г. Москва, ул. Большая Никитская, д. 37 стр. 1
Константин Николаевич Каулин
Осенью 1928 года в магазинах мосторга появилась фарфоровая композиция «Белый Медведь», представлявшая собой аллегорическую группу, персонажи которой олицетворяли стран-участниц Первой Мировой войны. Авторской подписи на ней не было, но на дне читались надпись от руки: «Дo свидания францъ! Счастливый путь! Кланяйся Махметке, скажи, скоро увидимся!» и метка из трех букв «К.Б.Ч.» в треугольнике. Гaзema «Рабочая Москва» от 18 октября того же года опубликовала по этому поводу заметку под заголовком «Мосторг в роли ура-патриота», автор которой клеймил позором тех, кто пустил в продажу статуэтку, сделанную еще в конце 1914 года...
По словам коллекционера прошлого века Дмитрия Ивановича Бредникова, авторами этой фарфоровой композиции, отражавшей патриотические настроения в обществе, были «Бахрушин, известный коммерсант, фабрикант и общественный деятель, который при царизме проявил себя особенно в Правлении Всероссийского Союза городов Моск. Отд., выпуском с благотворительной целью марок, открыток, конвертов с особой надпечаткой В.С.Г. и виньетками на последних в стиле ампир,.. Челноков — бывший Городской голова или его товарищ (точно не помню), тоже при Николае II, — в Москве. И, наконец, техническим исполнителем идей Бахрушина и Челнокова являлся... художник, известный реставратор древностей, а в частности фарфора — Константин Николаевич Каулин, по их заданию выпустивший 35 или 38 экземпляров статуэток с белым медведем, Фр.-Иосифом и Вильгельмом и отдельно,., а также около 15—17 серий типов казаков всех станиц и раздутого в легендарного героя казака Кузьму Крючкова...»
Константин Николаевич Каулин (1871—1927) происходил из семьи известного профессора, первого в России специалиста в области шелкоткацкого производства Николая Каулина, получил блестящее образование — сначала в семье, затем — в Московском университете. Но жажда знаний не давала ему покоя, и вскоре юноша отправился в Германию, где успешно окончил Гейдельбергский университет, а затем — во Францию, где в Парижской акаде
С этого времени он и начал работать как художник-реставратор. Скромный по натуре, Каулин сперва открыл маленькую мастерскую, «всего на 4 кв. саженях». Дело в его художественно-реставрационном ателье пошло так быстро и
В начале Первой мировой войны он выпустил из фарфора серию лубков с типами казаков того времени и уже упомянутую аллегорическую композицию «Белый медведь». Вот как описывает ее Д.И. Бредников, которому удалось приобрести статуэтку для своей коллекции: «На первом плане повергнутым лежит на правом боку быв. Австрийский император Франц-Иосиф, а белый медведь (аллегория России. — Авт.) прихватил его за рукав голубого мундира, левой же лапой придавил ему... правую ногу, с правой же стороны медведя, параллельно Фр.-Иосифу, лежит ничком, приподняв голову,.. быв. Германский император Вильгельм II, а пониже его спины... лапа белого медведя, придавившего ею спереди же Фр.-Иосифа, и позади Вильгельма валяются их сабли с разорванными портупеями, далее на первом плане, у левой задней лапы белого медведя валяется кривая турецкая сабля без ножен, и правее, позади той же лапы — красная феска, а еще правее и позади правой лапы видны пара турецких туфель, с правой же стороны той же лапы валяются ножны от кривой турецкой сабли. Последние военные турецкие доспехи знаменуют собою как бы остатки съеденного белым медведем турецкого султана Махмеда — союзника Вильгельма германского». На обороте композиции, как уже говорилось, была надпись и метка в треугольнике «К.Б.Ч.» — «цвета кармин, надглазурная, а под ней вдавлен в тесте год — 1914». Были и экземпляры с более крупной меткой белого цвета, вдавленной в тесто, как и дата.
Появление этой фарфоровой композиции вызвало бурную реакцию в обществе: «Такая аллегория привела в бешенство патриотов Германии и Лоскутной империи, и от пленного офицерства этих империй автор стал получать угрожающие письма». Одна только Турция не отозвалась на эту аллегорию.
В годы «революционной диктатуры» Каулин, закрыв свое ателье, стал сотрудником Румянцевского музея, проработал там около трех лет, но из-за болезни был вынужден уйти. Так, в 1921 году художнику, оказавшемуся без средств существования, пришлось заняться совершенно несвойственным для него делом — исполнением художественных плакатов для Кабинета политпросвета ВЛКСМ, Культотдела ВЦСПС и Главполитпросвета. Но и эта работа не была постоянной, поэтому Каулин брал частные заказы, кроме того, немного денег он получал как член Рабиса и как эксперт по секции ИЗО. Однако ухудшавшееся здоровье уже немолодого человека, да еще и смерть близкого друга привели к тому, что он выбыл из Союза художников и лишился вообще какой-либо материальной поддержки. Пребывая в крайней нужде, забытый всеми, в полном одиночестве, если не считать таких же беспомощных его жены, инвалида труда, получавшей пенсию в 25 рулей 50 копеек, и больной матери 76 лет, Константин Николаевич Каулин, образованнейший человек своего времени, известный некогда художник-реставратор древностей, скончался в ночь на 25 сентября 1927 года. Ему было всего 56 лет.
Впрочем, не всех, кто еще помнил и хорошо знал Каулина, судьба разбросала по разным концам света. Тот же упомянутый нами коллекционер Д.И. Бредников в некрологе, подготовленном для «Рабочей Москвы», от имени многих своих современников, почитателей таланта Константина Каулина, выразил огромное уважение и признательность безвременно ушедшему из жизни художнику. Говоря о его творчестве, автор напомнил «о выпуске покойным в период Революционной Диктатуры более художественных статуэток фарфора I гр. — «Милиционера на посту», II гр. — «Кондукторши» (трамвая)... и III гр. — папиросника «Ира, Ява разсыпная»... Как лубки 1914 г., так и бисквит революционного периода были выпущены в крайне ограниченном количестве экземпляров, так что являются редкостью. Кроме выпуска фарфоровых статуэток деятельность К.Н. Каулина выразилась также в активной помощи А.В. Селиванову в составлении его известного труда «Фарфор и фаянс Российской империи» — описание фабрик и заводов с изображениями фабричных клейм.
Что же касается его фарфоровой композиции «Белый медведь», надо сказать, что она снова оказалась в центре внимания — уже после смерти мастера. В упомянутой нами заметке в «Рабочей Москве» автор не только упрекал Мосторг в ура-патриотизме, но и предлагал вообще «уничтожать антисоветские образцы искусства». На эти выпады откликнулся все тот же Бредников, твердо убежденный, что уничтожать настоящие «шедевры как- то в драгоценных металлах, бриллиантах и цветных камнях, исполненные по заданиям хотя бы и классовых врагов,., было бы преступлением... Все это нужно не уничтожать, а показывать народу и, разумеется, никак не в антикварных магазинах, а в госмузеях».
Владимир ЧУЙКО
Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 42 (ноябрь 2006), стр.88
Новый год 
