «Е»; лагерь в Хуйттисет (№ 3) — «Р»; лагерь в Пелсо (№ 4) — «Н» и т. д. После того как пленный получал свой личный опознавательный знак, тот следовал за ним повсюду. Знак надо было держать в правом верхнем кармане гимнастерки и ни в коем случае не терять. Код со знака переносился также и на его удостоверение личности (Pietola Eino. Sotavangit Suomessa 1941—1944; Пиэтола Эйно. Военнопленные в Финляндии 1941—1944. Север, № 12. Петрозаводск, 1990).
«В лагере человек должен забыть свое имя, — вспоминал вырвавшийся из плена красноармеец Сафронов. — На каждом — номер. Мой номер был 15-й. 5ля финских фашистов мы не люди — порядковые номера. Когда кого- либо расстреливали, комендант так и говорил: «Зачеркните номер». И это происходило часто...».
Не столь уж и удивительно, что попавший в Кёюлиё лейтенант Дмитрий Зеленков — «сотаванки нумеро нелья- кюммента нелья» — «военнопленный № 44» работал вовсе не в студии лагеря по своей профессии, а в лагерной пекарне. Позднее, летом 1944 года — на ферме. За время заключения он получал в расчет сотни знаков, им же самим придуманных и нарисованных...
Дмитрий Владимирович Зеленков окончил свои дни уже после Великой Отечественной на стройке ГУЛАГа, печально известной как «мертвая дорога».
В конце войны художник был возвращен в СССР. От границы пересадили в теплушки и привезли в Московскую пересылку. 15 февраля 1945 года он был арестован, а в апреле осужден на 10 лет лагерей.
Отбывал срок в Загорске, затем весной 1948 года попал в лагерь поселка Абезь (стройка № 501) в Коми АССР, работал в лагерном театре в качестве художника. Потом «театр крепостных» переехал в низовья Енисея, в Игарку.
В очерке В.А. Козаченко «Стройка № 503, которая стала «мертвой дорогой», опубликованном в «Речнике Енисея» (№ 5, 5—11 февраля, 1999), автор упоминает и театр заключенных, на спектакли которого было трудно достать билеты: «Фамилий артистов мы не знали, но работу их видели, она была замечательной...»
Писатель и журналист, ветеран Великой Отечественной войны, в далекие годы воинской службы культработник на стройке № 503 Владимир Пентюхов в газете «Речник Енисея» в № 11 (5614) от 17—23 марта 2000 года посвятил Дмитрию Зеленкову стихи «Песнь о художнике»:
Потомок Бенуа и Аансере,
Художник-маг не за свои идеи
Вдруг оказался в творческой поре
Аж далеко в низовьях Енисея.
Зимой здесь птицы, мерзнут на лету,
Ветра, как иглами, пронзают тело,
И претворить заветную мечту —
В живых остаться — можно только делом.
1.
Он в сорок пятом, находясь в плену,
В безудержном порыве вдохновенья,
Нарисовал картину про войну,
Точнее про свое в ней окруженье.
Не красками — где там их было взять, —
А смешанными с кровью угольками.
Но узники могли себя узнать,
И горестно качали головами.
На ней — их лагерь. Виселицы в ряд.
В углу налево, — вышка с пулеметом...
Терр-комендант взглянул, прищурив взгляд,
Отметил громко: — Отшень гут работа!
Стер звездочки с пилоток и заснял
Тяжелым «цейсом» пленного творенья,
А снимок с текстом передал в журнал,
К которому имел, знать, отношенье.
Тот текст гласил, что Дмитрий Зеленков
Изобразил в плену солдат немецких.
Смотрите, мол, режим у них каков,
У этих русских, расстрелять бы всех их!
Журналу что, бумага да печать,
А вот, поди ж ты, стал всему причиной.
За снимок тот был призван отвечать
Беспечный автор лагерной картины.
2.
Из плена — в плен... Как в сердце уместить
Нелепость, зло, беду и раздраженье'?
К тому же, если не умеешь льстить,
Змеей вертеться в тяжком униженье,
Прощайся с тем, что дорого тебе.
Прощайся с теми, кто тебе дороже.
И кто в твоей измученной судьбе
Тебе участьем даже не поможет.
* * *
Его спасли. Не каждый опер — зверь.
Не смог проверить, но поверил слову.
Открыл в театр заключенных дверь
И приказал: — Иди, работай снова.
