... издать собрание Гербов Дворянских, яко знаков Дворянского достоинства каждого Дворянского рода, ибо прежде сего за неимением такового собрания многие гербы или совсем утратились или же по временам переменялись.
Император Павел I
Во второй половине девяностых годов XX века в частную коллекцию были приобретены в антикварной торговле шесть кофейных ложечек.
Чем они привлекли внимание коллекционера и почему авторы данной статьи сочли их интересными для публикации? Причин тому несколько. Миниатюрные кофейные ложечки московской работы конца первой — начала второй трети XIX века в антикварной торговле встречаются не часто. Длина ложечки составляет всего 9,7 см, а вес — 13 г. Кроме того, декор и отсутствие клейма пробирного учреждения свидетельствуют, что изготовлены ложечки были не для публичной продажи, а по специальному заказу. Ложечки выполнены в технике литья с последующей доработкой витого черенка резцом, с частичным золочением и черневым декором.
На каждой ложечке оттиснуто по два клейма: величина пробы — «84» и инициалы мастера — «А.Н.». О мастере с монограммой «А.Н.» в разделе «Москва» в Указателе клейм (Постникова-Лосева М.М., Платонова Н.Г., Ульянова Б.П. Золотое и серебряное дело XV—XX вв. М., 1983) практически нет никаких сведений: «Неизвестный мастер, 1829 г. (столовые и чайные ложки, ГИМ)».
Однако, несмотря на свою относительную редкость, ложечки были бы все же заурядными предметами бытовой серебряной утвари, если бы не вид декора внешней стороны чашечки ложечек. Декор выполнен чернью. В рокайльно-лиственной рамке изображен дворянский герб. Размер гербового щита 0,7 х 0,7 см, но герб хорошо читается. Вот это и является самым интересным для коллекционера: кому принадлежала первоначально приобретенная им вещь, что известно о первом владельце и, конечно, степень редкости. Определяющим в атрибуции предмета с гербом является знание времени и места изготовления предмета, а главное — правильное прочтение герба.
Журнал «Антиквариат. Предметы искусства и коллекционирования» периодически обращается к теме о месте геральдики в атрибуции антиквариата. В 2003 году, в № 10 (11), в обстоятельной статье А. Трощинской о русской геральдике на фарфоре и в беглом обзоре И. Бушина уже частично обсуждался вопрос о включении гербов в декор бытовых предметов. В 2006 году в № 10 (41) была помещена публикация О. Логинова о девизах российских дворянских гербов. Однако все более усиливающийся интерес в современном русском обществе к национальной родовой геральдике побудил авторов настоящей статьи вновь привлечь внимание читателей, в первую очередь коллекционеров русского антиквариата, к вопросам бытования и расшифровке русских дворянских гербов на серебряной утвари.
Так сложилось в России, что не только в XVII—XVIII веках, но даже и в XIX веке, когда были уже утверждены десять частей Общего Гербовника дворянских родов Всероссийской империи (в 1800—1836 гг.), на серебряную утварь редко наносились родовые дворянские гербы.
В отличие от Западной Европы, в российском обществе не было устойчивой традиции размещения своих родовых гербов на вновь заказываемых или приобретаемых предметах серебряной утвари. Чаще всего мы можем встретить изображение гербов на фарфоровой посуде, реже — на стеклянной и совсем редко — на серебряной посуде. Издания по русскому антиквариату, если и публикуют предметы с гербами, то, в основном, с гербами царствующего дома или российских княжеских или графских фамилий, то есть титулованного дворянства. Однако чаще всего как в публикациях, так и на предметах антикварной торговли мы видим замысловатый вензель под простой дворянской короной. Масса серебряных изделий, сохранившихся поныне в коллекциях и музейных собраниях, поступала в продажу с незаполненными резервами или пустыми картушами, вплетенными в общий декор изделия. Типичным примером может служить изображение серебряного стакана (высота — 8,8 см; диаметр верха — 7,8 см) 1849 года работы неизвестного московского мастера-монограммиста «АК». В отличие от лицевой стороны, на обратной стороне стакана вместо центрального изображения оставлен резерв. Первоначально, когда серебряная утварь была доступна лишь ограниченному кругу богатых дворян, эти свободные участки поверхности предназначались для гравирования на них знаков принадлежности: фамильных гербов или вензелей под короной, порой даже форма резервов соответствовала гербовому щитку. По мере снижения стоимости и роста доступности серебра для более широкого круга покупателей, форма осталась, а предназначение поменялось: в резервах и даже в картушах стали размещать дарственные надписи, инициалы или даты. Это видно на салфеточном кольце (4,3x5,5 см) 1892 года работы московского мастера В. Акимова.
