Разнообразные энциклопедии и словари не дают однозначного ответа на сакраментальный вопрос: «Когда появились вилка и нож в качестве столовых приборов?», но сходятся во мнении, что в XVII веке в Европе подобный куверт был уже обычным и распространенным.
По отдельности же они существовали очень давно. А нож — вообще один из самых важных предметов в нашей цивилизации.
В Средневековье профессия ножевщика была весьма распространенной. Со временем среди этих мастеров выделились те, кто умел делать особенно прочные и острые ножи. Таким ножам нужны были достойные их рукоятки, которые создавали уже другие мастера.
Профессию «вилочника» выявить не удалось. Умельцы, которые делали вилки, обычно обозначались как мастера «ножевого» или «гвоздевого товара». Словарь Брокгауза и Ефрона сообщает несколько любопытных фактов из истории вилки. Впервые о ней упоминает венецианец Дамиани (ум. 1072), который говорит о вилке как о совершенно новой вещи, привезенной византийской принцессой. В 1360 году вилка появляется во Франции. А об ее относительной распространенности в континентальной Западной Европе можно говорить лишь в XVI веке. В следующем столетии вилка появилась в Англии и России.
В качестве объекта коллекционирования более перспективными кажутся, конечно, предметы отечественные, поскольку в документальных источниках довольно часты упоминания о разнообразном ножевом товаре. Некоторые из них прямо указывают на ножи и вилки именно как на столовые приборы, а не на как кухонный, охотничий, ремесленный, хозяйственный или культовый инвентарь.
Итак, какими же были столовые куверты в России в столетие, предшествующее реформам Петра I из документов явствует, что ножи в то время были железные, стальные и серебряные. Вилки также изготавливались из железа или серебра. При этом серебряные вещицы дополнительно золотили, а рукояти нередко украшали драгоценными камнями. Принадлежали такие ножи и вилки, конечно же, людям весьма и весьма зажиточным.
Те же документы дают нам возможность представить себе и разнообразие ассортимента вилок. Их можно разделить на собственно вилки, то есть стержни с раздвоенными концами-зубьями, и однозубые свайки. В русских источниках вилки называют также «вильцами» и «вилочками». Обычно в документах XVII века речь идет о множестве подобных предметов. Таким образом, язык фиксирует особенность бытования вилок и сваек как предметов многочисленных, предназначенных для многолюдного застолья, не имеющих постоянного пользователя. Ножи в ту пору упоминаются и как единичный предмет, вероятно, закрепленный в семье за одним хозяином. Или же один и тот же нож предлагался по мере надобности всем трапезничающим за столом. К слову сказать, этот обычай сохранился в некоторых местах и до сих пор.
Для коллекционера это наблюдение важно, так как оно объясняет, почему среди столовых приборов XVII века вилок в его коллекции больше, чем ножей. Да и сохранность рабочей части у вилок обычно лучше.
Пожалуй, впервые мы можем обратить его внимание и на то, что однозубые вилки-свайки того времени — приборы столовые, а вовсе не досадно короткие спицы для дичи и мяса, традиционно входящие в набор столовых приборов века Х1Х-го.
Итак, в XVII веке в среде богатых и знатных русских людей индивидуальные столовые приборы были известны, что следует из документов, и распространены, на что указывают музейные и частные собрания. Пожалуй, самую заметную часть среди них составляют приборы, украшенные полихромными эмалированными черепами (черен, черенок — рукоять ножа или вилки).
Русские эмали XVII—XVIII веков — устойчивый символ самобытности отечественного прикладного искусства, и в этом качестве их активно включают в состав различных коллекций. Но, как это часто бывает, общее впечатление мало подкреплено конкретными представлениями о подлинном месте этих памятников в безвозвратно утраченных бытовых комплексах. Остается лишь рисовать в воображении, как гармонично смотрелись украшенные полихромной эмалью предметы в палатах с изразцовой печью, ажурными окончинами, узорными коврами на лавках и столах, с травами на сводчатых потолках и полами, выложенными «в шахмат»... Игра мелких бликов на их дробной поверхности создавала впечатление драгоценности. Главным декоративным эффектом, создаваемым вещами той эпохи, была красочность дробного рисунка, сплошь покрывающего прихотливо изогнутые плоскости. Недаром за художественным стилем позднего русского средневековья закрепилось название «узорочье».