Роберт Штильмарк, автор «Наследника из Калькутты» (книги, которой мы зачитывались в детстве, даже не подозревая о судьбе ее автора), в то время тоже отбывал свой срок в том же самом театре заключенных в Игарке. В своем романе «Горсть света» он писал: «...Когда публика, потрясенная красотой декораций в пьесе «Раскинулось море широко», устроила талантливому художнику Д.В. Зеленкову десятиминутную овацию, выкрикивая его имя, известное стране, тупица из политотдела запретил ему выйти и поклониться со сцены. Позднее, уже после разгона актерской труппы, во время спектакля в поселке Ермакова, когда до освобождения оставалось всего 11 месяцев, он повесился. Видимо, он невысоко расценивал перспективы своего раскрепощения из гулаговских уз, предвидя их смену узами новыми, может, чуть более тонкими, но зато не менее прочными! Говорили, что сыграла свою роль неизбежная в таких ситуациях «ля фамм» в лице некой вольной, т. е. «первой», молодой красавицы, дочери ответственного лица, попросту запретившего ей даже упоминать имя заключенного художника, бывшего, как утверждали, предметом ее надежд и высоких чувств...»
За оставшиеся до освобождения из лагеря считанные месяцы Дмитрий Зеленков — «маг Мариинки и Ильинки», как назвал его Роберт Штильмарк в своей повести «Падшие ангелы», — покончил жизнь самоубийством.
В библиографическом словаре «Художники народов СССР» (том 4-й, книга 1-я), о Дмитрии Зеленкове пишется, что он умер в 1952 году в Ленинграде. Но это неправда — художник так и не вернулся назад в Мариинку. Среди похороненных заключенных в поселке Ермакове в низовьях Енисея есть и могила с табличкой «№ Г20», в которой покоился заключенный художник-оформитель «лагерного театра»...
Второй выпуск
Новые денежные знаки были отпечатаны губернской типографией «Сатакуннан Маакунта Осакеюхтиёт» (Satakunnan Maakunta Osakeyhtiot — «Провинция Сата-кунта Лтд.») в небольшом городе Кокемяки (Kokemaki), что расположен на берегу озера Питкяярви, в 180 километрах от Хельсинки в сторону Пори.
К 10 января 1944 года здесь было изготовлено 4000 знаков в 20 марок (стоимость заказа в 490 финских марок) и 5000 знаков в 10 марок (стоимость заказа в 550 финских марок). В следующем месяце, 2 февраля, типография изготовила 1000 экземпляров купонов в 100 марок и 2000 — в 50 марок по цене в 173 и 275 марок соответственно. Эти расчеты, по всей видимости, напрямую связаны со счетом от «Ауран Кювалаатталайтос» (Auran Kuvalaattalaitos), датированным 26 января 1944 года за «2 фото, блоки, каждый 70 кв. см, 232,40 марки».
Находившиеся в лагерном обороте купюры трепались, изнашивались, и возникала необходимость обеспечить их дополнительный запас. Заказ на изготовление новой партии был направлен летом, когда заключенные из лагеря были распределены на различные работы. Второй, дополнительный, тираж этих знаков был изготовлен в Кокемяки 6 июня 1944 года. Эмиссия включала 1500 штук купонов в 20 марок и 1500 — в 50 марок (по цене 0,15 марки каждая), а также 1000 экземпляров купонов достоинством в 100 марок (на сумму заказа в 173 финские марки).
Всего же в 1944 году в типографии города Кокемяки было изготовлено 16 тысяч бланков лагерных купонов на сумму свыше полумиллиона финских марок:
Когда купоны выпускались лагерем в обращение, порядковые номера на них вписывались от руки, а на бланках проставлялся штамп с факсимильной подписью начальника лагеря «К.Е. Mustonen».
Кроме того, на обороте купюр ставилась круглая печать с гербом и текстом по-фински: «SOTAVANKILEIRI 1» («Лагерь для военнопленных № 1»; фин. «sota» — война, военный, «vankila» — тюрьма, «vanki» — заключенный, «sotavanki» — военнопленный, «leiri» — лагерь).
На купонах первого выпуска эта печать ставилась на лицевой стороне под цифрами номинала. Номера писались синими или черными чернилами, и оттиски обоих штампов обычно проставлялись фиолетовым цветом. Следует, однако, отметить, что печати проставлялись без присущей военным аккуратности и часто были смазаны и трудно читаемы. Кажется, что штамп подписи также был изношенным или грязным.
