Метаморфозы стоимости стариц икон, довольно захватывающие, не отследить без специальной статистики. Ее дает только регулярный аукцион. Иные данные — ценники в Магазинах устные сведения торговцев — недостаточны. Ценник под предметом информирует разве что о том, что эту сумму пока никто не пожелал заплатить. Предание о прошлых продажах— факт биографии продавца, не годный для статистики даже при условии достоверности.
Сориентироваться в ценах, придя на рынок извне, невозможно. Его непрозрачность полезна для знатока, она оставляет ему шанс разглядеть нечто, не угаданное другими. Но для любителей, не имеющих личного опыта покупок и продаж, это серьезное препятствие. Получение опыта первой стадии может оказаться достаточно дорогим.
Для многих покупателей это важный стимул к приобретению древностей не в приватной обстановке, а на открытых торгах. «Шаг» на аукционе — 10%. Выигрывает тот, кто переплатил за предмет одну десятую. Эта определенность, может быть, и не создает ощущения дешевой покупки, но зато гарантирует от более серьезных потерь. Истинный ресурс галерейного предмета скрыт от покупателя, если он не имеет опыта и его единственный поводырь — инстинкт доверия к продавцу либо определенное пренебрежение к деньгам (что в природе встречается чрезвычайно редко). На аукционе же ресурс предмета раскрывается со всей очевидностью. Непредсказуемость этого раскрытия может быть одинакова для людей и по ту, и по другую сторону «вертушки».
Приватный продавец отцеживает время, порой годами ожидая наиболее благоприятную ситуацию для продажи вещи, и инициирует сделку только в положении полного господства над обстоятельствами. На аукционе обстоятельства начинают складываться уже после того, как предмет фактически продан. Устроитель, конечно же, максимально ответственно подходит к предпродажной подготовке — созданию своеобразной пусковой установки для предмета и его снаряжению перед отправкой в зал. Но любые усилия носят предварительный характер, и с момента старта устроитель — пассивный наблюдатель, бессильный повлиять на движение лота. При неадекватной оценке предмета встречные усилия устроителя продать, а клиента — купить пропадают зря, образуя «два туннеля под Ла-Маншем», вернее два тупика. Но при контакте усилий происходит позитивная детонация цены, приводящая к ярким результатам.
Обустройство аукциона — сверхсложный процесс, связанный с анализом и подчинением самых разнообразных факторов, требующий нечеловеческой концентрации прагматизма. Но вся жесткая экономическая конструкция возводится вокруг инкубатора цены, рождением и формированием которой дух спонтанности управляет в не меньшей степени, чем воля устроителя. Роботизация аукционного процесса, отпечаток механистичности, лежащий на всем, — от конвейера приема предметов до речитатива аукцинатора, — каркас, необходимый для обуздания тайных сил, управляющих кульминацией действа. Здесь кроется сильнейший фактор притягательности аукциона — в «биржевой», нервозной обстановке, сам словарь которой подчеркнуто приземлен («номер лота — старт — резерв — шаг — уход»), осуществляется быстрое погружение нескольких сот предметов в цилиндр фокусника, где с ними происходят разные неожиданные метаморфозы. Атмосфера аукциона противоположна атмосфере антикварного кулуара с мягкими креслами, уютом, коньяком и полной предсказуемостью программы, в которой покупатель пассивно отыгрывает роль, предначертанную продавцом.
Последнее позволяет приватному торговцу выстраивать собственную статистику цен. Проданное вчера за X сегодня у него стоит Х+1, то есть процесс развивается по восходящей прямой. Аукцион отражает любые колебания, вплоть до погодных, на день торгов, и его ценовые показатели могут располагаться на очень нерегулярной диаграмме. Однако она, формируясь в ситуации, максимально далекой от искусственного моделирования, может претендовать соответственно на максимальную объективность. Статистика аукционов — уникальный ресурс стерильных показателей, характеризующих поведение рынка как стихии.
Посмотрим же, как выглядел рост цены на икону «в среднем» за три с половиной года (по материалам базы данных Аукционного дома «Гелос», график 1).
Здесь, в рамках 40 аукционов «месяца», «сезона» и «года» с января 2004 по май 2007 года рассмотрено 567 проданных икон. Ежемесячный показатель (в тысячах рублей) — средняя цена иконы на каждом аукционе.