Тем из украшенных эмалью вещей, которым повезло пережить три бурных века русской истории, удалось полностью сохранить обаяние старины, а главное, достойно предстать пред потомками первых хозяев. Благодаря этому уже в XIX — самом начале XX века почти все известные памятники оказались в собраниях музеев и крупнейших коллекций. Очень приблизительно можно предположить, что в музейных собраниях России в настоящее время хранится около тысячи ножей и вилок с эмалевыми черенами и фрагментов таких черенов. Но пополнения собраний можно ожидать и теперь.
В истории художественной эмали XVII и XVIII века — период наивысшего расцвета многочисленных местных школ, в том числе и в России. Между собой они различаются использованием тех или иных приемов и материалов эмалирования, что и придает своеобразие их продукции. Эмаль, как известно, — стекло, нанесенное на металл. Главная технологическая задача при эмалировании — добиться их прочного соединения, поэтому при создании предмета сложной формы или сложной полихромной композиции металлическую поверхность подготавливали особым образом: либо выкладывали перегородки по металлической пластине, либо делали выемки в ее толще. В XV веке был открыт способ, позволивший избегать этой вынужденной операции: эмалью стали «поливать» всю декорируемую поверхность. На практике эти три вида эмалирования осуществлялись в разные времена и в разных местах с помощью разнообразных приемов, названия которых нередко используются в определении техники художественной работы: эмали перегородчатые и по скани, выемчатые и по литью или гравировке, расписные и живописные, рельефные и с накладками. В центрах с развитым эмальерным производством нередко наблюдается использование мастерами нескольких приемов одновременно.
В антикварном и музейном обиходе более распространен знаточеский принцип деления эмалей по территориально-хронологическому принципу, что породило некоторую терминологическую путаницу. Следует признать, что этот принцип закрепился и в специальной научной литературе, каталогах и справочниках, постоянно порождая недоразумения.
В истории отечественной эмали такая судьба постигла так называемые «устюжскую эмаль» и «усольскую эмаль». Под этими терминами скрыты художественные явления, которые на практике отражают существование не двух, а гораздо большего числа центров, где было налажено производство схожей по внешнему виду продукции.
Следуя принципу систематизации по технологическим признакам, черены для парадных столовых приборов, изготовленные в этих центрах, можно отнести к перегородчатым (эмаль по скани с росписью) или к выемчатым (эмаль по литью с элементами росписи). По знаточескому принципу систематизации, черены в технике эмали по скани относят к усольским, а эмаль по литью — к устюжским. При этом следует помнить, что и Устюг Великий, и Соль Вычегодская — северорусские города, давшие свои имена традиционным названиям эмалевых изделий, — не были в то время единственными центрами производства подобной продукции. Вероятно, следует также напомнить, что термин «устюжская эмаль» традиционно закреплен и за художественным явлением, имевшим место в следующем столетии и технологически никак не связанным с эмалью по литью. Кроме того, в конце XIX века и позднее, на волне увлечения «русским стилем» и историческими реконструкциями, некоторые профессиональные художники довольно точно воспроизводили эмали, по-старинному говоря, «на усольское» и «на устюжское дело». К счастью, их более привлекало сходство форм и декора, а не технологическое подобие.
Время начала производства декорированных эмалевыми черенами парадных столовых приборов в русских городах можно назвать лишь приблизительно. Расцвет ремесла стал возможен только после установления политической стабильности в стране с воцарением новой правящей династии Романовых, после 1613 года, а закат пришелся на годы правления Петра I. Проведенные царем-реформатором преобразования не только способствовали развитию отечественной промышленности, но и заметно повлияли на привычный обиход населения, в первую очередь той его части, которую непосредственно затронули реформы. Новая знать желала иметь модные приборы заграничного производства или их точные копии. А вся свободная медь и значительная часть серебра требовались для государственных нужд военных надобностей и монетного дела, при этом, как известно, не щадили даже церковную утварь и колокола.
В Великом Устюге — крупном ремесленном, а так же российском и международном торговом центре — эмалью украшали изделия медные, в Сольвычегодске (Соли Вычегодской) — резиденции промышленников Строгановых — и медные, и серебряные. Ассортимент изделий обеих школ был схож: столовая посуда, настольные и карманные модные предметы, церковные вещи и украшения костюма. Черены для столовых приборов были лишь частью ассортимента эмалевой продукции. При этом объем производства устюжских эмалей был значительно больше объема эмалей усольских. Возможно, это объясняется меньшим числом отделочных операций при создании эмалей по литью по сравнению с эмалью по скани с орнаментальной и сюжетной росписью.
