Введение
В античной нумизматике существует одна проблема, которая мало кого оставляет равнодушным. Речь идет о субэратах — плакированных серебром или золотом монетах, имеющих медную сердцевину. Термин «субэрат» происходит от латинского слова subaeratus (мн. subaerati), которое буквально означает «медь
Под покровительством Юноны Монеты и Святого Кирилла
Во времена Республики финансы в государстве контролировались Сенатом. За общественные богатства (лат. aerarium) отвечал квестор — чиновник, избираемый на один год. Непосредственно за чеканку монет отвечали три младших чиновника — tresviri auro argento acre flando feriundo (пер.: «совет трех, ответственных за литье и чеканку золота, серебра и бронзы»). Точная дата образования этого магистрата в структуре римской власти неизвестна, но считается, что впервые аббревиатура IIIVIR появилась на денарии 71 года до н. э. (Crawford 401/1 [3], см. илл. 1). Монета выпущена от имени монетария Манлия Аквилия, который и был одним из трех чиновников. Скорее всего, этот магистрат появился с началом чеканки монет в середине III века до н. э. Бурнет считает, что триумвират монетариев был учрежден в 212 году до н. э, когда началась чеканка денариев [2]. Должность монетария была стартовой в карьере молодого представителя нобилитета. К счастью, большинство монетариев мы теперь знаем, так как, начиная с 137 года до н. э., безличный и стандартизированный дизайн римских монет сменился буйством сюжетов, обыгрывающих те или иные детали из истории рода монетария. Вероятно, этот важный сдвиг произошел в 139 году с принятием закона Габиния (Zex Gabinia tabeUaria), который тайные выборы сделал основным инструментом назначения чиновников для большинства магистратур государства, что и стимулировало использование монет в качестве средства агитации.
Как работала эта система? Наиболее вероятная схема выглядит так. Сенат ежегодно принимал бюджет, из которого становилось понятно, насколько различаются доходная и расходные части. Это давало возможность сделать оценку денежных средств, которые необходимо дочека- нить, чтобы покрыть дефицит. Хорошо известно, что во времена Республики монеты чеканились не каждый год, потому что дефицит в монете был не всегда. Квестор получал непосредственное предписание Сената о выделении необходимого количества металла, а триумвират монетариев организовывал чеканку на монетном дворе в рамках предписанных Сенатом сумм [2].
Во времена Империи центр власти смещается к императору. Управление финансами переходит к специальному органу, созданному, вероятно, еще Юлием Цезарем. Светоний замечает: «...заведовать чеканкой монеты и государственными податями он поставил собственных рабов» (Светоний. Цезарь. I, 76). Этот орган назывался rationibus и фактически представлял собой казначейство. Поначалу аппарат этого государственного органа состоял из рабов и вольноотпущенников. Например, при императоре Клавдии рационибус возглавлял бывший раб Антонии Младшей — Марк Антоний Паллант. Этот экстравагантный человек сосредоточил огромную власть в своих руках, а его состояние превышало все мыслимые пределы. Светоний пишет, что «однажды, когда Клавдий жаловался на безденежье в казне, ему остроумно было сказано, что у него денег будет вдоволь, стоит ему войти в долю с двумя вольноотпущенниками [хорошо известными ему]» (Светоний. Клавдий. V, 28). Дело доходило до смешного: «[Выступая в Сенате,] Клавдий подтвердил, что, довольствуясь почестями, Паллант по-прежнему беден. И вот, начертанный на медной доске, был вывешен сенатский указ, в котором вольноотпущенник, обладатель 300 миллионов сестерциев, превозносился восхвалениями за старинную неприхотливость и довольство малым» (Тацит. Анналы. XII, 53).
После очевидных злоупотреблений эпохи Клавдия и негативной реакции на них в обществе начинается процесс выдвижения на должности людей, связанных родовой ответственностью перед Римским государством. Удобным сословием для такой службы были всадники. Император Веспасиан назначает главой рационибуса отца всадника Клавдия Этруска (имя самого отца осталось неизвестным). Римский поэт Публий Папиний Статий (45 — 96 гг. н. э.) в своей поэме «SUvae» так пишет об этом человеке и его полномочиях: «Ему одному было доверено управление священным богатством огромного мира: все, что извергают золотые копи Испании, все, что отдают фалматинские горы, все, что отдает плодородная Африка, все, что приносит горячий Нил, — все это доверено в управление Ему и только Ему одному!» (Statius. Silvae. Ill, iii 86—105, перевод авторов). Трудно отделаться от ощущения, что речь идет не о чиновнике, пусть и высокопоставленном, а о самом императоре! На самом же деле Веспасиан тщательно контролировал деятельность рационибуса, — человек, который приказал взимать деньги за посещение общественных уборных со словами «Non olet!» (пер.: «[Деньги] не пахнут!»), был слеплен совсем из другого теста, нежели недалекий Клавдий. Так как чеканкой монет заведовало другое ведомство Империи, возглавляемое специальным чиновником, procurator Monetae, то встает вопрос о том, как распределялись полномочия между ним и всемогущим главой рационибуса. Статий описывает полномочия имперского казначейства в части чеканки монет следующими строчками поэмы: «Неусыпно и мудро Он следит за тем, сколько металла должно быть расплавлено в огне, чтобы принять божественные формы, и насколько чист будет звон, когда в огне чеканена будет Итальянская Монета!» Таким образом, мы можем заключить, что в функции этого финансового божества Империи входили обязанности квестора республиканского периода. Итак, выделение металла для чеканки строго регулировалось сверху. Очевидно, что государство четко предписывало, сколько монеты должно быть отчеканено из выделенного количества материала. В функции же прокуратора монетного двора входили действия по организации самого производства. Имена некоторых прокураторов дошли до нас. Например, Луций Вибий Лентул занимал этот пост во времена правления императоров Нервы и Траяна. Это был человек из всаднического сословия с годовым окладом в 100 тысяч сестерциев [2]. Много это или мало? Современник Траяна — Плиний Младший — в одном из своих писем обронил следующую фразу: «Ювеналий дважды повторил, что один он мог бы прожить без нужды на доходы с капитала в 400 000 сестерциев». Предполагая, что стандартная величина ссудной процентной ставки была порядка 5% от капитала, можно заключить, что представитель римского нобилитета Ювеналий, о котором пишет Плиний, считал доход в 20 000 сестерциев в год очень интересным. Прокуратор монетного двора получал в пять раз больше!
Теперь зададимся следующим вопросом: а где в Риме располагался монетный двор? Это вопрос не праздный, так как само название «монета» происходит от местоположения двора. Тит Ливий, живший во времена императора Августа, сообщает, что храм Юноны Предостерегающей (лат. Juno Monetd) располагался на Капитолийском холме (Ливий. История VI, 20). Рядом с храмом, а, возможно, и прямо в нем располагался монетный двор [2]. Таким образом, титул Moneta закрепился за этим заведением и сохранялся даже в те времена, когда монетный двор находился в другом месте. Надо ли говорить, что в наше время слово «монета» стало нарицательным и обозначает деньги в металлической форме? Во всем этом есть одно печальное обстоятельство — точное местоположения храма, а значит и монетного производства, примыкавшего к нему, увы, до сих пор неизвестно. Однако достоверно известно другое — во времена правления Флавиев монетный двор переехал на новое место, так как надпись времен Траяна уже указывает на новое место двора — на Целинском холме. Причиной этому, скорее всего, послужил пожар 80 года н. э. в Риме, во время которого храм Юноны Предостерегающей сгорел. Восстановлено же производство было уже на новом месте. По случаю переноса монетного производства, а также подчеркивая преемственность традиций римского чекана, император Домициан выпустил массовую серию асов с изображением Monet a Augusti. На илл. 2 представлена одна такая монета (номер по каталогу RIC 354а), датируемая 87 годом н. э. Она была продана в 2007 году на аукционе e-CNG за $638. На оборотной стороне мы видим женскую персонификацию монетного двора, которая держит рог изобилия и весы. Последняя деталь подчеркивает один из самых важных инструментов в монетном деле: точное взвешивание в прямом и переносном смысле — залог успеха в этом деле. Стоит отметить, что бронзовый номинал выпуска указывает на целевую группу, к которой обращается император, — это, прежде всего, простой народ Рима, который пользовался мелкими денежными номиналами каждый день.