Очевидно, что графический хаос этой объективной картины отражает неравномерность качественного и количественного распределения икон по аукционам. На фактор случайности, управляющий приливно-отливной энергией приноса предметов, накладывается стремление аукционного дома искусственно распределять лоты в соответствии с иерархией аукционов, быстро избавляясь от малоценного товара и, наоборот, придерживая раритеты до более крупных аукционов «сезона» и «года».
К примеру, в целом провальная (по данному графику) «кардиограмма» 2006 года в сравнении с 2005-м выглядела бы иначе, если бы коллекция, выставленная в феврале 2007-го (ее стоимость составила 3 000 000 рублей), была продана сразу по приему, в сентябре 2006 года. С другой стороны, владельцы предметов иногда спешат с продажей и не согласны ждать. В этом случае показатели могут перекоситься в пользу рядового аукциона, а следующий за ним аукцион «сезона» будет выглядеть серо. К примеру, на «аукционе месяца», прошедшем 30 апреля 2004 года, средняя цена иконы составила 75 500 рублей, а на следующем — «сезона» (28 мая 2004 года) — всего 14 700. Высокие показатели апрельских торгов были «сделаны» продажей двух раритетных икон: «Рождества» XVI века — за 170 000 рублей (илл. 1) и «Николы» начала XX века, в серебряном окладе с эмалями, — за 205 000 рублей (илл. 2). В мае же самая дорогая икона ушла всего за 20 000 рублей.
Кроме того, количество выставляемых икон тоже не всегда произвольно. В 2005 году с аукционов были проданы 104 иконы, а в 2006-м — уже 176. Задачей 2006 года было в первую очередь поднять количественную планку выставляемых икон, однако высокие показатели по раритетам оказались неизбежно «разбавлены» (притом, что годовой «вал» вырос с 4166 000 до 4 902 000 рублей).
И все равно, несмотря на приводимые оговорки, нерегулярность кривой (колебания 2007 года в пределах 1500%) весьма внушительна. Наибольший дисбаланс придают схеме пять «пиков» — аукционы 4.04, 11.04, 2.05, 9.05, 2—3.07. Во всех случаях эскалация показателей происходит не столько за счет общего высокого уровня выставленных икон, сколько благодаря росту цены одной-трех из всего стринга.
Иконы с апрельских торгов 2004 года уже приведены. В ноябре 2004 года икона «Параскева Пятница» начала XVI века (илл. 3) была продана за 1 950000 рублей ($70000). Февраль 2005 года был отмечен рядом довольно выдающихся икон, однако безусловный шедевр среди них — новгородская «Св. Николай с Параскевой» XV века (илл. 4), проданная за 665 000 рублей ($26 000). В сентябре 2005 года по стоимости с большим отрывом лидировала икона «София Премудрость» (илл. 5) — 1 200 000 рублей ($42 000). Наконец, беспрецедентный «вал» иконного стринга 2—3.2007 (11841000 рублей) был сформирован продажей всего трех икон: «Николы в житии» конца XV века — за 7000000 рублей ($274000), «Рождества» начала XVI века — за 1 900 000 рублей ($74 500) и «Николы» конца XIX века, в серебре с эмалями, — за 1100 000 рублей ($43 000) (илл. 6 — 8).
Если отсечь эти высокие произведения (а «Никола в житии» — самая дорогая икона из всех, когда-либо официально проданных в России, и пример одной из самых дорогих аукционных продаж иконы в мире), то схема существенно выровняется. Мы специально не стали этого делать, чтобы первичный эксперимент был «чистым». Ведь если начать дробить иконы по категориям, то можно сразу скатиться до атомарного уровня, до признания того, что каждая икона уникальна и несопоставима ни с чем, а значит, не может быть материалом для статистики.