Порядковые номера купюр писались на бланках с точками между литерами серии и цифрами, а также между разрядами цифр и в конце номера, например: «С.1.049.».
Для обозначения серийных номеров использовались следующие литеры латинского алфавита. Первая серия: 1 марка — «А», 5 марок — «В» и 10 марок — «С» (вполне вероятно, литера «D» использовалась для четвертого, невыпущенного, номинала, в настоящее время неизвестного, возможно, в 2 или 20 марок).
Для купонов второй серии, подготовленных Зеленковым, использовались литеры: 10 марок — «С» (как прежде), а также «Е», для 20 марок — «D», для 50 марок — «Е» и «G», для 100 марок — «Н».
Известны невыпущенные в обращение бланки купонов с печатью лагеря, но без номеров и штампа подписи начальника лагеря. Почти все знаки, сохранившиеся в коллекциях, были полностью закончены, с обеими печатями и номерами, а также в отличной сохранности, так как не были в обращении. Знаки, доставшиеся коллекционерам, — часть от суммы в 19 553 марки, которые были зарегистрированы в лагере к моменту его закрытия как утерянные заключенными или оставленные администрацией лагеря в качестве сувениров. Бланки невыпущенных купонов, возможно, также оставлены на память.
Товары продавались по цене, более или менее близкой к их реальной стоимости, и прибыль, зарегистрированная в лавке, была не столь уж и велика.
Весной 1943 года зона действий различных лагерей военнопленных была пересмотрена. Все военнопленные в новой области лагеря для военнопленных № 1 были переданы под ответственность лагеря. 11 марта 1943 года эти военнопленные вместе с офицерами, не выходившими на работы, и гражданскими, уже переведенными в лагерь, были организованы в секцию № 2 лагеря в Кёюлиё. В этой секции содержалось около 1200 заключенных. Согласно этой новой договоренности, военнопленные офицеры организованы в секцию № 1 лагеря. Заключенные секции
№ 2 не имели тех привилегий, что были у военнопленных офицеров.
Список «свободных рабочих мест» для заключенных очень различался в зависимости от времени года. Летом имелось много работы на фермах (вне лагеря), которая была доступна для военнопленных офицеров.
Заключенные лагеря для военнопленных № 1 имели возможность работать и на обширных участках, которые были частью лагеря и принадлежали тюрьме в мирное время. Несколько гектаров использовалось под посадки табака. Лагерь также имел собственные огороды, и многим из военнопленных офицеров позволяли обрабатывать клочки земли, на которой они выращивали овощи и табак.
Высшим по званию офицером в лагере был генерал- майор, командир 43-й стрелковой дивизии 23-й армии Владимир Васильевич Кирпичников. Получив легкое ранение, 1 сентября 1941 года он попал в плен (Центральный архив ФСБ России (ЦА ФСБ), Фонд архивных уголовных дел (Ф. АУД), д. № Н-20490, л. 10—12).
12 сентября 1941 года Кирпичникова доставили в Главный штаб финской армии, размещавшийся в г. Миккели, где до конца октября его продолжали допрашивать представители разведки, финские военные, памятуя о том, что генерал являлся участником так называемой Зимней войны, интересовались его мнением о действиях финской армии. Советский генерал отозвался о них положительно, сказав при этом, что Красной Армии в ту войну пришлось столкнуться с рядом трудностей. В последующем это будет квалифицировано советским военным судом как «клевета на советский строй и организацию Красной Армии, а также восхваление финской армии» (ЦА ФСБ России, ф. 14-ос, on. 1, д. 17, л. 146—153), за что 28 июня 1950 года генерал и был расстрелян (Военно-исторический журнал, № 12, 1992, с. 116).
Зато финскими военными разведчиками поведение Кирпичникова было оценено как весьма позитивное, что, естественно, в лучшую сторону отразилось и на качестве его жизни в плену. Отдельные антисоветские высказывания генерала побудили финские спецслужбы использовать его в пропагандистской деятельности против СССР. В конце октября 1941 года Кирпичникова передали в распоряжение управления пропаганды финской армии и вскоре перевезли в Хельсинки.