Есть еще одно письменное свидетельство о том, что монетный двор в поздней Империи располагался на Целийском холме. Римский историк Секст Аврелий Виктор писал о времени правления императора Аврелиана: «Тем временем в самом Риме были разгромлены ремесленники- монетчики; они по наущению своего казначея Фелицисси- ма стерли знаки на монетах, потом, испугавшись наказания, подняли мятеж, настолько большой, что, собравшись на Целийском холме, выставили до семи тысяч вооруженных [ бойцов]» (Авр. Виктор. О Цезарях. XXXV, 6).
Итак — новый монетный двор был организован на Целийском холме! С ним историкам повезло гораздо больше. История его обнаружения крайне любопытная и почти детективная. В 1585 году во время строительных работ на Целийском холме около церкви Святого Климента была обнаружена надпись, датируемая 115 годом н. э., в которой названы должности и имена людей, задействованных в производстве монет. Как известно, император Константин «обычно называл Траяна, по причине многочисленных надписей с его именем на зданиях, стенным лишаем» (Авр. Виктор. Извлечения. XLI, 13). Но какое же большое спасибо мы должны сказать Траяну за эту его полезную для потомков привычку! Более того, хорошо известно, что Траян был в этом деле педантичен: надписи, как правило, соответствуют тому месту, которому они были приурочены. К содержанию самой таблички мы еще вернемся, а пока обсудим само место расположения двора.
Церковь Святого Климента — один из интереснейших археологических объектов Рима. Современная постройка состоит из трех уровней: верхний уровень — современная базилика, возведенная в XII веке; средний уровень — раннехристианская базилика, построенная в IV веке; нижний уровень — два строения, возникшие в I веке н. э. Совершить виртуальный тур по помещению можно, посетив официальный сайт церкви: http://www.basilicasanclemente. com. Удивительным образом данная церковь является важнейшим духовным центром как для католиков, так и православных. Дело в том, что на втором уровне хранятся мощи Святого Климента. Этот святой пользовался широким почитанием на Руси, ему посвящены несколько храмов в разных местах России. По преданию, он много странствовал по миру и нашел свою мученическую смерть в Херсонесе. Вот почему в базилике одна из самых почитаемых фресок называется «Чудо, явленное Святым Климентом, на Азовском море». Его мощи были обретены византийским просветителем Константином Философом во время его херсонского путешествия. Он передал мощи папе Адриану II, а тот утвердил богослужение на славянском языке, и переведенные Константином книги приказал положить в римских церквях. В Риме Константин тяжело заболел, в начале 869 года окончательно слег, принял схиму и новое монашеское имя Кирилл и 14 февраля скончался. Он был похоронен там же, где и обретенные им мощи, — в церкви Святого Климента. Таким образом, здесь покоятся сразу два почитающихся в России святых. Особенно близок нам Святой Равноапостольный Кирилл, который вместе со своим братом Мефодием создали славянскую азбуку.
Однако нас в данном исследовании интересует самый нижний уровень базилики, который был обнаружен во время раскопок в 1857 году. На илл. 3 приведен его план, который взят из монографии [4]. Хорошо видно, что нижний уровень, который представляет I век н. э., состоит из двух помещений. В левой части находилось жилое помещение, которое позже в II—III веках н. э. использовалось поклонниками Митры в ритуальных целях. Левая и правая части на плане разделены проходом, который в I веке н. э. был просто римской улицей. Современная фотография этого прохода приведена на илл. 4, а место, откуда сделана фотография, помечено на илл. 3 нижней красной точкой. Главный интерес для нас представляет помещение справа от прохода. На илл. 3 места, где еще раскопки не проводились, закрашены серым цветом, поэтому точно сказать о размерах помещения трудно. В ширину оно 29,6 метра, или ровно 100 римских футов [4], а вот каково оно в длину — можно только догадываться. Оценки разнятся: если первоначальные измерения показывали 52 метра (176 футов), то в 1869 году измерения дали 64 метра (210 футов), а в 1873 году уже 125 метров (410 футов). Сейчас же совершенно ясно, что объект простирается до 152,4 метра (500 футов), а может быть и дальше. Таким образом, это огромнейшее крытое помещение типа пакгауза! Оно покоится на прочном фундаменте, внешние стены достигают в ширину 90 см и выполнены из больших кусков туфа. Высота стены — 7 метров. Внутренняя структура помещения хорошо видна на илл. 3: есть просторный двор, а по периметру располагаются разделенные между собой кирпичными стенами комнаты, каждая из которых в античности имела выход в общий двор, но не имела сообщения с соседями. Современный вид этих комнат приведен на илл. 5, а место, откуда была сделана фотография, отмечено на илл. 3 верхней красной точкой. На сайте церкви Святого Климента помещение обозначается как возможный склад. Очевидно, что 99% территории этого строения пока не исследованы. На основании чего же нумизматы (далеко не все!) так уверены, что это и есть искомый монетный двор Империи? Кроме надписи Траяна есть еще одно важное обстоятельство.
В 1562 году в Риме было сделано замечательное открытие — был обнаружен фрагмент гигантской карты города (лат. Forma Urbis Romae), которая была изготовлена во время правления императора Септимия Севера. Оригинальная карта представляла собой сплошной кусок мрамора размером 18 метров в ширину и 13 метров в высоту и висела на стене Храма Мира (лат. Templum Pads). Со временем карта разрушилась и была использована в средние века в качестве строительного материала. Начиная с XVI века, когда на волне Возрождения интерес к античности резко вырос, начинается сбор кусочков, оставшихся от карты по всему городу. На данный момент известно 1186 фрагментов карты, что составляет примерно 15% от всего плана античного Рима. И только небольшая часть известных фрагментов складывается в примыкающие друг к другу группы. Надо учитывать, что элементы этой гигантской головоломки прожили долгую жизнь по отдельности, и даже соседи плохо примыкают друг к другу. Начиная с 1997 года, в Стэнфордском университете был предпринят проект по сбору и систематизации всех оставшихся кусочков плана. В исследовательскую команду были приглашены специалисты по археологии, истории и компьютерным технологиям. Каждый кусочек головоломки сканируется в трехмерном изображении, а затем данные обрабатываются на компьютере на предмет поиска примыкающих друг к другу элементов. Проект получил широкую огласку в прессе, за его продвижением следят тысячи людей по всему миру. Официальный сайт проекта: http://formaurbis.stanford.edu. Каждый год во время раскопок в Риме обнаруживают несколько очередных фрагментов, так что есть надежда, что когда-нибудь карту Септимия Севера удастся восстановить до приемлемого состояния. Печальным обстоятельством является то, что некоторые найденные когда-то в XVI веке фрагменты снова были утеряны. Именно так дело обстоит с элементом № 680 (по нумерации стэндфордского проекта). Он числится не идентифицированным и утерянным. Однако увидеть наиболее точную зарисовку этого фрагмента можно, например, на гравюре итальянского архитектора Джованни Пиранези (1720—1778), который посвятил жизнь изучению античной архитектуры. Сложить из осколков карту Севера ему не удалось, но зато он тщательно зарисовал все осколки, которые прошли через его руки. На илл. 6 приведен увеличенный фрагмент гравюры Пиранези, на котором изображен интересующий нас кусок карты. Хорошо видно, что план помещения совпадает с известной частью нижнего уровня церкви Святого Климента (см. илл. 3). Кроме того, на осколке осталось начало названия здания: «MON...». С большой вероятностью речь идет о Moneta Caesaris — официальном названии имперского монетного двора.
Итак, мы имеем следующие свидетельства:
—значительная эмиссия монет с изображением Moneta Augusti, выпущенная по указу Домициана;
—письменные источники о том, что монетный двор в III веке н. э. располагался на Целийском холме (свидетельство историка Аврелия Виктора и его современников);
—обнаружение на территории церкви Св. Климента, расположенной на Целийском холме, надписи о штатном составе монетного двора, датируемой 115 годом н. э.;
—обнаружение под самой церковью нижнего уровня, который включает огромное прямоугольное помещение 100 на 500 римских футов;
—обнаружение фрагмента карты Септимия Севера с планом здания, который совпадает с известной частью помещения под церковью Св. Климента.
—обозначение на карте здания как «MON...».
На наш взгляд, фактов достаточно, чтобы с большой долей вероятности считать, что под базиликой Святого Климента располагается именно монетный двор Римской империи! Конечно, точку в этом исследовании может поставить только проведение полномасштабных раскопок на этом месте. Ну а то, что милый каждому коллекционеру антики монетный двор Рима находится сейчас под покровительством мощей Святого Равноапостольного Кирилла, — еще один повод, чтобы посетить это место.