Однако абстрагируемся от этого возвышенного подхода (разумеется, временно) и попробуем все же проследить, как с годами меняется аукционная судьба определенного «типажа» иконы. Проведем их приблизительную селекцию по возрасту, материалам, сюжетике, исполнению. Проще всего это сделать в рамках XIX века, так как икон этого времени — большинство. Отберем иконы только среднего уровня, традиционного письма, без оклада или в латунном окладе, на сюжеты «Вседержитель», «Богоматерь» (наиболее популярных изводов), «Никола». Исполнение икон должно тяготеть к усредненным схемам, без ярких признаков региональности, к тому, что в описаниях размыто называется «Центральная Россия». Допустима небольшая реставрация, но иконы в идеальной сохранности и, напротив, иконы «в работу» тоже желательно исключить. Таким способом можно набрать 17 икон. На иллюстрации 9 приведены три из них для того, чтобы стала очевидной степень погрешности, от которой никуда не деться, но которая все же сведена до возможного минимума. График 2 иллюстрирует изменения цены квадратного сантиметра такой иконы с 01.2004 по 05.2007. Если в одном аукционе оказываются две и более таких икон, рассчитывается их средняя стоимость как один показатель.
Средняя стоимость в 2004 — 2007 годы составила 14,93 — 17,84 — 35,09 — 38,22 руб/кв.см. Цена выросла на 149 %.
Теперь попробуем рассмотреть иконы более высокой категории — «в серебре». Необходимо выбрать род произведений с не очень сложной морфологией, чтобы в поисках неделимого «корня» не жертвовать слишком многим. Наикратчайший путь нам видится в направлении «фольгушек», то есть экономичных икон в тонком металле, массово производившихся на рубеже XIX—XX веков. Они легко поддаются обобщению, поскольку довольно типичны по стилю (упрощенный академизм) и имеют не слишком широкий диапазон качества. Исключим те сюжеты, которые «тянут» на себя цену, оставив самые распространенные (илл. 10). Для фольги, кроме прочего, первостепенную важность имеют сохранность золочения и размер. Исключим самые потертые и, напротив, идеально сохранившиеся, а для нивелирования размера будем считать за единицу квадратный сантиметр «фольгушки» (график 3).
Здесь — 20 икон, подобных приведенным на иллюстрации 10. Цифровые показатели с 2004 по 2007 год: 23,41 — 27,57 — 48,34 — 68,37 рубля за кв.см. Цена выросла на 192%.
Сравнение графика роста цен на средние иконы XIX века и более дорогие «фольгушки» позволяет сделать определенные выводы. 14 те, и другие выросли в цене, но более дорогие подорожали больше. Разрыв стоимости почти в полтора раза (1,57) в первом случае, во втором постепенно приближается к двойному соотношению (1,79). При этом график изменений цены на «фольгушки» выглядит гораздо экспрессивнее, чем вполне дисциплинированный предыдущий график (перепады до 30% в рамках года — на первом и до 70 % — на втором). Это подсказывает нам, что при попытке обобщить иконы превосходящего уровня (в полновесных серебряных окладах, окладах с эмалями, XVII века и тд.) график по нерегулярности будет приближаться к «общему», приведенному в начале, где одной диаграм мой охвачены, по сути, совершенно разные иконы.
Особенности предметов невысокой значимости влияют, конечно, на их цену, но при статистическом подсчетееще могут являться усредняемой величиной, в то время как с ростом уровня именно вторичные, на первый взгляд, дета ли приобретают все более весомый и, наконец, даже решающий характер. Скажем, потертость фона на средней живописи XIX века снижает цену гораздо меньше, чем потертость золочения на серебряном окладе, и напротив — сохранный фон далеко не так ценен, как сохранное золочение. Отсюда и неровность диаграммы «фольгушных» икон отно сительно «простых». Чем выше ценность предмета, тем индивидуальнее обстоятельства ценообразования, а в случае с единственными в своем роде вещами они еще и уникальны.
Не имея возможности обобщить более дорогой материал, мы, однако, можем поштучно проследить те немногие иконы, что дважды выставлялись на аукцион со значительным временным разрывом. Как пример «среднего» уровня рассмотрим «Минею» XIX века (илл. 11), проданную в марте 2005 года за 25 000 рублей и затем в сентябре 2006 года — за 35 000 рублей. Икона XVII века достаточно высокого уровня — «Знамение» ушла в феврале 2005 года за 110000, а в феврале — марте 2007 года была продана повторно за 200000 рублей (илл. 12).