Отсутствие дворянских гербов на большинстве сохранившихся предметов серебряной бытовой утвари нельзя объяснить исключительно малым количеством вещей с гербами из-за боязни владельцев политических репрессий в СССР в годы советской власти или массовой скупки изделий из драгметаллов в магазинах Торгсина. Такова, видимо, национальная особенность отношения к серебряной утвари в России. Любопытное подтверждение этого можно найти в отчете В. Чемберса о «Выставке фаянсов, серебра и эмали из собрания графини Е.В. Шуваловой в музее бар. Штиглица», опубликованном в журнале «Старые годы» (апрель, 1914, с. 53—55). «Центральное место на выставке, — пишет автор, — занимает серебро». Рассказывая далее о немецком серебре XVII столетия, о замечательных изделиях русских мастеров XVII—XVIII веков, он выделяет только одно изделие с гербом: «Англия представлена первоклассной работы блюдом Paul de Lamerie 1726 г., которого Чафферс рекомендует, как лучшего мастера своего времени. На блюде накладной, позднейшего происхождения, герб баронов Строгановых по рисунку Петровского герольдмейстера гр. Санти».
Надо отметить, что накладные гербы встречаются довольно редко, как правило, на предметах большого размера и принадлежавших богатым и титулованным дворянам. Еще одним примером может служить серебряная крюшонница (24x19,5x19,5 см) в виде вазы работы 1825—1828 годов петербургского мастера К.А. Янтцена из собрания Государственного Исторического музея (инв. № 106580; ОК 23071), на гладком тулове которой помещен накладной герб графа АХ Бенкендорфа (1783—1844) под графской короной.
Принципиально важное различие между гербом и вензелем под короной заключается в разнице статуса вещей, на которых имеются эти знаки собственности. Вензель под короной с инициалами владельцев также обозначает дворянскую собственность, но не родовую, а частную, конкретного владельца в период его владения. При смене владельцев практически невозможно определить, кому принадлежали эти вещи с инициалами под короной, если о них нет дополнительных сведений.
В результате нанесения на вещь родового герба она обретает признак собственности рода, фамилии. Как бы в дальнейшем ни сложилась ее судьба, по гербу всегда можно определить ее первоначальную принадлежность тому или иному роду, фамилии.
Когда известны время и место изготовления, герб владельца, можно определить конкретного первоначального владельца.
В силу первоначальной неразвитости родовой геральдики в России, один и тот же герб без изменений мог принадлежать разным ветвям рода. Если одновременно существовали несколько разных ветвей одного рода, являющихся также носителями одного и того же герба, и рядом с гербом на изделии нет дополнительных инициалов, то может помочь сбор дополнительной информации об общественном и имущественном статусе представителей ветвей рода, месте их обитания и круге интересов. Однако это дает только предположительное определение первоначального владельца по совокупности непротиворечивых признаков.
Прежде чем приступать к поискам владельца герба на ложечке, сделаем несколько отступлений.
Первые опыты составления личных гербов в России относятся к последним десятилетиям XVII века. Об отсутствии личных и фамильных гербов в русском обществе до этого времени свидетельствует, например, Григорий Котошихин (Котошихин Г.К. О Московском государстве в середине XVII столетия//Русское историческое повествование XVI — XVII вв. М„ 1986, с.162—315), писавший в 1664 году в известной работе «О России в царствование Алексея Михайловича»: «А грамот и гербов на дворянства их и на боярства никому не дает, потому что гербов никакому человеку изложити не могут, — да не токмо кому боярину, или иному человеку, не даются гербы., но и сам. Царъ гербом своим Московским печатаетца на грамотах в християнские государства не истинным своим прямым..» (гл. II, пункт 12).
Известно, что в 1686—1687 годах в Посольском приказе был составлен первый сборник гербов дворянских родов, так называемая «Бархатная книга», изданная спустя столетие известным просветителем Н.И. Новиковым.
В 1797 году по указу императора Павла I был учрежден «Общий гербовник дворянских родов Российской империи» (ОГДРРИ) — свод гербов российских дворянских родов, включивший в 20 томов свыше 3000 родовых и несколько десятков личных гербов.
Просмотрев опубликованные первые десять томов и отдельные гербы из других томов, авторы данной статьи нашли довольно точно совпадающий с гербом на ложечке герб рода Лихачевых (ОГДРРИ, т. 6, с. 16, утвержден 23 июня 1801 г., напечатан в Сенатской типографии в 1837 г.). Вот его описание:
«Щитъ разделенъ надвое, въ верхней половине в правомъ красномъ поле, изображены золотые: ключь и сверло. В левом серебряном поле крестообразно положены две стрелы и копье. В нижней голубого цвета половине означены золотыя две трубы, посредине ихъ охотничш рог и возле онаго серебряный зуб вепря» (орфография сохранена. — О.Л., В.М.).
Мы не станем пока обращать внимание на форму щитов и внешние украшения. Обратим внимание на совпадение по фигурам и их относительное друг к другу положение. Цветной герб — рода Лихачевых, а чернобелый — исследуемый герб. Отмечая большое сходство этих гербов, обратим внимание и на некоторые отличия.
