в иконах поморского письма Выга и Урала
Илья Пророк принадлежал к числу святых, наиболее популярных и любимых на Руси. Он Г прежде всего почитался как великий отшельник и боговидец, слышавший в пустыне «глас Божий». Особое значение в развитии культа Ильи имела идея праведности — Илья, избегнув смерти, был взят живым на небо. Как великий аскет и праведник Илья понимался как прообраз монашества. На Руси Святому Илье традиционно приписывалась чудодейственная власть над силами природы — грозами, громом и молниями, тучами. Почитался святой как покровитель и плодородия, чему способствовала не только его власть над погодой, но и совпадение дня его памяти (20 июля по старому стилю) с периодом жатвы. Известно также, что наряду с такими святыми, как Флор, Лавр, Власий и Модест, почитали Святого Илью и как покровителя скота, а также как целителя-чудотворца, воскресившего сына Сарептской вдовы. Вот почему на Руси было огромное количество монастырей, храмов, приделов, часовен, посвященных Святому Пророку, популярному «и в хижинах, и в дворцах».
Надо отметить, что Святой Пророк Илья был особо чтим и в старообрядческой среде. Старообрядцы прежде всего почитали его за исповедание истинной веры. Как известно, пророк жил во времена самых нечестивых царей в истории Израиля — Ахава и Охозии, в период страшных гонений на последователей истинного Бога и смело обличал «сильных мира сего» в грехах, идолопоклонстве и отступлении от Истины. Так и после раскола во второй половине XVII века, после страшных и трагических событий и ужасных преследований старообрядцев, нашлись люди, которые смело стали на защиту правой веры. Протопопы Аввакум и Иван Неронов, епископ Павел Коломенский, боярыня Морозова и многие другие ценой своей жизни отстаивали «древлее благочестие» и обличали царя, патриарха Никона и их приспешников в отступлении от истинной веры.
Почитали старообрядцы Святого Илью и за пустынножительство и отшельничество. Многие староверы (особенно это наблюдалось в конце XVII — начале XVIII века) считали, что конец света уже близок и в мир пришел антихрист, и единственное спасение для христианина — полная изоляция от греховного мира. Поэтому многие старообрядцы уходили в далекие пустыни и леса, скрываясь от людей, не имея никаких контактов с внешним миром, миром греха и «нечестивой веры», как некогда делал Святой Пророк Илья.
Еще одним аспектом особого почитания Святого Ильи у старообрядцев было его огненное вознесение. Для представителей «древлего и истинного благочестия» огонь стал символом очищения души и символом спасения. В конце XVII — начала XVIII века было зафиксировано большое число случаев массового самосожжения старообрядцев, так называемых «гарей». «Вознесемся, как Илья, в огне к Господу нашему и получим спасение и жизнь вечную!» — восклицали старообрядцы и целыми семьями, включая детей, а нередко и целыми деревнями шли в огонь. Поэтому неслучайно у старообрядцев получили широкое распространение меднолитые иконы, иконы, «очищенные огнем», среди которых особое место занимал образ «Огненного вознесения Пророка Ильи».
Тема этой публикации — ознакомление читателей с сюжетом «Огненное вознесение Пророка Ильи» в поморской иконе, наименее изученном аспекте художественного наследия Выга. В существующей литературе вопросы поморского иконописания освещены недостаточно. Тем не менее ценные наблюдения о поморской иконе, художественном стиле и особенностях иконописания мастерских Выгореции можно встретить в работах Д.Островского, В.Г.Дружинина, В.Г.Платонова, Н.Н.Чугреевой и других.
В качестве примера рассмотрим икону «Огненное вознесение Пророка Ильи», Выг, середина XIX века из собрания Музея Рублева (илл. 1). Эта икона — типичной иконографии, широко распространенной на Севере. (Особенностью этой иконографии является доминирующее изображение огненного облака в верхней части иконы, тогда как сидящий в пещере Илья обычно изображен с левой стороны и не отличается по размеру от других сюжетов). С искусством мастеров Выга икону сближает ряд таких признаков, неоднократно упоминаемых исследователями, как тщательная обработка доски, изображение позема в виде северного мха, изображение горок с лещадками в виде геометрических орнаментов, характерных кустов, коней с выразительными мордами, а также надпись на полях иконы. Что касается личного письма, здесь мы видим типичное для Выга беловатое вохрение по оливковому санкирю. Во всей иконе заметны признаки некой дробности, графичности и «засушенности» стиля, что было характерно для мастерских Выга накануне закрытия обители.