Структура и штатный состав монетного двора Империи
Бесценную информацию о структуре римского монетного двора дает упоминавшаяся выше надпись, обнаруженная в 1585 году на территории церкви Святого Климента. В настоящий момент известно уже около десятка надписей, большинство из которых найдено в этом районе. Приведем полностью самую первую из них, которая датируется 115 годом н. э. (CIL VI 44). =>
Самая последняя строчка в надписи является основанием для датировки: она была сделана во время консульства Луция Випстана Мессалы и Марка Педона Вергилиана, что однозначно датирует документ 115 годом н. э. Изучая надпись, мы узнаем, что работники монетного двора изготовили ее в честь Геркулеса. Подобные надписи этого же периода, найденные на Целийском холме, были посвящены Аполлону, Фортуне и Виктории. Далее из текста становится ясно, что непосредственно работой монетного двора руководил чиновник, который имел официальный титул optio et exactor auri argenti et aeris (пер.: «помощник- исполнитель [прокуратора] по чеканке золота, серебра и бронзы»). По-видимому, этого чиновника звали Феликс. Из другой надписи того же периода мы узнаем, что таких optio было как минимум двое. Далее называются три основных специальности на монетном дворе. Одна из них, malleator, определяется непосредственно прямым переводом — это молотобоец (лат. malleus переводится как «молоток»), В третьей колонке приводится перечень имен молотобойцев, работавших на дворе, — это самая многочисленная часть персонала, мы насчитали тут 35 человек. Среди них преобладают рабы (к имени человека добавляется сокращение от servus — «раб»). Но встречаются и вольноотпущенники (добавка lib. = liberties). Понятно, что порядок имен важен, так как они никак не упорядочены по формальному признаку, например по алфавиту. Посвящение подписывается в порядке уменьшения статуса подписантов: сначала идет имя начальника, замыкает же список самая неквалифицированная рабочая сила на монетном дворе — молотобойцы. Тем более любопытно, что молотобойцы организованы в двойки (в самом низу списка встречаются и тройки), в которых первым всегда указывается вольноотпущенник. Это можно трактовать как своеобразное наставничество, ведь вольноотпущенник — это бывший раб, который заслужил свою вольную многолетним трудом, то есть это по определению должен быть человек старшего возраста. С другой стороны, вольноотпущенник мог присматривать за работой прикрепленного к нему раба.
Наконец, мы подходим к обсуждению 16 работников, имена которых перечислены в первой колонке. Чем занимались signatores? Во-первых, можно заметить, что эти люди идут сразу после имени своего начальника — это настоящая белая косточка на монетном дворе. Среди них нет рабов — только вольноотпущенники! Латинское слово signator имеет корень signo, которое имеет смысл «участия в подписании документа». В античности такое подписание включало обязательное использование печати (лат. sigilium). Но ведь штемпель по своей природе есть та же самая печать, которая переносит свое изображение на металл. Вполне разумно предположить, что в данном случае речь идет о резчике штемпелей — наиболее квалифицированной рабочей специальности на монетном дворе. В научной литературе по античной нумизматике этот вопрос считается решенным, а специальность «сигнатор» — термин, который использовали сами римляне для резчиков штемпелей. Любопытно, что в популярной нумизматической литературе закрепился соверешенно другой термин — «селатор». Именно так называется популярный американский журнал для коллекционеров античных монет (http:// www.celator.com). По мнению основателей журнала, «селатор» (от лат. caelator) — это мастер, который работает с объемными изображениями, например барельефами. Однако для связи этого термина с монетным производством никаких достаточных оснований не имеется.
Другие надписи (CIL VI 43, 791) рассказывают о еще двух специальностях на монетном дворе: officinator и conductor flaturae: Первый является начальником рабочей смены, состоящей из 4—5 человек, которая называлась «оффициной». Всего перечислены имена 16 оффицинаторов (все — вольноотпущенники) и 9 их помощников (рабы). Вторая специальность — литейщик. Надпись сохранилась не полностью, и общее число рабочих по литью неясно.
Как можно было бы оценить количество людей, работавших на монетном дворе в Риме? Если просуммировать всех людей, перечисленных в надписях 115 года, то получится около 100 человек (optio et exactores и его помощник optio, 16 officinatores и 9 optio officinatores, 16 signatores, 11 suppostores, 3 5 malleatores и неопределенное число conductores flaturae). Это, несомненно, оценка снизу, так как весьма вероятно, что не все работники двора стали подписантами посвящений. Например, табличку с посвящением Аполлону подписал только Феликс — технический директор производства (CIL VI 42): APOLLINI AVG. SACR. FELIX AVG. LIB. OPTIO ET EXACTOR AVRI ARGENTI ET AERIS. Это говорит о том, что такого рода ритуалы не были обязательными. Вообще, анализ того, представители какой специальности подписали то или иное посвящение, — само по себе интересно. Скажем, рабочие монетного двора дружно отметились в почитании Геркулеса, что выглядит вполне естественным. А вот начальники смен (officinatores) дружно высказались за Фортуну, что также выглядит вполне резонным, так как это люди уже добившиеся определенного положения — они все без исключения вольноотпущенники. Пристрастие начальника к Аполлону, в котором он отметился только один, тоже понятно: из греческих колоний в Италии культ Аполлона проник в Рим, где этот бог занял одно из первых мест в религии и мифологии. Император Август объявил Аполлона своим патроном и учредил в честь него вековые игры, храм Аполлона близ Палатина был одним из самых богатых в Риме. Но вернемся к оценке числа работников монетного двора. Более точно можно оценить их количество по числу оффицин. Если принять во внимание, что их было не меньше 16 (по числу оффицинаторов), а сама смена должна была включать по меньшей мере одного резчика штемпелей, одного суппостора и двух-трех маллеаторов, то мы получим 150 человек. С учетом литейного подразделения, которое, если рассуждать здраво, должно было быть отделено от оффицин (не ставить же литейную печь в помещении каждой оффицины!), то получается более реальная цифра в 150 человек. Любопытно, что в приведенной выше цитате о восстании работников монетного двора во время правления Аврелиана историк называет цифру в 7000 бойцов, которых смогли выставить мятежники! Трудно понять — идет ли речь о самих рабочих- монетчиках или просто о всей совокупности восставших, но дело было жаркое. Немного странно читать, как один из самых выдающихся полководцев Рима в III веке н. э. — император Аврелиан — жалуется в письме к отцу: «Какие бы войны я ни вел, все они, словно так предопределено судьбой, непременно осложняются всякого рода волнениями; так и вспыхнувший в стенах города мятеж породил в высшей степени тяжелую войну. Работники монетного двора под руководством Фелициссима, самого последнего из рабов, которому я поручил управление императорским казначейством, поднялись, преисполненные непокорного духа. Их восстание было подавлено, причем погибло семь тысяч лембариев, рипарийцев, кастрианов и даков. Отсюда ясно, что бессмертные боги не дали мне ни одной победы. без трудностей» (Вописк Сиракузянин. Аврелиан. XXXVIII, 4). Таким образом, вполне вероятно, что и в самом помещении монетного двора под базиликой Святого Климента и вокруг него в середине III века н. э. кипели нешуточные сражения. В связи с последней цитатой интересно отметить, как изменился национальный состав работников монетного двора за 150 лет. Надписи времен Траяна сообщают нам, что подавляющее большинство работников были греками. Аврелиан же пишет о представителях варварских племен.