В гербе Лихачевых верхнее поле рассечено, чего нет на гербе на ложечке. Однако на гербе на ложечке между сверлом (изображенным несколько другим образом, чем на гербе Лихачевых) и перекрещенными стрелами мы видим изображение флажка. К флажку мы вернемся позднее, а пока отметим отсутствие на гербе с ложечки зуба вепря. Как кажется авторам статьи, это можно объяснить не только малыми размерами ложечки, но и либо небольшим талантом гравировщика, либо отсутствием у него достаточно четкого рисунка для гравирования.
Но не только герб Лихачевых совпадает по фигурам с исследуемым гербом. В том же томе 6 ОГДРРИ, на странице 33 помещен герб рода Колюбакиных. В нем нет ключа, сверла, вместо копья со стрелами перекрещены три стрелы, и несколько по-другому расположены деления щита и трубы с охотничьим рожком. Однако в этом гербе есть флажок на пике, очень напоминающий флажок на гербе неизвестного владельца ложечки. Поскольку других гербов из собрания ОГДРРИ, похожих на исследуемый герб, мы не нашли, то круг поиска владельца ложечки ограничен двумя родами. Пришло время познакомиться с ними поближе.
В том же гербовнике Российских дворянских родов, кроме изображений гербов, приводятся также краткие характеристики этих родов, откуда они появились на Руси, кому служили, чем отличились и с какими другими родами являются родственниками.
Важным источником для понимания гербов и родственных связей владельцев гербов Лихачевых и Колюбакиных служит статья историка и палеографа академика Н.П. Лихачева, прямого потомка рода Лихачевых, «Генеалогическая история одной помещичьей библиотеки», опубликованная в журнале «Русский библиофил», № 5, в Санкт-Петербурге в 1913 году. Хотя основное внимание в статье уделено книгам, там приводятся данные о происхождении и потомках рода Лихачевых. Будучи сам авторитетным ученым, Н.П. Лихачев опирается на сведения о своем родословии, опубликованные или предоставленные ему также известными учеными. Позволим себе процитировать отдельные места из статьи.
По сведениям, полученным Н.П. Лихачевым от Н.В. Мят- лева («Дело 76 Архивов Новгородского Дворянского Депутатского Собрания о дворянстве Петра Федоровича Колюбакина»): «...Франц Бек Грабя отъехал в Польшу ко Августу Витовту королю и многими дарами короля (велми) одарил и прият быстъ от короля зело честно и дана ему вся Подолия, а с собою привез прародительский свой Флоренский (француской, флоредской) герб: по белой земле написаны две золотые воинские трубы, да рог охотничей, при нем зуб вепрев вельми опушен по(дт)вержены жерлы вместо с тремя перы страусовы. под короною. А в Польше женат был на княжне Корецких князей. Герб Флоренских изобразуется сице в сем начертанье. А в Польше с (вельможные ласки и милости) королевские данные герб за выезд и за услугу онаго Франц Бека Грабя три стрелы да копье со знаком по златой земле написаны под короною ж сицевым начертанием. А в Полше будучи от него повелись Аихачевы, Краевские, Колюбакины, о сем повествуют книги (немецкие и польские печатные летописцы)».
Таким образом, находится объяснение одинаковым фигурам на полях гербов Лихачевых и Колюбакиных: трубы, рожок и зуб вепря происходят из герба их общего прародителя Франс Бека Грабя. Также нашлось объяснение происхождению трех стрел и копья со знаком, и в результате на гербе Колюбакиных можно видеть соединение поля с фигурами прародительского герба с полем с вновь пожалованным гербом Сохраняя в нижнем поле фигуры прародительского герба Франс Бека, герб Лихачевых содержит два отличных от герба Колюбакиных поля: в левом — две стрелы и копье, звездообразно перекрещенные и остриями направленные вверх, а в правом — ключ и сверло. Состав и происхождение герба Лихачевых гораздо сложнее, в том числе вследствие их высокого положения при царском дворе. Попробуем разобраться в происхождении и содержании полей герба, для чего обратимся к истории формирования дворянских гербов в России, а также проанализируем, что нам известно о деятельности представителей рода Лихачевых в России и ее отражении в гербе.
А.Б. Лакиер в работе «Русская геральдика» (§78) пишет о формировании российской геральдической системы: «Идея о гербе как необходимом, для глаза видимом и осязательном отличии каждого дворянского рода могла явиться не ранее самой идеи о дворянстве как сословии, имеющем известные права личные и имущественные, равно как свою администрацию. Право на герб есть одно из личных преимуществ дворянина, и не могло быть даровано ему, пока составные части, послужившие к образованию почетного сословия, были разрознены до того, что не могли иметь никакого общего отличия, хотя несомненно, что отдельные лица благородного происхождения, служившие в русской службе и выехавшие из стран, где существовали гербы, продолжали пользоваться и в России этим отличием без перерыва. Но, повторяем, общее значение как необходимая принадлежность дворянина получил у нас герб не ранее конца XVII и начала XVIII столетия, именно тогда, когда дворяне образовали из себя сословие».
