Два первенца маврикийской филателии — острова в водах Индийского океана, прорванные коллекционерами «Голубой Маврикий» и «Красный Маврикий», — это, пожалуй, единственные в мире почтовые марки, для которых было возведено специальное музейное здание.
В ноябре 1993 года консорциум шестнадцати маврикийских банков выкупил на аукционе, проводимом Дэвидом Фельдманом в швейцарском Цюрихе, один из дотов знаменитой коллекции Хируюки Канаи (Hiroyuki Kanai) — японского филателиста, в течение сорока лет собравшего вместе 22 из 26 известных в мире первых марок острова Святого Маврикия.
И вновь в ноябре, но на этот раз уже 2001 года, в городе Порт-Луи состоялось открытие музея «Голубого Маврикия». Элегантное двухэтажное здание, стилизованное под колониальную архитектуру XIX века, было возведено специально Маврикийским коммерческим банком, отметившим тем самым 160-ю годовщину своего учреждения для демонстрации всего-навсего двух марок (из шести дошедших до сегодняшнего времени в негашеном состоянии). Именно здесь и нигде более в мире можно одновременно увидеть две непогашенные первые марки острова Святого Маврикия.
Их удивительная история началась, как гласит предание, осенью 1847 года, когда британский генерал-губернатор острова сэр Уильям Гомм собрался дать очередной бал, приглашения на который по просьбе своей супруги он разослал, приклеив на все конверты оригинальные почтовые марки. «Чтобы все было так, — говорила леди Гомм, — как сейчас делают в приличных домах Лондона, и чтобы никто не упрекал нас в провинциализме».
Желая сделать супруге приятное, а заодно и идти в ногу со временем, генерал-губернатор распорядился подготовить для выпуска марок все необходимое. В итоге пригласили единственного человека в главном колониальном городе Порт-Луи, часовщика и по увлечению гравера Джоза Барнарда, который в силу своих способностей скопировал профиль королевы Виктории с уже семь лет успешно использовавшихся в метрополии почтовых марок. В итоге, вместо изящного королевского профиля, получился довольно-таки странный портрет некрасивой дамы. Но этого было мало. Отдавая должное содержимому бутылки со спиртным напитком, придя домой, гравер-часовщик позабыл, что за надпись следовало ему воспроизвести рядом с профильным королевским портретом. Помог случай, когда мастер, возвращаясь в присутственное место, чтобы уточнить, взглянул на вывеску почтовой конторы. Так, на марке, вместо стандартного выражения «post paid», означающего, что почтовые сборы (или пошлина) взысканы, появилось «post office», то есть «почтовая контора».
Увидев уже отпечатанный тираж, губернатор схватился за голову, но ни лишних средств на исправление ошибки, а тем более времени уже не было, и все марки пошли по своему прямому назначению — были
наклеены на конверты с приглашениями на губернаторский ежегодный бал. Возможно, что об этой истории так никто бы и не вспомнил, если бы не еще одна дама по имени Боршар. Она была вдовой скончавшегося в Бордо французского виноторговца, ведущего переписку с островом, откуда ему поставляли ром. Мадам Боршар была не только вдовой, но еще и любительницей почтовых марок, коллекционирование которых в семидесятые годы XIX века быстро вошло в моду. Поэтому-
то она частенько просматривала оставшиеся от супруга многочисленные конверты, чтобы снять с них приглянувшиеся марки. Как-то раз вдова обнаружила маврикийские марки, о которых никогда ничего не слышала, и показала их знакомому филателисту. Тот тоже никогда о таких марках ничего не слыхал, и в свою очередь с вопросом адресовался к знаменитому брюссельскому коллекционеру и торговцу марками Жану-Батисту Моэнсу, который также впервые услыхал о никому не известных первых марках острова Святого Маврикия. И с его легкой руки неведомые доселе марки стали усиленно искать по всей Европе, но нигде, кроме как в запасах вдовы Боршар, больше не обнаружили. В итоге мало чем примечательные марки в скором времени стали предметом вожделенной охоты самых известных филателистов. Более того, в начале XX века даже в хорошо уже известной британской королевской коллекции ни одной такой марки не было, а сам монарх-суверен, Георг V, вынужден был пойти на рекордные по тем временам траты, уплатив без малого полторы тысячи фунтов за две гашеных марки. Здесь отметим, что, когда маврикийские банкиры сторговались за пару негашеных «Маврикиев» в конце того же XX века, они вынуждены были уплатить уже немногим более двух миллионов долларов...