Не следует думать, что применение меди — признак, понижающий репрезентативность устюжских эмалей. Во-первых, медь — лучший приемник эмали после золота, намного опережающий в этом качестве серебро и другие металлы. Во-вторых, в России до XIX века изделия из цветных металлов были относительно распространены лишь в обиходе самых зажиточных граждан. С точки зрения русского человека XVII века, разница между нарядной утварью из меди или из серебра и вовсе была незначительной. Отечественная добыча серебра началась только к концу века, и лишь в следующем столетии — меди. В целом в XVII веке все русские мастера обработки цветных металлов работали с привозным материалом.
В чистом виде медь и серебро при создании массовой продукции не использовались. Мастера работали со сплавами, разнообразие которых можно заметить даже визуально, на это указывают и старинные определения: красная медь, желтая медь, зеленая медь... «Медный сплав» и «серебряный сплав» кажутся сейчас более удовлетворительными определениями для подобных металлов, если не проведена специальная материаловедческая экспертиза. На русских вещах из цветных металлов XVII века обычно нет пробирных клейм, а на глаз невозможно определить процентное соотношение в сплавах меди, олова, цинка и иных лигатур. Обычно мастер достаточно высокой квалификации мог работать и с серебром, и с медью. Наведение эмали (финифти) было для него лишь одним из профессиональных навыков.
Репрезентативность украшенной эмалью домашней утвари, к которой относятся и индивидуальные приборы для еды, определялась не только ее повышенной декоративностью. В русском обиходе того времени нож и вилка были необходимы не столько для ежедневного застолья, сколько для трапезы особенной. Обыденная пища не требовала таких приспособлений: для того чтобы есть каши, щи, кисели и даже пироги, нож и острозубая вилка не нужны. К тому же во многих источниках указывается, что на стол мясо и дичь было принято подавать заранее нарезанными, а овощи обычно приготавливались пареными или иным способом умягченными. Недаром воспроизведение ножей и вилок на изобразительных источниках того времени (например, иконах северного письма) обнаруживается в сценах обильных пиров богачей (житие Лазаря) или приема особо почетных гостей (Ветхозаветная Троица).
Форма ножей и вилок очень устойчива. Лезвие ножа обычно фигурное: «ятаганное» или ланцетовидное, реже — более простой формы, с прямой «спинкой» . Зубья вилок длинные (около 8 см) и очень острые. Соотношение длины черена ножа и длины лезвия — примерно 5/6. Длина столового ножа — примерно 23 см, а парной ему вилки — около 18 см. Но единый модуль вычислить очень сложно, поскольку до нас дошли, в основном, разрозненные наборы кувертов или не имевшие пар ножи и вилки неодинаковых размеров. В верхней части ножа или вилки (ниже черена) обычно делался выступ, чтобы при пользовании им не соскочила рука.
Черены ножей иногда точно такие же, как и у вилок, — круглые в плане, иногда более массивны и образуют в плане овал. Встречаются вилки с относительно короткими черенами, порою всего 7 см длиной. Вероятно, положение руки при пользовании такими приборами отличалось от современного. Некоторые вилки, в том числе и с коротким череном, имеют на конце плоскую или слегка вогнутую пластину, в которую мог удобно упираться большой палец. Можно предположить, что эта деталь перешла от сваек. Рабочая часть приборов — лезвие ножа и рогулина вилки — изготовлены из железа. На некоторых лезвиях есть клейма мастеров (например, в виде галочки), но ни одно из них пока не расшифровано. Серебряные детали рабочей части приборов свидетельствовали бы об их неполной функциональности: слишком мягок этот красивый драгоценный металл — быстро износится, да и заточить серебряный ножик достаточно хорошо никогда не удастся. Для человека XVII века откровенно декоративные бытовые предметы были малопривлекательны. Медные сплавы в этих целях не могли использоваться из-за их относительной мягкости и известной токсичности окислов. Нам известна лишь одна вилка с рабочей частью из медного сплава. По форме она схожа с обычными железными, но выполнена целиком в технике литья, черен у нее полый. Железные детали ножей и вилок изготовлены из металла разного качества. Есть ножи с «пакетовым» лезвием, когда на основу металла худшего качества надета обойма более прочной выработки, которую можно остро заточить. Такие приемы изготовления ножей восходят к раннему средневековью, они были распространены по всей Европе. Есть ножи и вилки, выкованные из хорошего железа, а есть даже и стальные. Всем хорошо известно, что устюжские кузнецы — известные виртуозы, создававшие кружевные решетки, светцы, оковку для сундуков, но ножевой товар требует все-таки других навыков, да и металла иного качества. Скорее всего, эмальеры работали с привозным ножевым товаром, например, вятским или кирилловским.