Составление общей дворянской родословной книги j было поручено избранным для того боярам, окольничим и думным дьякам, составлявшим Родословную Палату. Выезжие фамилии, желавшие быть помещенными в Родословной книге и обладавшие гербом, при прошениях своих прилагали удостоверения о том, что предки их употребляли издавна герб с известными эмблемами, и просили об утверждении его за ними. Для справок же о гербах была в Посольском приказе Латинская книга, называемая Гербовник Шляхетный Польского и Литовского народа, Окольского Orbis Polonis, изданный в Кракове в 1641 году. Справки эти делались так часто, что в 1686 и 1687 годах была уже составлена в Посольском приказе «книга в десть», как показано в описях, «о родословии и о гербах Российских разных знатных шляхецких фамилий, кому по челобитью и по памятям из Родословной Палаты о тех фамилиях и о гербах в государственном Посольском приказе чинены выписки...». Книга эта, к сожалению, утраченная, была фактически первым сводом, первым гербовником, за которой последовала Бархатная книга. Таким образом, утверждение основной массы дворянских родовых гербов, в том числе, видимо, и герба Лихачевых, приходится на период конца XVII — начала XVIII века.
В России Лихачевы, в важный для понимания происхождения их герба период, в XV—XVII веках занимали высокие воинские и придворные должности: воеводы, стольники, окольничьи, сытники, печатники, думные дьяки, думные дворяне и стряпчие, в том числе стряпчие с ключом. Михаил | Афанасьевич Нечай, правнук родоначальника фамилии Олега Богуславича, например, при царе Иване Грозном был воеводой, а в 1641—1643 годах другой представитель рода, Федор Федорович, был печатником и начальником посольского приказа. За усердное служение и воинскую доблесть при защите государства и в отстаивании его интересов жалованы они были многими поместьями. Ко времени формирования родословных книг и утверждения гербов Алексей Тимофеевич и Михаил Тимофеевич Лихачевы были сначала ключниками: первый в 1658—1664 годах был путным ключником, а второй с 1675 года был степенным ключником. В 1676 году Алексей Тимофеевич был стряпчим с ключом. В этом же году был Михаил Тимофеевич пожалован из стольников в стряпчие с ключом, а с 1678 года велено было его писать с «вичем» под думными дворянами выше печатника, позже он был казначеем, окольничим, думным дворянином (четвертым чином в боярской думе).
Далее «в 1690 г., в последний год заведывания Оружейной Палатой боярина Петра Васильевича Шереметева, Лихачев определен был для присутствия в Оружейной Палате; в 1691 г. остался там главным судьей. В 1694 г. Лихачев был назначен товарищем судьи в Казенный приказ и в приказ Большой Казны. В 1706 г., т. е. в год своей кончины, управлял Оружейной Палатой» (Русский биографический словарь, том Лабзина-Ляшенко).
Перечисленные должности и чины, по нашему мнению, и отражены в гербе Лихачевых: воинские должности и заслуги — в левом верхнем поле в виде перекрещенных двух стрел и копья, вместо изображения флажка и перекрещенных стрел на гербе Колюбакиных, а придворные должности — в правом поле в виде ключа и сверла. Если перекрещенные стрелы и копье являются понятной воинской эмблемой, то ключ и сверло требуют некоторого пояснения. Ключ может рассматриваться как символ чина «стряпчего с ключом» (впоследствии этот чин был преобразован в камергера двора, символом и принадлежностью которого был золотой ключ), а сверло — как эмблема его функциональных обязанностей, так как в ведении стряпчего с ключом находились мастерские и постельная казна, от которой он носил ключ (Ливенцев Д. В. Краткий словарь государственной службы России. Воронеж: ФГОУ ВПО ВФ РАГС, 2006,102 с.).
На этом месте можно было бы ставить точку в наших исследованиях происхождения гербов, если бы герб на ложечке полностью соответствовал начертанию герба Лихачевых. Однако в рисунках гербов много существенных различий: наличие флажка, отсутствие деления верхней половины герба на ложечке, вычурная форма щита и наличие на нем каймы (или ободка вокруг контура щита), неточности в изображении стрел, сверла и отсутствие зуба вепря.
Попробуем разобраться в этих различиях.
Начнем с вопросов, ответы на которые достаточно просты и убедительны.
1. Почему форма щита герба на ложечке не общепринятая для российских дворянских гербов — французская, а треугольная с ломаным верхом? Дело в том, что сама по себе форма щита дворянских гербов в России никак не регламентировалась. Однако нужно помнить то обстоятельство, что герб гравировался на выпуклую поверхность, на которой прямоугольный французский щит мог выглядеть искаженно, занимая при этом большую площадь. Скорее всего, из этих же соображений на ложечке отсутствует полная мантия, которая входит в состав герба Лихачевых.