Сохранилось замечательное художественное свидетельство античности, которое, возможно, приоткрывает перед нами работу монетного двора. Речь идет о доме в Помпеях, который принадлежал торговцам-вольноотпущенникам Авлу Веттию Конвива и Авлу Веттию Реституту. Настенная роспись выполнена после 62 года н. э. Нас интересует атрий, который украшен фресками с амурами. Амуры занимаются различной деятельностью — торговлей, гонками на колесницах, парфюмерным производством, ткачеством, сбором винограда, празднествами. Рассмотрим фриз, на котором изображены сцены работы, как предполагают, монетного двора (илл. 7). Попробуем разобраться с тем, что мы видим на фреске. В литературе мы встретили попытку слишком буквального прочтения фрески — события якобы разворачиваются справа налево в строгой последовательности смены этапов работы на монетном дворе. В этом случае прямо перед чеканкой происходит контрольное взвешивание, что означает чеканку в холодную. Нам кажется, что такая трактовка неверна. Во-первых, если уж на то пошло, время для римлян разворачивается в пространстве слева направо это вполне естественное состояние для нации, имеющей правостороннее письмо. Если уж римляне отображали временные изменения в пространстве, то делали они это слева направо. Классический пример — Колонна Траяна, на которой изображены события двух дакийских войн. Геометрически события на Колонне разворачиваются слева направо на ленте, свернутой по спирали. Во-вторых, изучение других фризов в доме Веттиев показало, что никакой определенной последовательности в кадрах нет. Фреска представляет собой набор зарисовок из того или иного производства. Учитывая это замечание, рассмотрим внимательно фриз на илл. 7. Надо сказать, что один из авторов (О.Ж.) не уверен, что это монетное производство, поддерживая в этом мнение профессора А.Н. Зографа [13]. Тем не менее, сильным доводом за эту версию является наличие чиновника в тоге, перед которым один из работников производит контрольное взвешивание. Если бы речь шла об обычной ювелирной мастерской, то присутствие здесь чиновника было бы излишним. Скорее всего, это и есть сам optio et exactor auri argenti et aeris — помощник- исполнитель прокуратора, так как должность самого прокуратора слишком велика, чтобы заниматься простым взвешиванием непосредственно на производстве (должность procurator Monetae, как правило, занимали бывшие военные или крупные администраторы — она не требовала специальных знаний по монетному делу). С другой стороны, оффицинатор — должность слишком мелкая для того, чтобы контролировать взвешивание. Смотрим фреску дальше. В крайней правой сцене, очевидно, работают два литейщика (conductores flaturae). Любопытной деталью, указывающей, что мы имеем дело здесь все-таки с монетным производством, является бюст Вулкана на литейной печи. Как известно, шапочка Вулкана является эмблемой монетного двора, что нашло свое отражение на монете на знаменитом денарии Тита Каризия [5]. Литейщики на фреске раздувают пламя с помощью ручных мехов. Это приспособление оказывает на металл воздействие, схожее с современной бензиновой горелкой. На крайней левой сценке работают два чеканщика — маллеа- тор наносит удар молотом, а суппостор или второй маллеа- тор держит верхний штемпель щипцами. Еще один участник производства работает за верстаком. Чем он занимается, не совсем понятно. В рамках традиционного хронологического объяснения этот купидон занят подготовкой только что выплавленных монетных кружков — он сидит сразу после литейщиков и плющит монетные кружки, которые те ему передают. Однако в этом случае на фреске нет главной фигуры монетного производства — штемпельного резчика, сигнатора. Весьма вероятно, что именно этот персонаж работающего за верстаком и есть сигнатор. Как мы писали в [5], работа римского резчика скорее заключалась в виртуозном владении наборов пуансонов, нежели штихелей. Именно поэтому в руке у сигнатора маленький молоточек, которым он наносит удары по пуансону.
Кроме того, при изучении илл. 7 в глаза бросается еще одна любопытная деталь — место производства готовой продукции (сценка слева) отгорожено сплошной стеной. Конечно, можно сказать, что это случайная деталь композиции, добавленная сюда для красоты, но анализ других фризов (виноделие, парфюмерное производство) показывает, что там таких случайных элементов почему-то не наблюдается. Весьма вероятно, эта деталь подчеркивает специальный характер монетного дела, который требует постоянного контроля со стороны государства. Вспомним теперь капитальный характер внешних стен помещения под базиликой Святого Климента. Между тем известно, что монетное производство было разделено на специальные группы, оффицины, которые практически не взаимодействовали друг с другом. Совершенно не случайно помещение для монетного двора имело структуру изолированных друг от друга комнат, открытых с одной стороны в направлении общего двора (илл. 3, 6). Во дворе мог располагаться чиновник или его помощник, контролируя одновременно работу всех оффицин. Разбиение на оффицины преследовало еще одну цель — если смена выпускала брак или, хуже того, шла на преступление, то по типу штемпеля быстро можно было определить номер оффицины и провести расследование. Как мы уже писали выше, если судить по надписи 115 года, таких оффицин было 16. Во времена республики появилась практика явной нумерации лицевых штемпелей. Это могли быть цифры или предметы. Начиная со времени правления императора Филиппа Аравитянина, эта практика возобновилась — оффицины стали отмечаться буквами. Скорее всего, в обязанности optio et exactor монетного двора как раз и входило надлежащая организация работы оффицин в соответствии с предписанным сверху планом, а также контроль выпускаемой ими продукции по их фирменным знакам отличия.
В заключение этой темы предлагаем познакомиться с представителями римского монетного двора лицом к лицу. К счастью, мы это можем сделать, так как сохранился замечательный памятник римского барельефа конца I века до н. э., который хранится в Британском музее (London ВМ Sculpture 1954.12—14.1). Рассмотрим барельеф внимательнее (илл. 8). Прежде всего, прочитаем надпись:
PfVBLIVS] LICINIVS P[VBLII] L[IBERTVS] PHILONICVS
PfVBLIVS] LICINIVS PfVBLII] L[IBERTVS] DEMETRIVS
PATRONO FECIT
Переводим: «Публий Лициний Филоник и Публий Лициний Деметрий, вольноотпущенники Публия Лициния, поставили этот барельеф в честь своего бывшего хозяина». Мы видим изображения двух греков вольноотпущенников, которые поставили этот барельеф в честь своего бывшего господина. Знаки обретения свободы высечены слева. Специалистами музея было высказано предположение, что Деметрий и Филоник приходятся друг другу как отец и сын. Для нас важнее их профессия. Специальность молодого вольноотпущенника, Филоника, определяется набором инструментов, изображенных вверху. Тут мы видим молоток, тигельные щипцы и штемпельную пару. Учитывая возраст работника, можно предположить, что он работал на монетном дворе молотобойцем. Профессия пожилого грека, Деметрия, определяется инструментами справа. Вероятно, оба работали на одном предприятии, иначе трудно понять, что их могло свести вместе. Если это предприятие — монетный двор, то какая специальность была у Деметрия? По нашему мнению, он был сигнатором — резчиком штемпелей. Один из авторов, являясь профессиональным гравером, опознал ряд инструментов, представленных на барельефе. Во-первых, это пуансон (в самом низу) и штихель (в центре). Во-вторых, лукообразный предмет — это тип ручной дрели, который используется в кустарных ювелирных мастерских до сих пор! Принцип ее работы простой: посредине небольшого лука с длинной ослабленной тетивой прикрепляется свободно вращающийся стержень с закрепленным внизу сверлом. Перед просверливанием на стержень наматывают тетиву в сторону, противоположную вращению сверла. Сверло устанавливают в место, где надо просверлить отверстие, и давят рукой на верхнюю ручку лука: тетива натягивается и начинает разматываться, раскручивая при этом стержень со сверлом. В нижней части приведен небольшой молоточек для работы с пуансонами. Таким образом, с большой долей вероятности, мы имеем здесь дело с двумя работниками имперского монетного двора.
Наш рассказ о монетном дворе был бы не полным, если бы мы не упомянули представителей еще двух важных специальностей, представленных там, — контролеры за качеством продукции и охрана. Сохранились две надписи на этот счет, и обе относятся к началу I века н. э., когда в Лугдунуме (современный Лион, Франция) работал имперский монетный двор. Вот первая из них (CIL XIII 1820):
NOBILIS TIB. CAESARIS AVG. SER. AEO. MONET.
HIC ADQVIESCIT IVLIA ADEPTA CONIVNX
ET PERPETVA FILIA D.S.D.
Здесь речь идет о неком рабе Нобилисе, занимавшем во время правления императора Тиберия на монетном дворе должность aequator Monetae, что можно примерно перевести как «монетный контролер». Прямая апелляция к императору в этой надписи, возможно, говорит о том, что этот чиновник был независим от optio et exactor технического директора производства. Вторая надпись еще интереснее (CIL XIII 1499):
L. FVFIO EQVESTRE
MIL.COH.XVII LVGVDVNIENSIS AD. MONETAM.
IANVARI L.LF.P.IIII R.P.IIII
Переводим: «Луций Фуфий Эквестор, солдат XVII когорты Лугдунума, выделенной для охраны монетного двора, центурия Януса», а далее приводится его место в центурии. Этот надгробный памятник (илл. 9) был найден недалеко от Виши и сейчас хранится в археологическом музее города Мулен [6]. Лицо солдата на памятнике, к сожалению, не сохранилось. Тем не менее мы видим, что охрану монетного двора в Лионе осуществляла целая когорта! Во времена императоров Августа и Тиберия стандартная когорта включала 555 пехотинцев и 66 всадников. Так что, принимая нашу оценку работников монетного двора в 150—200 человек, число охранников было в три раза больше!