Если столовый прибор демонтировать, то обнажится его остроумная конструкция, продержавшаяся без особых перемен несколько столетий. Железная рабочая часть ножа или вилки имеет продолжение в виде стержня длиной приблизительно в 2/3 лезвия, который скрывает полость черена. Нарядные черены просты по конструкции. Великоустюжские эмальеры изготавливали их таким образом: стержень обложен двумя деревянными пластинами, на которые по очереди надеты три металлические обоймы. Все они цилиндрические, их диаметр обычно несколько увеличивается к концу рукояти. Одна сторона нижней и верхней обойм закрыта. У нижней обоймы в глухом торце есть прорезь в форме стержня ножа или вилки, обычно трапециевидная. Даже если прорезь оказывалась несколько шире железной детали, деревянная обкладка все равно надежно закрепляла обойму. Средняя обойма обычно самая длинная. Верхняя — своего рода колпачок. На ее замкнутой части иногда укреплено колечко.
У некоторых приборов с устюжской эмалью форма этих «колпачков» еще очень близка к западноевропейским образцам — с замкнутой частью в форме ренессансного маскарона. Позднее рельефный маскарон трансформировался в сложно вырезанную пластину, личина исчезла, ее место заняла орнаментальная композиция с цветочной розеткой по центру. Подобная метаморфоза могла произойти еще на этапе развития форм европейских приборов, а возможно, она — находка русских мастеров. На самых поздних по времени создания черенах верхняя обойма не отличается в декоре от остальных.
Среди кувертов есть и складные. Рабочая часть ножа убирается в полость черена или примыкает к нему, так же складывается и вилка. Острые поверхности оказываются прикрытыми, и приборы можно положить в карман. Они, конечно, особенно удобны в путешествии, но не только. Их конструкция могла быть продиктована соображениями гигиены или иными частными причинами, по которым владельцу хотелось иметь действительно индивидуальные столовые приборы. Была причина и более общая: обычай не использовать сомнительные с сакральной точки зрения предметы для личных нужд широко распространен в старообрядческой среде. А именно в XVII веке в России произошел раскол на сторонников «древлего благочиния» и приверженцев обновления религиозного уклада.
Есть еще одна группа приборов с эмалированными обоймами на черенах, где обойм этих всего две или даже одна. В первом случае средняя обойма заменена деревянной, каповой или роговой насадкой, во втором — средняя и верхняя. Сейчас иногда бывает трудно сказать, является ли подобная конструкция результатом утраты полного набора или же таков был изначальный комплект. Стилистическая и конструктивная гармоничность большинства подобных образцов позволяют предполагать, что комплектация прибора первоначальная. На таких комбинированных черенах яркость и пестрота эмалированной обоймы подчеркивают благородство фактуры дополнительного материала. Иногда деревянная деталь покрыта черной краской-лаком — этот элемент декора активно использовали европейские и русские мастера в украшении деревянных ручек к парадной металлической посуде XVII—XVIII веков.
Встречаются и приборы, черены которых собраны из разновеликих эмалированных обойм, что является признаком позднейшего их комплектования, своего рода «вторым кроем». «Второй крой» — термин, широко применяющийся в истории костюма — не столько пример чрезмерной экономности, сколько свидетельство уважительного отношения человека той эпохи к бытовым предметам, отношения, привитого традиционным воспитанием, весьма убедительно отраженным в «Домострое». Вещи берегли и старались использовать, пока это было возможно. Таково было повсеместное правило поведения до середины XIX века, а в крестьянской среде — и почти сто лет спустя. Именно благодаря рачительности предков и существует антикварное дело потомков. Подобрать обоймы для нового черена было возможно лишь в те времена, когда такие приборы были еще достаточно распространены, — то есть не позднее середины XVIII века. При этом технология создания нового черена повторяла старую. Другой удобный случай для восстановления относительной целостности памятника возникал в момент перехода его в категорию антиквариата — во время реставрации технология могла быть соблюдена лишь приблизительно, поскольку использовать предмет по прямому назначению уже никто не собирался. Нарушения традиционной технологии были возможны и когда нож переделывался в промежуточный временной период для хозяйственных нужд нового владельца, без всякого почтения к древности и изысканности предмета.