Его стали склонять к выступлению по радио и в печати с призывом к русскому народу и советским военнопленным объединиться для борьбы против советского строя, а также к подписанию обращения к советским военнопленным с предостережением не возвращаться на родину, так как там их ждет смерть. Кирпичникову предлагали также возглавить в Финляндии антисоветское движение. Надо отметить, что финны делали все, чтобы растиражировать «измену» В.В. Кирпичникова и таким образом заставить принять их предложения. В прессе широко освещался факт пленения советского генерала, был подготовлен специальный документальный фильм о нахождении в плену генерала Кирпичникова, который демонстрировали не только в кинотеатрах, но и советским военнопленным. Кирпичникова убеждали, используя возможности финской разведки, организовать переписку с женой, которой обещали передать до 60 тысяч рублей в качестве единовременной материальной помощи. Применяя метод кнута и пряника, финны то проявляли особую заботу о генерале, то сажали его в карцер, морили голодом. И все же своего Власова финны из Кирпичникова не сделали.
Он наотрез отказался возглавить антисоветское движение в Финляндии, хотя в то же время под влиянием финских пропагандистов все же написал ряд критических заметок о Советском Союзе. Финны, поняв, что теряют время, в первой декаде декабря 1941 года перевели Кирпичникова в лагерь для военнопленных № 1, расположенный в 28-ми километрах от станции Пейпохья, где содержалось около двух тысяч офицеров Красной Армии. Там Кирпичников находился до возвращения в Советский Союз. Он контролировал распределение питания и работ между военнопленными. На рабочих участках распределение продовольствия контролировалось финским штатом. Имелся также финский наблюдатель в кухне лагеря. Высокопоставленные офицеры в лагере не участвовали в работе и проводили время за чтением в бараках.
Управление № 3 в структуре лагеря, занимавшееся воспитательным и образовательным процессом, находилось под руководством священника лагеря Н. Воскресенского. Управление отвечало за духовное воспитание заключенных. Многочисленные учебные группы занимались в читальном зале здания клуба: две из них изучали немецкий язык, две — английский, другие группы изучали бухгалтерию, математику, алгебру, электротехнику и логику. В лагере было также несколько хоров и оркестр. Каждый месяц проводились концерты, лекции и вечера, включая тот, который был проведен 14 ноября 1943 года в память о Пушкине.
Занятость военнопленных офицеров была основана на письменной декларации, подтверждавшей, что они работали добровольно. В конце октября 1943 года 312 заключенных офицеров (почти треть из зарегистрированных в лагере) отказались выходить на работы...
Так как в то время лишь треть списочного состава находилась фактически в лагере, остальные были на работах, получалось, что почти все заключенные офицеры приняли участие в протесте. Те, кто изъявлял желание выйти на работы, были ночью в бараках «убеждены» мнением большинства. Чтобы разрешить этот вопрос, администрация лагеря огородила один из бараков колючей проволокой от остальной территории и сконцентрировала в нем 49 заключенных-агитаторов или подозревавшихся в агитации. Их ежедневное питание было переведено с категории «С» (2800 калорий — для занятых тяжелым ручным трудом) на категорию «В» (2400 калорий — для «занятых в легкой работе»). Генерал-майор Кирпичников, явно продемонстрировавший свое мнение, был полностью изолирован от других заключенных в довольно просторную камеру в главном здании охраны.
Когда было замечено, что другие заключенные поставляли дополнительное продовольствие своим товарищам, между бараками изоляции и главной областью лагеря был построен двухметровый забор, и к нему была выставлена охрана. Администрация объясняла это не тем, что заключенные отказались от работы, а тем, что они терроризировали остальных.
В докладе, последовавшем за инцидентом, было заявлено, что заключенные были связаны с агентами подпольной Финской коммунистической партии, подстрекавшими их к отказу от работы. Несколько гражданских лиц были вовлечены в дело, одного из них, работавшего в штате лагеря, заключили в тюрьму. Обнаружилось также, что некоторые военнопленные женщины, работавшие в лагерной кухне, принимали участие в агитации, и они были перемещены в лагерь для военнопленных женщин.
Права военнопленных защищались организацией Международного Красного Креста, который отправлял дополнительные посылки продовольствия, гуманитарную помощь и почту, а также вел наблюдение за соблюдением условий в лагерях для военнопленных. На местном уровне наблюдение в лагере выполнялось региональным штабом Сил Самообороны, а на национальном уровне — инспекторами Генерального штаба по делам военнопленных.