2. Почему щит на ложечке имеет двойной контур, создавая впечатление каймы? В западноевропейской дворянской геральдике очень часто (но не всегда) кайма могла восприниматься как знак принадлежности герба незаконнорожденному представителю рода. Чаще всего таким знаком выступала левая перевязь, наложенная на герб отца. Порой знаком незаконнорожденного выступало полностью закрытое (глухое) забрало. Но в России эти правила не работали. Скорее всего, двойной контур щита вызван чисто графическими особенностями гравировки и чернения изображения на серебре, дабы контуры линий деления герба и его фигур не сливались с декоративной рамкой и орнаментом на ложечке.
3. Отсутствие вертикальной линии деления верхней половины щита объясняется самим описанием этой половины. Не побоимся повторить его еще раз: «...въ верхней половине в правомъ красномъ поле, изображены, золотые: ключь и сверло. В левом серебряном поле крестообразно положены две стрелы и копъе...» На ложечке такого маленького размера шафировку (условное графическое обозначение цветов поля и фигур) не сделаешь, поскольку в правом поле расположены вертикальные фигуры (ключ и сверло) и штриховка красного поля должна осуществляться вертикальными линиями. Это привело бы к полному слиянию фигур с шафировкой. Кроме того, показать, что ключ и сверло золотые, вообще невозможно, а цвет стрел просто не задан. Поэтому Заказчик ложечки не говорил мастеру о разделении верхнего поля на два цвета. Речь шла только о порядке расположения ключа, сверла и перекрещенных копья и стрел («...въ верхней половине изображены ключ, сверло и крестообразно положены две стрелы и копье...»').
4. Отсутствие зуба (самой мелкой фигуры герба), как и нечеткое изображение стрел и копья (в том числе и направление их острия), нужно отнести к исполнительскому мастерству гравера. Сравнивая изображения всех шести ложечек, мы видим, что они отличаются друг от друга в деталях фигур, декора и узора.
Отличаются по длине линий, их толщине, взаимному расположению и т. д. Никто и не требовал от мастера абсолютного единства в деталях и соответствия их единому образцу (которого, возможно, и не было вовсе, если работал мастер по наброску). Нечеткость в изображении сверла (на гербе Лихачева кольцо сверла не замкнутое, а на резьбовой части его отсутствуют какие-либо горизонтальные перекладины, которые просматриваются в гербе на ложечке) можно объяснить и мастерством гравера, и его видением в графическом изображении сверла. На листе бумаги, да еще формата А4, легко изобразить режущие грани сверла, его угол заточки, бороздки для выхода стружки и т. д. А как это сделать на щите, размер которого всего 0,7 см? И понимая, что сверло имеет режущую часть более толстую, чем основа (см. илл.), гравер, на свой страх и риск, награвировал к сверлу поперечину.
5. Труднее всего объяснить, откуда на гербе ложечки взялся флажок? Некоторые специалисты по геральдике пытались объяснить это ошибкой в замене линии разделения полей на изображение флажка. Но едва ли такое объяснение удовлетворит пытливого исследователя. Ведь на ложечке флажок смещен влево (стороны в геральдике противоположны видению читателя), а значит, возможность гравировки разделительной вертикальной линии была (если не гравировать флажок). Кроме того, расположение флажка вправо вполне соответствует флажку на гербе Колюбакиных.
Чтобы попробовать объяснить наличие флажка, вернемся еще раз к родам Лихачевых и Колюбакиных.
Как мы выяснили выше, у гербов Лихачевых и Колюбакиных в гербах много общих фигур, но принципиальное отличие герба Лихачевых от герба Колюбакиных не в наличии ключа или отсутствии флажка, а в делении их поля, одного вертикально, а другого горизонтально, и наличии символов ключа и сверла! Это и только это позволяет утверждать с большой вероятностью, что герб на ложечке принадлежит роду Лихачевых. Ни в одном российском дворянском гербе мы не найдем больше ни в каком варианте изображения сверла. Отличия в рисунке герба на ложечках от утвержденного могут свидетельствовать о бытовании в роду Лихачевых более древнего варианта родового герба, отличавшегося от герба Колюбакиных включением дополнительного поля с символами придворного статуса Лихачевых в XVII веке. Этот вариант герба не закрепился в документах XVIII века, но мог быть выдан мастеру для копирования. Как бы то ни было, такие случаи существовали. Вопросы бытового использования родовой геральдики еще мало изучены. В роду тех же Лихачевых, как показал в упоминавшейся выше статье Н.П. Лихачев («Генеалогическая история одной помещичьей библиотеки», далее — Н.П. Лихачев), был казанский помещик Александр Логинович Лихачев (1752—1814). Он «высоко ставил свое родо-происхождение, записал себя в четвертую книгу (знатные иностранные роды) и самовольно прибавил к гербу княжескую мантию, а в гербовый щит вставил особое поле с тремя рыбами в ознаменование того, что у него имелись выписи 1692 года на рыбные ловли, и он владел частью берега Волги на значительном пространстве». Делал это он в приватном порядке, для себя лично, на личных печатях.