Рассмотрим другую икону «Огненное вознесение Святого Ильи» поморского письма (конец XVIII — начало XIX века, Выг, частное собрание, илл. 2). Здесь также можно наблюдать ряд характерных черт, сближающих ее с искусством выговских мастеров, — это обработка доски, беловатое вохрение по оливковому санкирю в личном письме, изображение коней, фигурные навершия у предстоящих, наблюдаемых на многих поморских иконах, характерная палеография, а также облачка в небесном сегменте в виде трилистников. Кроме того, здесь особый характер написания горок в виде «северного мха», применяемого именно на Выге. Хотя для «мха» на этой иконе характерны своеобразие и повышенная живописность, отличающие его от традиционных изображений, его формы находят аналогии в ряде поморских настенных листов конца XVIII — первой трети XIX века. Со стилистикой рукописного лубка роднит икону не только позем, но и написание фонов у приписных фигур на полях иконы. Краски здесь положены неровно, пятнами, так, что видно движение кисти. Аналогичный способ мы видим в поморских лубках, где мастера работали сильно разведенными темперными красками, дающими эффект акварели. Поэтому не исключено, что мастер, писавший эту икону, работал в основном в лубочной живописи, которую в целом отличает некоторая упрощенность в письме личного и в проработке деталей, а с другой — повышенная декоративность. Кроме того, в этой иконе, в отличие от первой, очень сильна местная, народная струя. Если же сравнить эти два произведения с точки зрения иконографии, то нельзя не заметить поразительное сходство даже в мелких деталях — одна икона как бы повторяет другую.
Что касается поморского согласия на Урале, то в течение всего XVIII века, вплоть до начала XIX века, оно было самым распространенным согласием в данном регионе. В первой четверти XVIII века, благодаря усилиям выговских эмиссаров, на Урале возникла сеть беспоповских скитов, игравших большую роль в распространении староверия. Для бесперебойного снабжения старообрядческих общин иконами и медным литьем были «созданы» тайные дороги, пролегавшие через небольшие деревушки и «пустыни». Крупными центрами поморского согласия, координирующими связь между Выгом и Уралом, были находившиеся в 45 километрах от Нижнего Тагила Краснопольская слобода, а также село Таватуй (Невьянский район). Уральские старообрядцы-поморцы не только получали иконы с Выга, но и заказывали их у местных мастеров. Все такие иконы, с одной стороны, стилистически и иконографически ориентированы на Выг, с другой — мы видим в них влияние местной художе
ственной традиции. В первую очередь речь идет о Колорите, о сочных и ярких красках — так называемой «невьянской полихромии». В качестве примера рассмотрим икону «Огненное вознесение Ильи» (конец XVIII века, Невьянск, музей «Невьянская икона», г. Екатеринбург, илл. 3). Эта икона как нельзя лучше показывает сочетание «поморского стиля» (обработка доски, личное письмо, изображение позема, горок, коней, палеография) с невьянской художественной традицией, для которой характерны яркие насыщенные краски в одеждах святых и позема. (Безусловно, здесь интересно изображение позема, где вместо традиционно бедной северной природы мы видим «буйство зелени» уральских предгорий). Иконография этого произведения до мелких деталей повторяет иконографию двух предыдущих вещей, из чего можно сделать вывод, что невьянский мастер либо был знаком с выговскими оригиналами, либо имел прорись с таким сюжетом.
В качестве еще одного примера рассмотрим икону «Огненное вознесение Пророка Ильи», происходящую из другого центра горнозаводского Урала — Красноуфимска (начало XIX века, частное собрание, илл. 4). От Невьянска этот центр отличался иной живописной манерой, для которой характерно определенное личное письмо, изображение фона и полей (белый цвет или имитационное золочение), а также, весьма своеобразное написание горок с красными «ягодами» и черными «колючками» на зелено-буром фоне. Любопытны фигуры предстоящих с характерными «поморскими» навершиями. С точки зрения иконографии эта икона до мельчайших деталей повторяет все предыдущие, что позволяет нам говорить о том, что икона из Красноуфимска — яркий образец поморских писем данного региона.
Это исследование позволяет сделать вывод о том, что наряду с поморскими письмами собственно Выга и северных регионов России существовали и поморские письма других регионов, в частности Невьянска и Красноуфимска. Такие иконы стилистически близки иконам Выга, ориентированы на Выг и имеют иконографию, до мельчайших деталей схожую с иконами Выгореции, что мы и видим на примере сюжета «Огненное вознесение Святого Пророка Ильи». Конечно, необходимо дальнейшее изучение поморских писем различных регионов страны — это позволит правильно аттрибутировать вещи, находящиеся в музеях и частных коллекциях.
Михаил ЧЕРНОВ
Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 39 (июль-август 2006), стр.54