В соответствии с международными нормами, военнопленным позволяли держать советские рубли, которые они имели в собственности во время захвата в плен. Деньги хранились в индивидуальных конвертах в управлении лагеря. К концу 1942 года инспекторы лагерей для военнопленных в своем докладе привлекли внимание к возможности, предложенной самими военнопленными в том же году, чтобы обменять их рубли на финские деньги или табак (деньги не были бы, конечно, оплачены непосредственно, но могли быть помещены на счет или использоваться для приобретения разрешенных товаров для заключенного). Обмен был добровольный. Некоторые заключенные лагеря № 1 отклонили предложение об обмене их рублей, поскольку полагали, что количество предлагаемого табака было неадекватно.
Это было понятно, потому что определить покупательную способность рубля было весьма трудно. Курс обмена был установлен в 0,03 марки, при этом подразумевалось, что одна сигарета реально обходилась в 15—20 рублей. Это заключенным казалось, мягко говоря, неблагоразумным. Инспекторы рекомендовали, чтобы валютный курс был пересмотрен, имея некоторую заинтересованность в рублях (которые требовались Разведывательному управлению Генерального штаба финской армии), невзирая на их расчетную покупательную способность.
Также в октябрьском докладе 1942 года упоминалось, что в лагере для военнопленных № 1 в момент смены караула 6 октября женщины-военнопленные пели политические песни в честь годовщины революции в октябре. Относительно этого инцидента инспекторы сделали выговор начальнику охраны и серьезное предупреждение заключенным женщинам.
В июне 1943 года инспектор в своем докладе предложил, чтобы использование лагерных денег было разрешено военнопленным (не офицерам), дабы обеспечить стимул для притока рабочей силы на популярные лесоразработки и другие работы. Это предложение, однако, не принесло никаких результатов. Для материального стимулирования использовали табак и дополнительное продовольствие. Соответственно заключенные, производившие более двух кубометров в день, получали 5 сигарет за каждый дополнительный кубический метр древесины. В лесном лагере Ниинисало (Niinisalo) (для пленных офицеров в изоляции), входившем в организационную структуру лагеря № 1, на лесоповале заключенные получали лагерные купоны по курсу 20 марок за кубометр при перевыполнении ежедневной нормы. Это практиковалось, по крайней мере, в течение периода с 6 мая по 2 сентября 1944 года и было дополнением к нормальным ежедневным рабочим выплатам в 10 марок.
Слухи об успехах Красной Армии и продвижении ее на Карельском перешейке в течение лета 1944 года постепенно проникали в лагеря вместе с прибывавшими новыми заключенными. Это вызывало новые надежды и усиливало стремление к побегу. В августе 1944 года приказом Генерального штаба офицеры, захваченные в плен после 9 июня, должны были быть переданы лагерю для военнопленных № 1, где для них была организована новая зона, изолированная от остальной части лагеря. Эти новые заключенные офицеры имели право на те же самые привилегии, что и другие офицеры, содержавшиеся в лагере. Они могли использоваться на работах, если давали на то свое письменное согласие и если это было возможно в условиях полной изоляции от других заключенных.
Ежедневные рабочие выплаты заключенным офицерам
(как указывалось выше, с 1.09.1943 заработная плата военнопленных офицеров была увеличена с 2 до 5 марок за рабочий день, а с 1.01.1944 — до 10 марок).
Нетрудно заметить из этого документа, что заключенные сделали значительный вклад в обеспечение рабочей силой местного хозяйства. По заверениям финских историков, «для самих заключенных работа была помощью в монотонной жизни лагеря и в то же самое время улучшала их физическое состояние».
К 31 июля 1944 года имелось в обращении лагерных денег на 293 000 финских марок. В дальнейшем было выпущено еще на 79 000 марок, что составило в общем 372 000 марок. Подробности выпуска не были указаны в бухгалтерских книгах, так что неизвестно, как эмиссия подразделялась по номиналам купюр...
Конец эпопеи
На протяжении четырех лет безрезультатно прилагались дипломатические усилия, чтобы побудить Финляндию к мирным переговорам.