Необходим и третий пример, способный хотя бы в общем показать динамику продаж икон высокой раритетности. Для этого среди восьми выдающихся произведений, проданных с аукционов 2004—2007 годов, мы можем осторожно выделить пару, сравнив два «Рождества» XVI века (апрель 2004 и февраль—март 2007) (илл. 13). Первая икона была продана за $6 500, вторая — за $74 500, но все же совокупность факторов позволяет утверждать, что историко-художественная ценность обеих икон отличается не столь разительно, как их финальные цены. Иконы совпадают по размеру (28x21 и 27x22), по сюжету и композиции до мелких деталей (за исключением того, что на первой вверху добавлены две фигуры ангелов, в среднем регистре иначе изображены пастухи, служанка внизу принимает иное положение относительно Саломеи). Осторожная датировка первой иконы концом XVI века оказалась неверной после ее раскрытия, она, как и вторая, создана, безусловно, не позднее первой четверти XVI века. По сути, оба памятника — равноценные образцы довольно распространенной в XVI веке продукции, небольшие «праздничные» иконы, повторяющие «московские» иконографические схемы XV века. Единственное существенное отличие первого памятника — сложное состояние (при, однако, почти аналогичной сохранности): икона находилась под записью конца XVIII века, которая, несмотря на то что была смыта до авторского слоя более чем на 50% площади средника (что вполне достаточно для первичной атрибуции), довольно сильно искажала оригинал. Это, безусловно, отпугнуло многих потенциальных покупателей. Другой вопрос, как это роняло икону в глазах знатока — первозданный вид, признак подлинности, гарантия отсутствия на иконе современной реставрации для настоящего ценителя — скорее своеобразное достоинство в сравнении с законченным экспозиционным состоянием второй иконы (правда, замечательно сохранившейся). Известно, что после покупки икона была раскрыта, официально атрибутирована и продана повторно в диапазоне $10 000 — 12 000 (лето 2004 г.). Можно предположить, что ее аукционная цена в обстоятельствах марта 2007 года составила бы никак не меньше половины цены второго «Рождества», учитывая его, хоть и очень незначительно, но лучшую сохранность и превосходный провенанс (чем разница между иконами исчерпывается). В любом случае, колебания предполагаемой цены могут менять градус наклона диаграммы, но в целом не нарушая рамок тенденции.
Если среднегодовой рост цены «Минеи» составляет примерно 0,35, то «Знамения» — 0,45 и «Рождества» — (1,2 — 1,4) — приблизительно 1,3 цены.
Теперь, если вернуться к изначальной, общей диаграмме средних цен на иконы в 2004—-2007 годы, то ее хаотичную амплитуду можно объяснить не только причудливыми сочетаниями разных вещей в рамках одного аукциона, но и тем, что сочтены вещи, дорожающие с разной интенсивностью. В этом свете кажется неслучайным, что график представляется состоящим из двух уровней. «Нижний», составленный «средним материалом», повышается с гораздо меньшей скоростью, чем «верхний», описывающий раритеты, стремительно набирающий высоту. Думается, что эта картина хотя и приблизительно, но в целом верно отражает процесс кристаллизации иконного рынка.
Известно, что на заре иконной торговли «любая икона стоила любые деньги». Бывает, что приносят на оценку предметы, купленные в конце 1980-х годов, к примеру, за $1000, и некоторые из них сейчас стоят $200, а другие — $20 000. В более цивилизованный период цены упорядочились, но расхождение между рядовым произведением и раритетом было вполне обозримым. Сейчас же из года в год иконный рынок обретает все большую иерархичность.
В начале 2000-х годов продажа с комиссии недорогой, до $200, иконы была повседневным явлением. Приобрести качественно исполненный образ столетней давности, без особых признаков редкости, но с гармоничным сочетанием скромных характеристик, мог позволить себе любой человек с нормальной зарплатой.
Теперь покупатели, разыскивая подобную икону, все чаще покидают магазин ни с чем. Материал стоимостью ниже $700—800 на полках отсутствует, но даже за полторы-две таких цены подчас представляет собой спорные варианты. Выразительные и адекватные произведения оказываются настолько недоступными, что множество клиентов, поразмыслив, предпочитают лучше отказаться от покупки иконы, нежели довольствоваться компромиссом «по средствам».