Заканчивая наш рассказ об имперском монетном дворе в Риме, можно заключить, что это было высокоорганизованное производство, работники которого были пронизаны сильным корпоративным духом. Судя по косвенным данным, таким как:
—толстые глухие стены по контуру монетного двора;
—закрытые с трех сторон рабочие помещения, имеющие широкий выход в общий двор, откуда можно было наблюдать за чеканкой;
—разбиение рабочих на небольшие группы — оффицины;
—тщательный подбор людей внутри оффицины по принципу: один вольноотпущенник — один раб;
—контроль качества выпускаемой монеты специальным чиновником — aequator Monetae;
— усиленная охрана монетного двора.
Производство было организовано так, чтобы обеспечить максимальный контроль над производственным процессом и исключить как внутренние, так и внешние злоупотребления.
Философы, варвары и все-все-все...
А что можно сказать о фальшивомонетчиках из народа? Здесь мы имеем, по понятным причинам, куда более скудные сведения. Пожалуй, самым знаменитым фальшивомонетчиком был Диоген Синопский (ок. 408—323 гг. до н. э.). Хотя, строго говоря, этот пример не относится к римскому периоду, история Диогена слишком яркая, чтобы не привести ее здесь. В конце концов, когда Синопа стала провинциальным городом Римской империи, в укладе жизни ее жителей мало что изменилось — здесь могли появляться такие же новые Диогены и заниматься подделкой уже римских монет. Греки вообще имели большую склонность к художественным ремеслам, особенно к искусству гравировки. Как мы убедились выше, на официальном монетном дворе Империи в начале II века также в основном работали греческие мастера. Ничего не мешало таким же самородкам работать и по другую сторону стены.
Замечательные свидетельства о жизни Диогена Синопского оставил его тезка Диоген Лаэртский [7], написавший книгу уже в эпоху римского владычества. Лаэртский пишет, что знаменитый философ был сыном менялы Гикесия: «...по словам Диокла, его отец, заведовавший казенным меняльным столом, портил монету и за это подвергся изгнанию. Некоторые рассказывают, что его склонили на это работники, когда он был назначен заведовать чеканкой, и что он, отправившись в Дельфы или в делийский храм на родине Аполлона, спросил, сделать ли ему то, что ему предлагают. Оракул посоветовал ему «сделать переоценку ценностей» (по-гречески одно и то же слово, nomisma, означает «ходячую монету» и «общественное установление». — Прим, авт.), а он не понял истинного смысла, стал подделывать монету, был уличен и, по мнению одних, приговорен к изгнанию, по мнению других, бежал сам в страхе перед наказанием». Здесь мы сталкиваемся с одним из типичных путей к занятию фальшивомонетничеством — если в семье кто-то так или иначе имеет отношение к производству или обмену монет, ювелирному делу, то в какой-то момент обязательно может возникнуть искушение заняться криминальным промыслом.
Откуда возникает это искушение? Дело в том, что античные монеты были слабо защищены от подделок. Античный способ изготовления монет не предполагал их гуртования. Простейшие действия, как, например, откусывание кусочков монеты или опиливание их с гурта, мог произвести каждый. Мысль о простоте и относительной безнаказанности таких действий не могла не посещать головы совершенно разных людей во всех уголках Империи. Технология плакирования монет — пожалуй, самый высокотехнологичный способ подделки — была доступна не каждому, но мало-мальски знакомый с ювелирным делом человек мог освоить и ее. Ниже мы покажем, насколько проста была эта античная технология. Стоит отметить, что это занятие было беспрецедентно по своей доходности. Известно, что распределение плакированных монет имеет свой статистический максимум при соотношении веса серебряного покрытия к весу бронзовой сердцевины как 1 к 8. Этот вывод получил в специальной литературе название «закон Барфельда» — по имени немецкого нумизмата, который первым установил его [3]. Скорее всего, именно это соотношение металлов в субэрате дает наилучший результат, и древние об этом знали. Оценим прибыль фальшивомонетчика. Предположим, он берет в дело один римский сестерций весом около 26 грамм и один денарий весом 3,3 грамма. Из этого количества материала мастер может изготовить 10 плакированных денариев средним весом 3 грамма. Итого: затрачено 5 сестерциев (1 денарий + 1 сестерций), получено 40 сестерциев (10 денариев). При удачной реализации своих изделий фальшивомонетчик получает прибыль в 700%!!! Шутки в сторону — искушение подделывать монету не могло не висеть над широкими слоями населения Римской империи (как, впрочем, и любого другого государства античности). Разумеется, фальшивомонетчиком мог стать только человек определенного склада характера: воля и решительность были тут определяющими чертами: «Когда кто- то привел его в роскошное жилище и не позволил плевать, он, откашлявшись, сплюнул в лицо спутнику, заявив, что не нашел места хуже» [7]. Плюс ко всему, этот человек должен был обладать определенным цинизмом и не иметь этических запретов: «...однажды он закричал: «Эй, люди!» Но, когда сбежался народ, напустился на него с палкой, приговаривая: «Я звал людей, а не мерзавцев!»
Интересна ремарка, которую Диоген произнес в ответ на упреки в порче монет в прошлом: «Когда-то я и в постель мочился, а теперь вот не мочусь». В другой раз на этот же упрек он ответил: «То было время, когда я был таким, каков ты сейчас; зато таким, каков я сейчас, тебе никогда не стать» [7]. Это можно понимать и так, что практика порчи монет или их подделка были распространены чрезвычайно широко.
В другой надписи из греческого полиса Дима мы узнаем, что группа людей за подделку монет была приговорена магистратом города к смертной казни, среди них называется «кузнец по золоту» [8]. Приговор был вынесен заочно, так как преступники скрылись.
Активно занимались подделкой монеты не только население Империи, но и соседние варвары. Археологи давно заметили необычайную плотность расположения кладов республиканских денариев на территории античной Дакии. Эта аномалия долгое время активно обсуждалась в нумизматической литературе, пока в 1961 году около местечка Тилиска в Румынии не был обнаружен клад, в котором были спрятаны сразу 14 (!!!) штемпелей для римских денариев, выпущенных между 137—74 годами до н. э. Изучение находки показало, что все штемпеля были изготовлены даками, которые наладили здесь целое производство римской монеты [9]. Большинство монет имели те или иные дефекты — варвары, очевидно, не собирались выдерживать стандарты официального производства. Значительное количество дакийских денариев было плакированными подделками. Этот поток фальшивых денег направлялся через лимес внутрь Римской империи. Таким образом, распространенное среди коллекционеров и нумизматов мнение, что «умные» римляне изготавливали порченую монету и торговали с «недалекими» варварами, похоже, далеко от реальности. Как раз, наоборот, — вблизи границы процветал весьма прибыльный бизнес варваров: официальная имперская монета уводилась через границу, там из нее изготавливались подделки, которые возвращались назад. Сами фальшивомонетчики работали в относительной безопасности, так как находились на территории, не контролируемой Римом. В этой связи некоторые историки предлагают пересмотреть причины дакийских войн. Вероятно, за десятилетия деятельности дакийских фальшивомонетчиков терпение Римского государства лопнуло. Не случайно еще Юлий Цезарь, планируя большую войну против Парфии, сначала намеревался осуществить операцию против Дакии (Светоний. Цезарь. 1,44). Кроме всего прочего, именно даки помогали республиканской партии во время гражданской войны, чего Цезарь простить не мог. Но именно в тот год, когда он намеревался выступить, его убили заговорщики в Сенате. Однако, символично!
Сохранилось достаточно свидетельств, которые однозначно характеризуют отношение римлян к изготовлению фальшивых денег вообще, и плакированных монет в частности.
Прежде всего, стоит отметить, что стандарты монетных выпусков регулировались законом. Конечно, не все они дошли до нас, но кое-что известно. Например, закон Клодия (лат. lex Clodia) от 100 года до н. э. снова ввел в линейку номиналов серебряный квинарий, а закон Папи- рия (лат. lex Papirid) от 92 года до н. э. ввел серебряный сестерций и уменьшил бронзовый стандарт на 50% [2]. Таким образом, Сенат определял лишь общее количество монеты, которую надо отчеканить, изменить же линейку номиналов и содержание металлов в них можно было только законодательно.