Поворотным пунктом войны стала битва под Сталинградом. .«Примерно с половины февраля 1943 года, — вспоминал Иван Трифонович Твардовский о штрафном лагере военнопленных «Муустасаари», — вскоре после завершившегося победой Советской Армии Сталинградского сражения, к нам, в этот лесной замок, по воскресным дням стали наведываться финны, и не в одиночку, не парами, а целыми группами, и, как можно было догадаться, это имело связь с тем облетевшим весь мир известием о полном разгроме армии Паулюса и пленении его самого и его трехсоттысячной армии. Рядовые финны, которые по тем или иным причинам не находились на фронте, желали поделиться с нами, русскими пленными, размышлениями о победе русских в Сталинградском сражении.
— Ой! Ребята! Слушайте! Это было такое сражение, какого не знала мировая история! — перебивая друг друга, рассказывали финны.
Не преувеличивая, должен упомянуть, что было чему удивиться: Финляндия была в состоянии войны, с Советским Союзом, и в то же время среди финнов встречались люди, не только не питавшие вражды к русским, но даже с симпатией отзывавшиеся о русских, или, точнее, о советских воинах, которые увенчали себя славой Победы под Сталинградом.
Конечно, нельзя сказать, что в этот маленький лагерь для пленных приходили финны, только из сочувствия к пленным или из чувств солидарности к советским воинам. Приходили сюда и просто из любопытства, чтобы посмотреть, понять, сравнить, представить: что же такое за люди, воспитанные в коммунистической стране? Чем таким они отличаются от граждан Финляндии? Трудно сказать, что они могли подумать, но, на мой взгляд, впечатления у финнов о русских складывалисъ вполне хорошие, хотя положение пленного никак не украшает человека, и не учитывать этого нельзя.
...Предполагали, что это был единственный лагерь военнопленных, где охрана не препятствовала контактам финнов с пленными. Пленным же это было только на руку: финны приносили с собой сигареты, что-нибудь из продуктов, газеты и журналы, а порой, если смогли стороны договориться, например, об оплате за какую-то работу (портрет, картину, поделку, ремонт и прочее) частью деньгами, то передавали и деньги. Если же у пленного заводилась собственная, заработанная трудом, финская марка, то он мог попросить любого, чаще знакомого посетителя, купить что-либо, что также не запрещалось. Но финны лишь в редких случаях принимали деньги от пленного на сигареты или на лезвия для бритья — такие просьбы обычно выполнялись за «спасибо», сказанное по-фински...» (Твардовский И.Т. Родина и чужбина. Книга жизни. Смоленск: Посох, Русич, 1996).
Состоялся прорыв блокады Ленинграда, и СССР смог сосредоточить на финском фронте дополнительные силы. Тогда Финляндия стала искать возможности выхода из войны. Переговоры о мире напоролись на жесткие условия СССР и на негативную позицию Германии. Последняя I грозилась прекратить помощь Финляндии.
Сводный каталог
В настоящее время известны следующие купоны:
Известия об ухудшении военной обстановки для Германии и ее союзников весной 1944 года и позднее довольно быстро достигали персонала лагерей, охранников, военнопленных и гражданских. Окончание войны было общей темой разговоров между охранниками и заключенными. В таких беседах проявлялись и различия в настроениях пленных, и тревога некоторых из них за свое туманное будущее.
За военной обстановкой следили тщательно. Страсти были накалены. Приближался конец войны, шептались об условиях замирения (рядовые и офицеры охраны). Большое наступление советских войск завершилось сдачей Выборга, финские войска отступали, оставляя «завалявшиеся» батальоны...
9 июня 1944 года СССР начал широкомасштабное наступление на Карельском перешейке, сопровождаемое мощным артиллерийским огнем, и прорвал оборону финнов. Маннергейм обратился к Германии за спешной помощью. 22 июня правительство Финляндии сообщило Советскому Союзу о своей готовности заключить чрезвычайный мир. В тот же день в Хельсинки прибыл министр иностранных дел Германии Риббентроп, который заявил о готовности Германии помогать Финляндии, но в качестве гарантии потребовал заключения военного союза. Президент Рюти от своего имени написал письмо Гитлеру, в котором он обязался продолжать войну. Гитлер был удовлетворен обещанием Рюти и не потребовал официального договора о военном союзе.
Положение на фронте стабилизировалось, и переговоры о мире могли продолжаться. СССР настаивал на своем требовании разорвать отношения Финляндии с Германией и выгнать немцев из Финляндии, но уже не требовал полной капитуляции. Финляндия согласилась на условия СССР. В результате переговоров с Советским Союзом, военные действия были прекращены — 4 сентября в Москве был подписан документ о перемирии.