И все же было и есть немало скептиков, считающих, что в легенде появления первых маврикийских марок мало что осталось от подлинных фактов, а сами марки были изготовлены во исполнение распоряжения из метрополии о введении почтовых марок и в британских колониальных владениях. В частности, некий Жорж Брунель, внимательно изучивший документацию, в 1928 году писал, что «Post office» со своей «ошибкой» вполне достоин того, чтобы занять свое место в ряду ярких филателистических историй. Все началось с почтовой реформы, которая прошла в Англии в 1840 году. В реформе было два нововведения: оплата пересылки почты и клеящиеся почтовые марки. Маврикийская колония Великобритании также хотела выпустить собственные марки и провести реформу почтового дела. В этой связи власти острова обратились к Джозефу Барнарду, и 12 ноября 1846 года тот предоставил на выбор несколько вариантов гравюр будущей марки. В тираж была отобрана только одна пластина, гравированная мелкой насечкой двух почтовых марок — одно- и двухпенсовой, в каждой по 500 экземпляров.
Спустя месяц, 17 декабря того же года, вышел королевский приказ № 13, девятый пункт которого гласил, что «согласно приказу, каждое письмо, газета или пакет любого содержания необходимо оплатить, если он отправляется почтой из колонии и ее областей. Они должны иметь марки, приклеенные, и в каждом случае цена должна соответствовать тарифу». В понедельник, 20 сентября 1847 года колониальный почтмейстер Джеймс Брауриг сообщил колониальному секретарю Джорджу Дику, что 700 марок уже готовы и что он ждет дальнейших указаний и инструкций от генерал-губернатора
сэра Уильяма Гомма, чтобы печатать остальные. Остановка в производстве марок была вызвана обнаружением неправильной надписи. Но глава островной администрации, не имея дополнительных средств на уничтожение уже отпечатанных и исправления ошибки, распорядился продолжить. На следующий день конверты, оплаченные новыми марками, были разосланы во все концы острова, уведомляя, что 30 сентября пройдет костюмированный бал. 2 мая 1848 года колониальным секретарем был отправлен пакет на адрес генерал-губернатора, в котором содержалось два новых клише и 12 гравюр с новыми, уже «улучшенными», то есть с исправленной ошибкой в тексте, марками.
Впервые на эту ошибку обратил внимание молодой французский филателист Жорж Эрпен, тот самый, который со временем и ввел в обиход само понятие «филателия» (что означает «любитель знаков, освобождающих от оплаты», происходивших от сочетания двух греческих слов «филео»—«любить» и «ателейа» — «освобождение от оплаты»), взамен широко распространенному к середине XIX века «тэмбромании», буквально переводившегося с французского как «маркомания».
Жорж Эрпен сразу же задался вопросом, почему наряду с известными марками острова Святого Маврикия из коллекции мадам Боршар происходят и знаки почтовой оплаты с ошибочной надписью? Однако, пока коллекционеры ломали свои головы, пытаясь дать объяснение столь непонятной аномалии, цены на все известные 26 экземпляров с этим отклонением мгновенно взлетели, и до сегодняшних дней продолжают экспо- нентно повышаться.
Из известных в мире 26 «Маврикиев», 6, как уже упоминалось, сохранились в негашеном состоянии, а остальные 20 — гашеные, из которых 4 — на письмах. Самым известным из трех конвертов с наклеенными на них марками является знаменитое «письмо из Бордо», которое шло до адресата в 1847 году, стартовав 4 октября из Порт-Луи и пришедшее в Бордо 28 декабря того же года, побывав попутно Плимуте и Париже, о чем свидетельствуют два штемпеля на его обороте, целых 85 дней. Найдено оно было одним школьником в 1902 году и уже на следующий год дважды перепродано. В начале — за 1600, а затем за 1800 фунтов. Следующая продажа состоялась в 1922 году, на аукционе коллекции Артура Хинда, после чего уникальное письмо хранилось в не менее известном собрании Мориса Бюр- рю, распродажа которого состоялась на аукционных торгах в 1963 году. Тогда за конверт с парой «Маврикиев» было уплачено 28 тысяч фунтов. У кого письмо хранилось в течение последующих восьми лет — неизвестно. Зато его появление на аукционе в 1971 году вызвало очередную сенсацию. Письмо публично купил японский коллекционер Хируюки Канаи, заплатив за него очередную рекордную сумму — 120 миллионов йен, или один миллион долларов. Наконец, в 1998 году на распродаже феноменальной маврикийской коллекции японского филателиста «письмо из Бордо», как писали потом газеты, «приобрела неизвестная дама в черном», уплатив за него 5 миллионов швейцарских франков, или 3,8 миллиона долларов. Торги побили, на этот раз, не один, а сразу целых два рекорда. Во-первых, по абсолютной величине суммы, уплаченной единовременно за один- единственный, даже уникальный, филателистический лот, а во-вторых, по времени. Торг длился всего-навсего 42 секунды.
Андрей СТРЫГИН
Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 76 (май 2010), стр.138