Бесценным источником информации о римских законах является Corpus juris civilis — современное название свода римского гражданского права, составленного в 529— 534 годах н. э. при византийском императоре Юстиниане Великом. Для нас наиболее интересной частью являются Дигесты или Пандекты — основная часть компиляции Юстиниана, состоящая из 50 книг. Дигесты содержат в себе высказывания ведущих римских юристов классической, позднеклассической и послеклассической эпох по самым разным вопросам частного, уголовного и международного права. К сожалению, полностью этот труд до сих пор не переведен на русский язык, так что ниже мы приводим текст в авторском переводе с английского текста Дигестов. По поводу подделки монет там имеются следующие записи:
«Аюбой, кто соскабливает/обкусывает золотые монеты, портит или производит их, приговаривается: к отправке в клетку с дикими зверями, если он свободный человек, и к смерти, если он раб» (Digest. XLVIII, 10, 8).
«Согласно закону Корнелия любой, кто сплавляет золото с другими металлами и производит плакированные серебряные монеты, приговаривается к тому же наказанию. Приговаривается и тот, кто знал о преступлении и мог его предотвратить, но не сделал этого. В соответствии с законом наказывается также и тот, кто принимает или расплачивается поддельными монетами» (Digest. XLVIII, 10, 9).
Здесь особенно подчеркнем, что с точки зрения закона преступник не только сам фальшивомонетчик, но и свидетель этого преступления. Любопытен также пункт ответственности за распространение поддельных монет. Любой законопослушный римлянин должен был выбросить плакированную монету, если она случайно попала в его руки. Этот пункт подтверждает Цицерон: «Гекатон задает и такой вопрос: «Если мудрый человек, по недосмотру, примет поддельные монеты вместо настоящих, то станет ли он, убедившись в своем промахе, платить ими долг как настоящими?» Диоген отвечает утвердительно, Антипатр — отрицательно; с последним согласен и я» (Цицерон. Об обязанностях. III, 91). В другом месте Цицерон высказывает свое возмущение людьми, занимающимися подделкой монет (Цицерон. Веррес. I, 108). Это особенно показательно, так как в своей карьере Цицерон занимал должность квестора, и его взгляды отражают настроения правящей верхушки Римского государства. О том, что позиция отказа от порченой монеты есть высокогражданская и поощрялась правящим классом Империи, пишет и Эпиктет, который вращался на самом верху общества: «...но те чеканы, имея которые на своем образе мыслей пришел ты, какие и на монетах мы ищем, и если найдем их, то признаем монеты годными, а если не найдем, то отбрасываем. Чей имеет чекан этот сестерций? Траяна? Подавай. Нерона? Отбрось прочь, он негодный, гнилой» (Эпиктет. Беседы, IV, 5). Становится понятным, почему процент плакированных монет, найденных на поселениях, в разы превышает относительное количество фальшивок в кладах. Люди просто выкидывали их! Для иллюстрации приведем некоторые археологические данные. Единичные находки монет в местечке Коза (римское военное поселение в Испании) показали, что среди 21 денария 10 оказались плакированными! Найденный здесь же клад состоял из 2004 денариев, абсолютно все из которых — из чистого серебра [3]. Крауфорд отмечает, что, конечно, изредка встречаются клады, состоящие исключительно из плакированных монет, но они являются схронами фальшивомонетчиков, а не средством сбережения законопослушных граждан Империи. Подобная статистика находок наблюдается и в наших краях. Скажем, староромановский клад, описанный в 10-м выпуске альманаха «Нумизматика и эпиграфика», содержал 7,2% плакированных денариев при общем их количестве в 259 штук.
Закон к фальшивомонетчикам предельно жесток. Еще один пример этой жесткости: «Лишь в силу определенных причин рабам разрешается предъявлять иск к господам. Рабам разрешается указывать, что господа виновны в утайке пошлин и подделке монеты» (Digest. XLVIII, 10, 9). Вероятно, такой донос раба был весомым шагом на пути к свободе. Учитывая, что наказание для рабов, вовлеченных в криминальные действия, или просто недоносительство карались однозначно смертью, то становится понятным, почему персонал монетного двора формировался в значительной мере рабами.
Очень важную роль в денежном обращении играли менялы, или nummularii. Существовали как государственные, так и частные менялы. При обмене они обязаны были произвести проверку монеты на наличие бронзовой сердцевины. Эпиктет пишет: «Когда дело касается монеты, то видите, какое искусство для этого мы изобрели, и сколькими способами пользуется пробирщик серебра для одобрения монеты — зрением, осязанием, обонянием, наконец, слухом: бросив денарий, он внимательно прислушивается к звучанию, и он не довольствуется его звучанием только один раз, но долгим внимательным прислушиванием доводит свой слух до музыкальной тонкости» (Эпиктет. Письмо Арриана Телию, 20). Таким образом, менялы выполняли в обществе очень важную функцию постоянного оздоровления денежной системы, очистки ее от фальшивых монет.
Существует всего лишь один эпизод, который обычно в популярных источниках ставят в вину Римскому государству. Примером такого рода обвинения может служить отрывок из книги Г. Вермуша: «В Риме начинается первый серьезный кризис денежного хозяйства. Вскоре развернулась так называемая Союзническая война. В это же время римский сенат постановил, что каждый восьмой отчеканенный денарий должен быть субэратным. Когда война закончилась и италийские племена, несмотря на поражение, получили равные с римлянами права, денарии снова стали чеканить без субэратов» [8]. Подобное утверждение можно встретить и в книге Л.Н. Казамановой [1]. Итак, обвинение выдвинуто! Оказывается, одной рукой Сенат казнит фальшивомонетчиков, а другой — сам декретом вводит эмиссию субэратов. Время трудное — война, которая, как известно, спишет все. В серьезной же нумизматической литературе этот эпизод уже давно разобран по косточкам [3, 10]. Внимательно читаем цитату из Плиния Старшего, которая и является основой для обвинения: «Livius Drusus in tribunatu plebei octavampartem aeris argento miscuit» (Pliny. NH. XXXIII, 46). Перевод: «Трибун Ливий Друз разбавил серебро одной восьмой частью меди». Увидеть в этой строчке указание по эмиссии плакированных денариев можно только при очень большой фантазии. Возможно, сама пропорция 8:1 так гипнотизирует некоторых авторов, что первая ассоциация у них — субэраты. Речь у Плиния идет, очевидно, об обычной государственной практике уменьшать содержание благородного металла в сплаве для производства монет. Вот и тут в тяжелый момент истории римское государство понизило содержание серебра примерно на 11%. Кстати, тщательный анализ состава монет этого периода не выявил такого факта. Таким образом, либо Плиний Старший что-то напутал (а писал он свой труд на 200 лет позже событий), либо этот факт относится к другому периоду.
Существует еще один любопытный факт: в римском обороте вращалось достаточно много серратных субэратов (подробно о серратах мы писали в [14]). Парадокс заключается в том, что серратирование денариев рассматривается некоторыми нумизматами как способ защиты от подделок [10]. Существование субэратов с зубчиками еще раз доказывает непричастность государства к изготовлению подделок. Иначе придется объяснить, зачем фальшивомонетчики-государственники одновременно плакировали, да еще и серратировали заготовку. С точки зрения здравого смысла — это нонсенс. А вот с точки зрения частного фальшивомонетчика, имитация серрата, который, возможно, казался некоторым римлянам более защищенным от подделок, — это было весьма интересным занятием. Ниже мы покажем, в чем секрет этой античной технологии.
Суммируя сказанное, можно заключить, что не существует ни одного исторического свидетельства того, что Римское государство было причастно к изготовлению субэратов. Наоборот, все законодательство Империи было направлено на борьбу с этим явлением.
Технология изготовления субэратов
Перед тем, как рассмотреть проблему авторства основного массива субэратов, обсудим практический вопрос о том, по какой технологии изготавливались плакированные денарии. Большинство суждений, высказываемых в литературе на этот счет, являются сугубо теоретическими. Оказалось, что некоторые их них просто неправильные. Мы воспроизвели один из вариантов античной технологии на практике и приобрели интересный опыт, чем-то схожий с опытом античного фальшивомонетчика.