Временный мир между Финляндией и Советским Союзом был заключен 23 сентября 1944 года. Согласно подписанному в Москве договору, в дополнение к утраченным в период Зимней войны территориям Финляндия потеряла Печенгу (Петсери). Немцев следовало изгнать из Финляндии. Численность армии следовало сократить примерно до 42 000 человек. В качестве репараций Финляндия должна была уплатить 300 миллионов долларов в течение шести лет и в дополнение к этому компенсировать имущество, уничтоженное на оставленных территориях. Военных преступников следовало наказать, а деятельность фашистских организаций прекратить.
Рюти покинул президентский пост, и на его место был избран маршал Маннергейм. Он объявил Гитлеру, что не несет ответственности за обещания Рюти. В сентябре финское правительство в ультимативной форме потребовало от Германии вывести войска из Финляндии. 15 сентября финские вооруженные силы были обращены против немецких войск на севере Финляндии — для изгнания i немцев пришлось пройти через Лапландскую войну (Lapin sota), которая завершилась только в 1945 году.
Финляндия проиграла войну против СССР, но самое важное для себя — независимость — она сохранила. Военное время и последующее возрождение максимально i сплотили силы нации, и Вторая мировая война по сей день в Финляндии преподносится как важный символ национального единства.
Условия перемирия предписывали возвращение из Финляндии всех граждан СССР, как интернированных из мирного населения, так и военнопленных. Началось оно в ноябре 1944 года. Пришлось пережить шок: по статистике, в плен было захвачено 64 108 советских военнослужащих, а предъявить к возвращению финны смогли только 44 453 человека, следовательно, свыше 19 тысяч, или 29,1%, погибли. В документальном исследовании финского писателя (бывшего охранника концлагеря № 32) Эйно Пиэтолы «Военнопленные в Финляндии. 1941—1944» были названы и проанализированы следующие причины высокой смертности пленных: мизерный паек, непосильный труд, болезни, некачественные продукты, отсутствие квалифицированной медицинской помощи, бесчеловечное отношение, расстрелы и пытки...
Пик смертей пришелся на 1942 год, и только осенью 1943-го Верховный главнокомандующий маршал Маннергейм распорядился своим приказом изменить жестокость в обращении с военнопленными на гуманные методы.
Договор о перемирии освободил пленных обеих воевавших стран. Концлагерь был «распахнут»,
динамики направлены на бараки, радость и ликование... Лагерная лавка в лагере для военнопленных № 1 в Кёюлиё была закрыта 24 октября 1944 года.
На тот момент по финансовым отчетам лагерных денежных знаков было следующее количество (информация, основанная на бухгалтерии лавки, опубликована в работе: Erkki Borg. Finnish N umismatics Russian Bonistics. 1980):
Во второй половине октября 1944 года всех обитателей офицерского лагеря № 1 транспортом № 401 привезли к советско-финской границе. Большинство военнопленных офицеров были переданы советским властям в связи с обменом заключенными в Вайниккала (Vainikkala) 21 октября 1944 года. У многих из них и на родине судьба была незавидна...
Послесловие
В войнах 1939—1944 годов финны воевали, по их
мнению, за восстановление справедливости, за территориальную целостность своего государства. Однако история распорядилась так, что в результате войны 1941—1944 годов Финляндия не только не приобрела ничего, но и еще больше потеряла...
Шестьдесят пять лет прошло с той поры. Нынешняя граница между Россией и Финляндией является результатом не Зимней войны, а Второй мировой. Закреплена она Парижским мирным договором 1947 года, подписанным девятью государствами, находившимися в состоянии войны с Финляндией. Советский Союз был готов весной 1941 года вернуть значительную часть отошедших к нему территорий, и во время войны неоднократно делались предложения о возможных уступках.
Мы находимся сейчас в таком положении, которое зафиксировано межгосударственными договорами. Но и сейчас порой по финскому радио звучит песня «Карелию обратно». В печати ведется активная дискуссия по так называемому карельскому вопросу. А государственные деятели заявляют, что Карельский перешеек нужно получить обратно, причем в чистом виде, без населения...
Да, наверное, вы подумали, что ныне в бывшем лагере в Кёюлиё мемориальный музей? Отнюдь — там все еще тюрьма...
Олег ПАРАМОНОВ
Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 80 (октябрь 2010), стр.118