Осталось рассмотреть вопрос о заказчике ложечек — представителе рода Лихачевых. Он должен был быть человеком, бывшим в 20—30-х годах XIX века в зрелом возрасте, главой дома, не стесненным в средствах, любившим вращаться в аристократических кругах, гордившимся своим древним родословием и вести блестящий образ жизни. Само по себе наличие в доме серебряных ложечек с родовыми гербами предполагает более широкий спектр серебряной посуды, возможно, заказанной или приобретенной одновременно с кофейными ложечками, а также богатое убранство дома
Для определения наиболее вероятного заказчика и первого владельца ложечек мы привлекли разрозненные сведения о представителях фамилии Лихачевых рассматриваемого периода. Кроме цитированной выше статьи Н.П. Лихачева, мы использовали исследование М.К. Чернявского «Генеалогия г.г. дворян, внесенных в родословную книгу Тверской губернии с 1787 по 1869 год с алфавитным указателем и приложениями» (Тверь, 1869 г., XIII + 219 с. Родословные схемы), а также статьи в Русском биографическом словаре, том Лабзина-Ляшенко (далее — РБС). Немало важных для нашего поиска сведений мы нашли в краеведческих и музейных публикациях.
К рассматриваемому времени в роду Лихачевых существовали две ветви фамилии: казанская и кашинско-пошехонская. На это указывал и сам Н.П. Лихачев: «Потомство второго сына «Лихача» Матвея Кошки к половине XVI века оказалось в Бежецкой Пятине. В писцовой книге 1545 г. в Петровском Тихвинском погосте значатся помещики — дети боярские Юшко и Михалец Афанасьевы дети Лихачевы., внуки Матвея Кошки». И далее: «Продолжающиеся доныне (1913 г. — О.Л., В.М.) линии рода Лихачевых происходят от двух сыновей второго внука Матвея Кошки — Юрия Афанасьевича. От Павла Юрьевича — происходят — Тверские, Ярославские Лихачевы», от Василия Юрьевича, добавим мы, — происходят — Казанские Лихачевы. И далее: «Среди перечисленных лиц, только Любим Афанасьевич да Иван Бвсигнеевич стали родоначальниками существующих Лихачевых» (Любим Афанасьевич — родоначальник кашинско-пошехонской ветви, а Иван Евсигнеевич — казанской ветви Лихачевых. — О.Л., В.М.).
Наибольшую историческую известность получила казанская ветвь фамилии, благодаря таким замечательным личностям, как археолог и нумизмат Андрей Федорович (1832—1890) и его брат вице-адмирал Иван Федорович (1826—1907) Лихачевы, а также сам Николай Петрович Лихачев (1862—1936). Им посвящены статьи в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона, в Русском биографическом словаре и других солидных справочных изданиях. Однако, как видно, эти славные представители по времени своего рождения не могли быть искомыми заказчиками. Обратимся к их прародителям Лихачев Федор Семенович (1795—1835), отец братьев Лихачевых, был ротмистром в отставке с 1822 года. Поселился в родовой усадьбе в Полянках Казанской губернии. Был предводителем дворянства в Спасском уезде Казанской губернии. «Как предводитель дворянства, он собирал материалы для описания уезда (с планами имений), как любитель просвещения, выписывал книги и журналы и делал огромные выписки из книг, главным образом интересуясь эпохой Петра Великого. В сельском уединении вспыхнула и развилась в нем собирательская страсть деда, библиофила Александра Логиновича Лихачева, но отразилась эта страсть не столько в книгах, сколько в коллекции древнего оружия и собирания чубуков и трубок всевозможных видов» (РБС). Мог ли он быть искомым лицом? Вряд ли. Н.П. Лихачев пишет о нем: «Когда новая чета (Федор Семенович и его жена Глафира Ивановна Панаева) поселились в Полянках, обнаружилось, что от богатства, накопленного прадедом и дедом, — остались только обломки. Приходилось жить умеренно и осмотрительно». И далее: «Федор Семенович недолго владел Полянками, воспаление легких свело его в могилу 14 октября 1835 года, всего на сороковом году жизни. Осталась многочисленная семья малолетних сирот, из которых старшему, будущему моряку (вице-адмиралу. — О.Л., В.М.), Ивану Федоровичу — было всего 9 лет.. Вдова Глафира Ивановна взяла бразды правления и держала их крепко и долго. Только после освобождения крестьян (1861 г. — О.Л., В.М.) произведен был раздел между братьями Лихачевыми, а властная старуха удалилась жить в Свияжск в монастырь... Тлафире Ивановне было не до книг». Об отце Федора Семеновича Н.П. Лихачев сообщает: «Семен Александрович (1774—1821. — О.Л., В.М.) больше жил в Петербурге, чем в Полянках. ...Семен Александрович был страстный лошадник». И далее: «...За семь лет самостоятельного управления своим имуществом (его отец Александр Логинович умер в 1814 г.. — О.Л., В.М.) Семен Александрович окончательно его разорил и умер, оставив большие долги».