Попробуем встать на место античного мастера и сформулируем цель, которую мы преследуем. Во-первых, хочется получить максимальную прибыль, то есть серебра в нашем субэрате должно быть так мало, насколько это вообще возможно. Во-вторых, наше изделие не должно вызывать подозрений при первом контакте с ним другого человека, то есть плакировка поверхности должна быть полной (это вопрос жизни и смерти!). Вообще говоря, качество изделия совсем не обязано быть высоким — субэ- рат должен быть принят в качестве платежного средства, но то, что с ним будет через несколько таких итераций, фальшивомонетчика уже не сильно волнует. В наши цели не входит создать изделие, достойное для циркуляции в обращении, — об этом пусть заботится государство.
Главная проблема, которая стоит перед человеком, решившимся подделывать монету, — где взять штемпель? Есть три решения этой проблемы. Во-первых, штемпель можно сделать самому. Конечно, для этого нужно обладать серьезными навыками в гравировке, и специальность ювелира или бывшего резчика монетного двора здесь была бы кстати. То, что значительная часть субэратов отчеканена такими саморезанными штемпелями, сразу же говорит о том, что это изделие частного мастера. Пример такого субэрата приведен на илл. 10. Плакированный денарий императора Клавдия (RIC 60) весом 2,89 грамма был изготовлен, видимо, в Британии. Он был найден в 1995 году в составе клада из 170 монет, среди которых все — плакированные. Очевидно, что этот клад заложил сам фальшивомонетчик. Его судьба сложилась печально, так как за своим схроном он не вернулся. Монета была продана на e-CNG 232, лот 189, за $850. Портрет императора выполнен в весьма оригинальной манере, отличающейся от официальных выпусков. Этот путь был весьма опасным, так как отклонения от официального стиля все время ставили фальшивомонетчика в положение максимального риска.
Другое решение — воровство официальных штемпелей с монетного двора. Этот путь подразумевает соучастие самих работников монетного двора в криминальной группе фальшивомонетчиков. Меры безопасности на предприятии были такими, что все предприятие становилось чрезвычайно рискованным. Но полностью исключить такие случаи, по-видимому, не удавалось. Один анонимный автор в IV веке предлагал даже поместить монетный двор на острове с запретом работникам его покидать (Anon. De rebus bellicus. Ill, 1—3). Это указывает, что проблема с криминалом на монетном дворе существовала. Однако за несколько десятков лет изучения субэратов в XX веке так и не удалось точно доказать, что при изготовлении субэрата использовался официальный штемпель. Дело в том, что наибольшее распространение получил третий способ изготовления штемпелей, когда изображение копировалось на штемпельную пару напрямую с официальной монеты. Технология копирования очень проста. Все знают, как происходит брокаж: когда одна монета застревает в штемпеле, а рабочий не замечает этого и подкладывает очередную заготовку, то при ударе залипшая монета работает как штемпель — она оставляет негативный отпечаток на новой заготовке. Почему это происходит? Ведь обе заготовки серебряные и имеют одинаковую твердость. Дело в том, что свежая заготовка горячая и, значит, более мягкая. Принцип брокажа можно использовать при копировании изображения на штемпель: разогреем две бронзовые заготовки, обложим ими холодную серебряную монету и произведем удар молотком. Бронзовые шайбы приобрели негативный отпечаток поверхности монеты! Конечно, сама монета сильно пострадала, но ведь она все равно не нужна — ее можно расплавить и использовать в плакировке. Главное, чего добивается фальшивомонетчик, — плакированные монеты не будут иметь отклонений в стиле, ведь они просто копии настоящих! Полученные методом брокажа бронзовые шайбы припаивали к стержням — и штемпельная пара готова! Конечно, полученные с помощью такой штемпельной пары чеканные копии вряд ли получатся четкими. Но в массе потертых подлинных монет такая «замыленность» будет выглядеть вполне естественно.
На настоящий момент известно несколько десятков античных штемпелей. Считается, что почти все они — собственность фальшивомонетчиков. К счастью, у нас есть возможность сравнить их с подлинными штемпелями (илл. 11). В начале I века н. э. монетный двор некоторое время работал в городе Лугдунум (современный Лион, Франция). В его окрестностях было найдено несколько штемпелей, которые признаны официальными. Один такой штемпель приведен в верхней части илл. 11. Мы видим, что это верхний штемпель для знаменитого денария императора Тиберия (RIC 30). Во время чеканки монета застряла в штемпеле, работник попытался ее оттуда выковырять (есть царапины от инструмента), но неудачно. В условиях поточного производства штемпель был просто выброшен. Этот ценнейший артефакт истории был продан на аукционе Stack 2009, лот 1500, за $10925. Второй штемпель, который приведен на илл. 11 примерно того же времени. Это тоже верхний штемпель для денария императора Августа (RIC 350), и выглядит он стандартно для всех штемпелей фальшивомонетчиков. Сравнение двух изделий явно не в пользу последнего: официальный штемпель выполнен аккуратно, имеет точные пропорции и специфическую форму. Он имеет широкие ровные края вокруг самого штемпельного кружка. Негативное изображение на неофициальном штемпеле получено методом брокажа. На это однозначно указывает съехавшее набок изображение. Если бы фальшивомонетчик сам вырезал изображение, оно было бы отцентровано. Рассмотрим этот вопрос подробнее. На илл. 12 представлен еще один штемпель, принадлежавший фальшивомонетчикам. Это изделие было предназначено для копирования денариев 82 годамонетария Валерия Флакка(Crawford 365/ la). Подлинный денарий этого монетария приведен на илл. 13. Для удобства сравнения изображение на илл. 12 было перевернуто относительно вертикальной оси. Почему этот штемпель тоже неофициальный? Во-первых, значительная часть изображения на штемпеле просто потеряна: в левой части пропали часть штандарта и целое слово «IMPERAT». Эту потерю невозможно объяснить изношенностью штемпеля. Совершенно очевидно, что эти элементы композиции отсутствовали на самом исходном денарии, с которого копировали штемпель. Именно он был плохо отцентрован— —— точно таким же дефектом обладает и штемпель. Теперь обратим внимание на оперение орла: на подлинной монетке перышеки Акулы имеют тщательную объёмную прорисовку ( илл. 13). На штемпеле эти же перья лишь обозначены отдельно расположенными углублениями. Понятно, что при брокаже серебра о бронзу получить четкий отпечаток всего рельефа монеты невозможно — передается только верхняя часть рельефа.
Итак, штемпельная пара у нас есть. Что дальше? Дальше нужно особым образом подготовить монетную заготовку. Сначала мы решили следовать прямому указанию на античный метод плакирования, тиражируемый в нумизмагической литературе [1, 13]. Скажем, Л.Н. Казаманова прямо пишет: «Плакированные монеты изготовлялись путем опускания раскаленного медного кружка в расплавленное золото или серебро, а затем чеканились» [1 ]. Наши эксперименты показали, что этот метод совершенно не практичен! Главные проблемы, которые мы встретили при попытке реализации метода, включают: растворение медного сердечника в серебре (эффект в какой-то степени аномальный, так как температура серебряного расплава была ниже температуры плавления меди), налипание металла на пинцет, неоднородность плакировки (появление наплывов и образование раковин) и т. д. Можно также упомянуть невозможность в этом методе дозировать вес серебряного покрытия, что было принципиальным для фальшивомонетчика. По нашему мнению, эти проблемы возникают из-за того, что температура медной заготовки слишком отличается от температуры серебряного расплава. Конечно, медь можно предварительно подогревать, но как точно контролировать ее температуру? Чтобы не быть голословным, на илл. 14 приведен типичный вид плакированной заготовки, полученной методом окунания.
В литературе встречается описание еще одного метода [2, 3]: медная сердцевина оборачивается в серебряную фольгу и нагревается до температуры плавления серебра. Если достичь полной плакировки с первого раза не удается, то процедуру повторяют. Таким образом, получает свое объяснение слоистость плакировки, которая часто наблюдается на подлинных образцах субэратов. Возможно, этот метод и использовался в античности, однако он включает дополнительные усилия по изготовлению фольги.
По нашему мнению, все наблюдаемые факты можно объяснить проще. Мы разработали другой метод, который настолько же прост, насколько и практичен. На иллюстрациях 15—26 наглядно показана главная идея этого метода. Сначала мы аккуратно отмеряем медь для сердцевины будущего субэрата и расплавляем ее в подставке из древесного угля (илл. 15,16). Когда получившийся медный шарик остывает, слегка плющим его на наковальне и придаем монетовидную форму по размеру чуть меньше денария, так как при чеканке он расширяется до размера денария (илл. 17).