Бывает и так, что у приборов подвергаются вмешательству не черены, а рабочая часть. Особенно это заметно, когда двузубая вилка оказывается замененной на четырехзубую. И вновь возникает вопрос о времени появления у этого предмета лишней пары зубьев. Нам не известны данные о существовании стальных четырехзубых вилок в русском обиходе XVII века. Но пропорции и отделка некоторых таких вилок, дошедших до наших дней, за исключением разницы числа отрогов, схожи с обычными двузубыми. Отличаются они друг от друга лишь тем, что у четырехзубой вилки есть полукруглый выступ у основания зубьев, что позволяет насаживать на них пищу, держа вилку под небольшим углом к краю посуды (так, как принято это и теперь), а двузубые так использовать затруднительно. Таких четырехзубых стальных вилок лишь несколько, они очень гармоничны, и нет оснований предполагать, что их рабочая часть — позднейшая доделка. В других же случаях четырехзубая железная часть при стандартном эмалированном черене — явный результат позднейшего вмешательства.
Претерпевала со временем некоторые изменения и отделка литых обойм медных черенов. В более ранних образцах заметно стремление дополнительно украсить поверхность имитацией ювелирных техник скани и зерни, выполнявшихся также в технике литья. Этот прием известен как «ложная зернь» и «ложная скань». Иногда, когда литье было слишком грубым, имитацию скан- ной веревки или шарика зерни выполняли резцом, облагораживая литую модель. Сохранившиеся на некоторых памятниках следы золочения и серебрения позволяют предположить, что выступающие над эмалевой поверхностью металлические детали декора первоначально блестели золотом и серебром. Но особую праздничность декору этих вещей придает сама многоцветная палитра эмали, каждый цвет которой помещен в особой ячейке. Возможности, предоставленные художнику богатством палитры, он использовал для создания контрастных цветовых композиций. Потребность закрыть неблагородную металлическую основу предмета требовала использования эмалей глухих (непрозрачных) сортов. Выступающая над поверхностью эмали ажурная решетка стенок ячеек создавала дополнительную игру светотени, которая усиливалась из-за того, что поверхность эмали в ячейках оказывалась прогнутой. Позднее яркость композиции стали придавать точки и глазки контрастных цветов, нанесенные на эмаль. Стенки ячеек в то время уже практически не выделялись над поверхностью эмали. Иногда черен полировали таким образом, что края ячеек образовывали плоский линейный орнамент на эмалевом фоне. В ранних устюжских эмалях преобладают сочетания белого цвета с красками сине-зеленой гаммы. В более поздних начинают доминировать желто- зеленые сочетания. Рисунок на них более дробный. Есть группа памятников, на которых эмали белого, желтого и синего цветов размещены в подчеркнуто крупных фигурных ячейках. Эти памятники практически уже близки к эмалям поливным. Возможно, разнообразие декора устюжских эмалей объясняется лишь естественными переменами во вкусах, происходивших с течением времени, а может быть, оно обусловлено различиями в работе множества мастерских. При этом мастерские могли находиться как в Устюге, так и в других центрах.
Для техники усольской эмали не было нужды скрывать или особо подчеркивать сканные веревочки, образующие контур живописного клейма, выполненного по белой глухой эмали. Иконография росписей на черенах не отличается от присущей всей этой группе памятников — цветочные мотивы и личины. В росписи одной части вещей преобладают красные тона, другой — синие, но и там, и там присутствуют зеленый, желтый, коричневый и черный цвета. Возможно обнаружение и росписи с включением фиолетового цвета. Особенности усольских расписных эмалей широко известны вне зависимости от того, какой именно город был истинной родиной этой школы художественной эмали. В научной литературе подробно отражена дискуссия на эту тему: по одной из версий, место создания большинства памятников этой школы — Москва, а не Сольвычегодск.
Серебряный ряд.
Ольга МОЛЧАНОВА
Фото Игоря НАРИЖНОГО.
ДЕКАБРЬ 2003 АНТИКВАРИАТ, ПРЕДМЕТЫ ИСКУССТВА И КОЛЛЕКЦИОНИРОВАНИЯ