Конечно, понятие «жить умеренно и осмотрительно», как пишет Н.П. Лихачев, в наше время понимается весьма неопределенно, тем более что к 1832 году относится приобретение Лихачевыми красивого дома в центре Казани, но это лишь обычная хозяйственная деятельность, а вся та огромная коллекция, которая легла в основу Государственного музея изобразительных искусств республики Татарстан в Казани, собиралась А.Ф. Лихачевым позже. С 1849 года он стал жить в Казани, в доме, который приобрел в собственность только в 1862 году. А.Ф. Лихачев при переезде в Казань увез из Полянок, как пишет сам Н.П. Лихачев, всего лишь «несколько фамильных портретов, все миниатюры, часть печатей, документов, писем и часть книг». Коллекция же, которая прославила его имя, была одной из крупнейших в России частных собраний, в ней было более 40 тысяч предметов археологии, этнографии, уникальные болгарские древности, египетские и греческие раритеты, 2500 монет и медалей, 1500 книг и другое. Художественная часть собрания содержала более 2500 гравюр, около 400 живописных полотен западноевропейских, русских живописцев.
Все изложенное, по нашему мнению, дает основание предполагать, что не Федор Семенович и не Глафира Ивановна были искомыми заказчиками наших ложечек, а других кандидатов в период 1820—1830-х годов, к которому относится изготовление ложечек, среди представителей казанской ветви рода Лихачевых нет. Кроме того, живя в Казани, где были свои неплохие мастера-серебряники, не логично было заказывать ложечки в Москве.
Поищем теперь подходящую фигуру в кашинско-пошехонской ветви рода Лихачевых.
Свое наименование эта ветвь получила по названия двух усадеб: «Устиново» в Кашинском уезде Тверской губернии и «Сосновец» в Пошехонском уезде Ярославской губернии. Информация о представителях этой линии рода Лихачевых менее известна, но предметы обстановки, вывезенные после 1917 года из усадеб в музеи Кашина и Рыбинска, свидетельствуют о богатстве и блестящем образе жизни их владельцев.
Вотчиной Устиново был пожалован за участие в обороне Москвы от польских войск королевича Владислава в 1618 году Федор Федорович Лихачев, бывший тогда дьяком Разбойного приказа (Приказ заведовал делами о разбоях, грабежах и убийствах, палачами, тюрьмами). Впоследствии, 21 сентября 1630 года, Федор Федорович Лихачев был назначен думным дьяком Посольского приказа и Новгородской чети и встал во главе внешней политики России. В 1630-м вместе с боярином М.Б. Шеиным и окольничим Л.И. Долматовым-Карповым Лихачев оставался управлять Москвой во время отлучки царя на богомолье (Куненков Б.А. Дипломатический вестник, март, 2000)?
Усадьба «Сосновец», согласно переписи, ранее принадлежала Алексею Тимофеевичу Лихачеву. По переписи 1710 года, Пошехонский уезд входил в Санкт-Петербургскую губернию. Согласно данным РГАДА (Ф. 1209. On. 1. Д. 12520. Л. 90-208): «(л. 1) Пошехонь, книга перечневая переписи Ивана Владычкина 186 году дворам,.. (л. 90) Пошехонье, (л. 114) Стан Белозерской за помещики и вотчинники. За окольничим Алексеем Тимофеевым сыном Лихачевым принадлежало сельцо Сосновец».
А.Т. Лихачев умер бездетным в 1729 году, и «сельцо Сосновец» перешло в собственность Василия Лазаревича Лихачева, сына Лазаря (Любима) Афанасьевича, родоначальника всей кашинско-пошехонской ветви рода Лихачевых.
Рассмотрим, что происходит в семье Лихачевых в интересующий нас период. После смерти очередных владельцев усадеб: Якова Ивановича Лихачева (1765—1822) — усадьбы «Сосковец» и Василия Ивановича (1761—1802) — усадьбы «Устинове», делами имения ведала жена Василия Ивановича, Елизавета Николаевна Лихачева, урожденная Гурьева. Дети Василия Ивановича — Григорий и Иван, послужив в гвардии больше для приличия, чем ради воинской славы, вышли в отставку вскоре после восшествия на престол Николая I. Первым оставил службу в чине полковника старший, 29-летний конногвардеец Григорий Васильевич (1797—1858).
В середине 1830-х годов, после того как Иван тоже вышел в отставку, Григорий Васильевич передал Сосковец на его попечение и окончательно обосновался в Устинове, самой почетной части родовых владений, родине всей кашинско-пошехонской ветви семейства.