Сама процедура плакирования использует физические свойства привлеченных металлов. Температура плавления чистого серебра — 960° С, а меди — 1080° С. Таким образом, если постепенно нагревать их вместе, то первым расплавится серебро. В подставку из древесного угля кладем медную заготовку, а на нее — кусочек серебра. Вес того и другого можно легко контролировать. Как мы уже писали выше, среднестатистической пропорцией для античных субэратов является 1 доля серебра к 8 долям меди. В нашем эксперименте соотношение было более жесткое: два кусочка серебра по 0,15 грамма каждый против 3,5 грамма меди (1:12). Мы решили поставить эксперимент на максимуме рентабельности данного предприятия. Конечно, древний фальшивомонетчик держал в голове не только прибыль, но и вероятность быть схваченным при попытке сбыть свою продукцию. Неограниченная жадность была тут билетом на тот свет. Но вернемся к эксперименту. Горелкой разогреваем заготовки до температуры плавления серебра (илл. 19). Серебро плавится и начинает растекаться по твердой поверхности меди, при этом ему можно помогать «водилом» — железным прутком (илл. 20). В ювелирном деле это
Для разогрева металла мы пользовались примитивной бензиновой горелкой с ножным мехом. Можно использовать и муфельную печь. Печь даже предпочтительнее, так как там серебро растекается по медному сердечнику более равномерно. Это можно объяснить тем, что в печи нагрев равномерный, а горелка направляется рукой мастера и дает точечный эффект, который приводит к неравномерному нагреву. Тут нужно отметить, что расплавленный металл обычно течет по поверхности в направлении более высокой температуры. Как мы убедились выше, сами римляне использовали печь, в которую струю воздуха подавали мехами (илл. 7).
Сама процедура чеканки описана нами довольно подробно в [5, 11], поэтому не будем останавливаться здесь на этом, а представим сразу же готовые изделия (илл. 26). Чеканка, как правило, не разрушает серебряного покрытия субэрата. Хотя получали мы и бракованные экземпляры, под которыми понимаем монеты с явными выходами меди наружу (илл. 28). В целом же качество изделий просто потрясает. В конце концов, нам стало ясно, что отличить в общей массе свежеотчеканенный субэрат от монеты битой тем же штемпелем из чистого серебра, мы не в состоянии. Пришлось сразу же разделять эти две группы по разным подписанным мешочкам и не допускать их смешения. Типичная структура субэрата на срезе представлена на илл. 29. Отметим, что серебро и медь намертво сплавляются между собой, так как между ними образуется тонкий диффузионный слой. На иллюстрации видно, что слой, который образовался при плакировании первым, тоньше своего близнеца. Изучение античных образцов показывает похожую структуру (илл. 30). Данная иллюстрация взята из статьи немецких химиков, посвященной изучению химического состава римских субэратов [12]. Фрагменты (b-f) дают содержание серебра (Ь), меди (с), кислорода (d), золота (е), железа (1) соответственно. На этой иллюстрации видна слоистость покрытия. Любопытно, что этот античный образец, кроме всего прочего, был еще и серратом.
Технология серратирования подробно описана нами в [14]. Однако прямолинейный перенос разработанной технологии серратирования обычных денариев на субэраты поначалу привел к фиаско. Тщательно подобранный для нанесения зарубок по обычной заготовке топорик с углом заточки лезвия 35—40 градусов (см. илл. 7 в [14]) просто-напросто рассекал поверхностный слой серебра субэ- рата, обнажая на срезе бронзовую сердцевину (илл. 31). Изучение античных образцов привело нас к простой мысли: наш подход в принципе неверен! Цели, которые преследовало государство, серра- тируя денарии на монетном дворе, и цели фальшивомонетчика, работавшего в подполье, были диаметрально противоположными. Это означает, что и достигались эти цели разными инструментами. В конце концов, мы нашли решение: для того, чтобы топорик не рассекал, а проминал бы гурт плакированной монеты, он должен быть заточен под углом 60—90 градусов, а само острие должно быть слегка затупленным (илл. 32). Получаемая при этом серратная заготовка (илл. 33) хоть и выглядит немного неуклюже, идеальна с точки зрения фальшивомонетчика: никаких выходов меди наружу!
Конечное изделие, представленное на илл. 34, выглядит как обычный серратный денарий (срез показан на илл. 29).
Наши эксперименты показали, что технология изготовления субэратов (как обычных, так и с зубчиками) была доступна широким слоям населения: серебро и медь для плакированных денариев можно было взять из обращения, штемпель скопировать с официальных монет методом брокажа, заготовки для субэратов требовали минимальной квалификации в ювелирном ремесле. Производство фальшивых монет могло быть развернуто в любой точке Империи.
Так кто же изготавливал субэраты?
Перейдем к обсуждению вопроса, который вынесен в заголовок статьи. Из всего написанного выше можно сделать следующий вывод: не существует ни одного достоверного факта, свидетельствующего о том, что субэраты выпускало Римское государство. Вслед за известным специалистом по римской нумизматике М. Крауфордом перечислим основные доводы в пользу этого вывода [3]:
Большая часть субэратов является очевидным результатом неофициального творчества. На это указывают отклонения от дизайна монетного двора, находки штемпелей, скопированных с монет методом брокажа, небрежность и низкое качество исполнения.
Подделка монет была незаконной в Римской империи. Незаконным было также простое владение субэратом, не говоря уж о попытках его внедрения в торговый оборот. Отказ от приема плакированных монет в качестве оплаты разрешался специальным законом. Существовала особая профессия, nummularii, представители которой как со стороны государства, так и со стороны частных структур занимались выявлением субэратов. Эта работа была одна из наиболее уважаемых в обществе, что нашло свое отражение в письменных источниках.
Предположение о том, что Римское государство могло одной рукой санкционировать изготовление субэратов, а другой всячески мешать их распространению, кажется настолько нелепым, что не рассматривается серьезными историками и нумизматами.
Добавим здесь к рассуждениям Крауфорда еще несколько мыслей. Римское государство не было идеальным — и оно тоже занималось не совсем чистоплотными операциями в области денежного обращения. На это указывает неуклонное снижение со временем пробное™ серебряных денариев. Но в руках у государства всегда есть средства, по своей мощи превосходящие мелкое жульничество, которым по сута является субэрат. В качестве примера можно привести историю введения в оборот новой монеты, антониниана, которое организовал император Каракалла. Антониниан был номиналом в два денария, а вес монеты превышал денарий чуть более, чем в полтора раза. «Лукавое серебро» — так называл его Дион Кассий. Каракалла ввел антониниан законодательным актом. Одним росчерком он приказал всем жителям Империи считать монету, в которой было серебра на 1,5 денария, номиналом в 2 денария. А теперь зададим себе вопрос: можем ли мы представить себе императора, имеющего такой мощный глобальный инструментарий для манипулирования денежной системой, производящим тайные махинации по производству субэратов на своем монетном дворе? Мы — не можем. Кажется почти невероятным, чтобы государство могло скатиться к такому мелкому жульничеству.
Кроме того, изготовление субэратов технологически является мелким кустарным производством. Иногда сторонники версии о том, что «во всем виновато государство», утверждают, что процесс изготовления субэратов мог быть легко организован на официальном монетном дворе. То, что там есть штемпеля государственного образца, — это правда. Но создать поточную линию по изготовлению плакированных заготовок — это задача весьма нетривиальная.
Из описания технологии плакирования ясно, что оно сильно отличается от традиционного производства. Изготовление субэратов большими тиражами потребовала бы от монетного двора перестройки всей своей работы. Если же это делать тайком, то возникает еще одна проблема: спрятать такое производство невозможно, а с другой стороны, любой сигнал наверх нелояльного к мошенникам человека — и все они уже распяты на кресте (рабы) или брошены в клетку с дикими зверями (вольноотпущенники). Конечно, существование мелких преступных групп на монетном дворе было вполне вероятным. Но рассчитывать они могли лишь на мелкосерийное производство в условиях жесточайшей конспирации. А так ли это удобно, если все то же самое и с меньшим риском можно легко организовать за пределами монетного двора?
Вот теперь, пожалуй, мы готовы дать ответ на основной вопрос статьи: учитывая огромное количество субэратов и бесконечное разнообразие их видов, можно заключить, что изготавливались они широкими массами населения Римской империи. Государство же относилось к этому резко отрицательно и всячески боролось с этой деятельностью.
Дмитрий БРАИУН, Олег ЖИГУЛИН
Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 78 (июль-август 2010), стр.124