Рост цен на антиквариат заметно опередил рост благосостояния населения. Ассортимент икон уже давно «повернут спиной» к рядовому потребителю и неуклонно продолжает отворачиваться от «среднего класса». Образовавшийся вакуум заполняют эпигоны полноценных вещей — произведения старые, но за гранью музейной ценности.
Иконопись вообще искусство копийное, замечательно приспособившееся к мимикрии внутри собственных иерархий. Византийская техника наслаивания красок, как пишет А.Яковлева в сборнике «История иконописи», «могла с легкостью сворачиваться и превращаться в скоропись за счет убавления слоев или разворачиваться и становиться подробной за счет их прибавления». Десятикратное «убавление слоев» (если сопоставлять, допустим, элитарную заказную «Метеру» с «краснушкой», написанной буквально в два слоя) обрачивалось пропорциональным сокращением себестоимости вещи и многократное — цены, однако визуально качество икон различалось не столь значительно. Промышленное иконописание XIX века специально выработало формулы, позво лявшие дешевыми средствами имитировать дорогую работу с очень высокой степенью сходства. Подмены «ценного» «похожим на ценное» снова осуществляются этим искусством и в наши дни.
То, что на Вернисаже в Измайлово раньше продавалось стопками, теперь взошло на освободившиеся прилавки и распалось на штучный товар. Торговцы научились бурно жестикулировать и дебатировать по поводу изощренных нюансов тех икон, что несколько лет назад пересчитывались по торцам и отпускались ящиками. Потре битель этих страшноватых с виду произведений — мел кий дилер, которому стало теперь выгодно платить реста вратору еще $50—150 за реконструкцию утраченной и «никакой» доски, чтобы она затем заняла вакансию «иконы для многих».
Очевидно, чем чревата эта тенденция: рынок стремительно приобретает «грязный фон», заполняясь суррогатами. При этом невероятно возрастает роль фактора сохранности, наблюдающаяся на том же Вернисаже, — любая вещь «в нуле», та же «краснушка», выставляется за высокую и самостоятельную (то есть вне котировок на «краснушки» с утратами) цену. Услышав, что хорошо сохранившийся примитив XIX века стоит $600 — 700, гость Вернисажа еще пожимает плечами, но в обморок уже не падает. Икона же более высокого качества в той же сохранности давно перешла планку в $1000. Поскольку клиент «из многих» приходит тут в растерянность, для него наготове целые галереи новоделов (сейчас их, может быть, уже не менее половины вернисажного ассортимента), деликатно зафуфленных под старину, и при этом не пугающих, как старые иконы, язвами осыпей и грибка. Да и стоят они как раз те самые $200, которые посетитель рассчитывал потратить.
Таким образом, в композиции старых икон сейчас центральное положение занимают произведения невысокой себестоимости, массово изготовлявшиеся в позапрошлом веке. Основная группа покупателей — большинство, ориентированное на одно или несколько приобретений стоимостью до $1000, быстро «теряет» качественные иконы, уходящие к малочисленным, но более обеспеченным потребителям. В сфере же доступа (и максимального спроса) оказываются иконы среднего артельного письма, на серебре, в латунных окладах. Ничего трагического в этом нет, напротив, произошло восстановление порядка вещей, адекватное тому, при котором эти произведения создавались.
Однако тенденция такова, что через некоторое время и эти иконы начнут иссякать, а на их место поступят зареставрированные до потери аутентичности новоделы и, наконец, подделки, качество которых заметно улучшилось за последние годы. Это приведет к окончательной элитаризации иконной торговли.
Чудовищная скорость размножения генетически модифицированных икон в нижнем секторе рынка лишь подчеркивает высокое положение истинных раритетов, оттеняя своей канцерогенной массой их заповедность и первозданную чистоту. Раньше иконами было «все завалено», а теперь «ничего нет», но что-то все-таки есть, и в безвоздушном товарном пространстве это «что-то» смотрится преувеличенно ярко. Чем сильнее размываются критерии, тем важнее становится миссия эталона, тех предметов, которые действительно могут претендовать на роль меры всех вещей.
Илья БОРОВИКОВ
По материалам аукционов АД «Гелос».
Антиквариат Предметы искусства и коллекционирования № 10 (51) октябрь 2007 стр. 84