Интересы у братьев были разные, и столь же разный характер приобрели их строительные работы. Иван Васильевич (1801—1870) решил укрепиться в своей глуши всерьез и надолго, а потому затеял в Сосковце строительство грандиозной по уездным меркам резиденции, стилистически выдержанной в несколько дробных формах позднего классицизма.
Григория Васильевича интересовал в основном экономический потенциал устиновской вотчины, насчитывавшей более 800 крепостных душ и дававший помещику возможность вести блестящий образ жизни и предаваться, по выражению из его переписки, «счастью космополита», вдалеке от родной усадьбы. Приглядимся к этой фигуре внимательнее.
Григорий Васильевич, до службы в полку успевший поучиться в Московском университете, предпочитал вращаться в аристократических кругах обеих столиц, часто выезжал за границу, меценатствовал и баловался коллекционированием. О нем, как известном собирателе гравюр (а отчасти и книг), упоминает и Н.П. Лихачев со ссылкой на ДА. Ровинского. Для лучшего понимания его личности, приведем сведения, сообщаемые ДА. Ровинским полностью: «Григорий Васильевич Лихачев собрал огромное количество иностранных гравюр, исполненных преимущественно резцом, и купил, в полном составе, собрание Иванчина-Писарева за 9000 рублей. Лихачеву его собрание стоило огромных денег, он хотел подарить его Москве (выделено нами. — ОА., В.М.), но умер без завещания (и бездетным), и собрание досталось его брату Ивану Васильевичу, а затем второму сыну этого последнего. В июле 1884 года оно было продано, судебным приставом за долг, за 1500 рублей, а вслед за этим куплено московским любителем гравюр С. С. Шайкевичем» (Подробный словарь русских граверов XVI—XIX вв. Ровинский ДА. Столбец 302, т. I, A-1,1895).
Честолюбивый, амбициозный характер Г.В. Лихачева подтверждает также его участие в Вольном обществе любителей словесности, наук и художеств (ВОЛСНХ), одном из наиболее известных и значительных литературных объединений Петербурга пушкинской эпохи. Деятельность ВОЛСНХ сыграла важную роль в истории русской культуры первой четверти XIX века. ВОЛСНХ было образовано группой молодых литераторов в Санкт-Петербурге в 1801 году, получило высочайшее утверждение в 1803-м и прекратило свою деятельность в 1826-м. Большинство видных писателей Александровской эпохи являлись членами ВОЛСНХ или были тем или иным образом связаны с ним. Кроме того, членами ВОЛСНХ были писатели — представители провинциальных культурных центров, а также целый ряд крупных русских ученых и художников. Г.В. Лихачев был принят в действительные члены Общества по части словесности. В Протоколе заседаний ВОЛСНХ за 1823 год (д. 55.2. л. 47—47 об. N 22) от 8 ноября в пункте 4 читаем: «О баллотировке и единогласном избрании в действительные члены ВОЛСНХ Г.В. Лихачева по предложению Б.М. Федорова, прочитавшего отрывок из комедии «Флорентинец», сочиненной Г.В. Лихачевым» (выделено нами, произведение нами не найдено, но в сопоставлении с историей происхождения герба рода название может показаться символичным. — О.Л., В.М.).
О блестящем образе жизни Г.В. Лихачева свидетельствуют предметы интерьера из усадьбы «Устинове», экспонирующиеся в Кашинском краеведческом музее.
В 1830-х годах полковник лейб-гвардии Конного полка Г.В. Лихачев путешествовал по Европе и привез прекрасные предметы обстановки в стиле ампир, и среди них — набор севрского фарфора с росписями Д. Давида и Гийона, посвященными прославлению Наполеона, декоративные колонны с портретами Наполеона I, Жозефины, Марии- Луизы Австрийской (второй жены Наполеона) и их сына Наполеона II, столик с фарфоровыми медальонами, прославляющими Наполеона и его маршалов, ваза с росписью, посвященной Бонапарту, ампирный столик, канделябры и роторные часы работы знаменитого парижского мастера П. Томира (начало XIX в.).
Выставленные предметы демонстрируют не только высокий уровень мастерства их создателей, но и не менее высокий вкус самого владельца — Г.В. Лихачева.
Подытоживая все вышесказанное, мы приходим к заключению, что именно Г.В. Лихачев был наиболее вероятным заказчиком и первым владельцем публикуемых нами ложечек. Возможно, в дальнейшем их постигла такая же судьба, как и собрания гравюр Г.В. Лихачева, кто знает! Возможно, сама публикация этих ложечек с гербом рода Лихачевых вызовет появление на свет и других серебряных предметов с их гербом и дополнительно обогатит знаниями коллекционеров, что и является главной задачей настоящей статьи.
Олег ЛОГИНОВ, Вячеслав МИШИН
Фото представлены Олегом Логиновым
Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 76 (май 2010), стр.26