Портрет Дориана Грея

Живопись... Холст, масло, гений, тишина мастерской, божественное вдохновение, еле слышное шуршание кистей по холсту и... Вечность! Потом... Потом — Слава (чаще всего — посмертная), золотые дублоны, уложенные в несколько рядов по всей поверхности холста и условно отображающие своим весом стоимость того, что «не в силах изъяснить язык», самые почетные места на стенах в полумраке анфилад королевских и императорских дворцов, захватывающие истории (посильнее «Фауста» Гёте) с похищениями, таинственными исчезновениями, обретениями вновь, уникальные рамы, специальные интерьеры, удивительные судьбы сопричастных... Все это — Живопись, Царица изобразительных искусств, самая доступная для всеобщего восприятия и почти никому не доступная с точки зрения восприятия духовного — область непостижимого царства Духа. Дyxa Творчества. Сравниться с ним может только Дух Творчества музыки. Но музыка ласкает слух минуты, живопись — излучает свою божественную энергию постоянно, ежесекундно, в течение веков.

Красивые слова, светящиеся краски, души прекрасные порывы... А нельзя ли приобрести? Приобрести? А вы кто? А вы знаете, сколько первых лиц среди всех власть имущих сословий целого мира стоят в очереди на один холст? Какими суммами вы располагаете? Сколько??? Купите лучше альбом репродукций! Или набор открыток... Или...Или?

Слава Богу, альтернатива есть! Есть, ее не может не быть, так же, как и счастья. Вы думаете, речь идет о копиях? Нет, многоуважаемые читатели! Копия — сродни безалкогольному пиву: полная органолептическая иллюзия без эйфорического эффекта! Есть более доступные во всех отношениях и абсолютно беспроигрышные, с точки зрения передачи авторского восприятия воззрения на прекрасное, варианты. Какие? Обычные — декоративно-прикладные (какое же мерзкое словосочетание, ей Богу!). Вы видели хоть раз идиота, который режет бифштекс с кровью на «военной» тарелке ножом работы Фаберже? Нет?

И я не видел. Дураков, извините за неформатный «ненорматив», нет! Так что не надо вот этого — «декоративноприкладное»... Искусство, в любых его проявлениях, не более, но и не менее, чем искусство! Этот мой тезис блестяще доказали живописцы по фарфору рубежа XVIII — XIX веков. Да, они не были «живописцами» с общепринятой точки зрения: другой материал для живописи, другие краски, другие приемы, другая аудитория... Что общего? Они ни на секунду, ни на йоту, ни на тон не халтурили! Они делали то, что мало кому из гениев настоящей живописи удавалось: переводили язык плоского изображения в объемное, практически без купюр и помарок. Переводили с оригинала с сохранением 99% подстрочника.

А что же классическая станковая живопись? Она страдала... Страдала веками от пыли, свечной копоти, прямого солнечного света, пожаров, революций, маньяков с ножами и баллончиками соляной кислоты. Но больше всего она пострадала от самых «близких» — хранителей и сопутствующих им «реставраторов». Нас Господь миловал (отчасти). Из-за эпохальных событий XX века дела до наследия предшествующих поколений не было, практически, никакого... То одна революция, то вторая, то третья...

Опять-таки войны: две мировые, одна гражданская. Плюс коллективизация-электрификация-индустриализация, ядерная и космическая эры... До холстов ли было? До этого ли жалкого наследия буржуазного прошлого? Какие-то полуодетые дамочки, мальчики с крылышками, «царские» генералы всех эпох, тираны и угнетатели трудящихся масс. Как говорится: «кругом одни дизайнеры, а заводы простаивают»! В Европе же рвение «хранителей Вечного» дошло до самых казуистических форм. Честно говоря, «они», европейцы, не виноваты. Главным лозунгом XX века стала неизвестно кем высказанная мысль: «the Futures it's in Musiques and Pictures». Ну, насчет Musiques все ясно! Как говаривал ДП. Чехов в своей пьесе «Trois soeurs»: «...музыка играет так весело, так громко! Кажется, еще немного — и мы поймем, для чего мы живем!» Так она до сих пор и играет — весело и громко. Для чего мы живем, правда, так и осталось непонятно до сих пор. Разве что сакраментальный лозунг из той же пиэсы «Въ Москву, въ Москву...» обозначает направление поиска смысла жизни. А вот с Pictures... Pictures должны быть яркими, иначе — совсем беда! Ни Москва, ни Нью-Йорк, ни Париж в данном случае не помогут! Вот и взялись стройные дружины европейских «реставраторов» дарить радость людям, возвращать первозданные цвета вековым полотнам. Не беда, что вместе со слоями помутневшего лака смывались тончайшие лессировочные слои, делавшие подмалевок живописью. Бог с ними, с чертами лиц, с цветовыми рефлексами в складках одежды, на предметах убранства интерьеров и в отсветах предзакатного неба. Помидор должен быть красным, трава зеленой, небо голубым! Как в комиксах, иначе — люди не поймут! Да-а-а... Вот мы и получили...Вместо живописи — комиксы, композиции с условно обозначенными цветами. А в СССР? Пардон, в России? Тут «все съела тля». Ну, как говорится, «недофинансирование» или «финансирование по остаточному принципу» реставрационно-восстановительных работ, приведшее к огромному количеству единиц хранения в музейных фондах, коих никогда не касалась рука реставратора. Бог его знает, может еще и глянем одним глазком на живопись Гениев без купюр и патины веков, когда «дофинансируют». Лет эдак через ...дцать семь-восемь, если, конечно, повезет. Ну, если нам не повезет, дети посмотрят. Или внуки. Если кому-то еще будет это интересно.

Извините, в пылу полемического запала несколько отвлекся от темы, должной проходить «красной нитью». Красная же нить такова: в период расцвета живописи по фарфору в конце XVIII — начале XIX века для художников ведущих европейских мануфактур практически не было нерешаемых задач. Возможным для них стало если и не все, то очень и очень многое. И технология уже позволяла, и кадры подросли (и какие кадры! Выпускники и действительные члены королевских и императорских академий).

Слава Богу, в данном случае — случае перенесения на поверхности разнообразных форм и видов посуды бессмертных творений Гениев живописи речь ни секунды не может идти о некоем «адаптированном» варианте. Либо — выкладка «по полной программе», либо — ничего! Вариант, подобный репродукциям из журнала «Огонек» советских времен, с чудовищными по цветопередаче и неверной приводке красок на цветных вкладках мелованной бумаги, исключался. Только «первый класс»! Соответственно, варианты с жалкими потугами недоучек-мастеровых местечковых мануфактур не имели права на жизнь. Они и не прошли. Может, и были попытки, только о них никто не помнит.

То, что мы наблюдаем сегодня на рынке фарфоровых изделий с миниатюрами, писаными с картин старых мастеров, — продукция исключительно отменного качества. Пальму первенства в этой области, как и во многих других достижениях «живописи малых форм», следует по справедливости отдать Художникам (именно с заглавной буквы) Венской Императорской фарфоровой мануфактуры. На рубеже XVIII— XIX веков именно они создали такое количество миниатюр, повторяющих известные полотна, украшавшие не только стены габсбургских дворцов, но и собрания других коронованных особ Европы, которое вообще не поддается никакому учету и каталогизации! Следует заметить, что не вина искусствоведов в этом. Дело в том, что живопись рубежа описываемых мной веков превратилась всего-навсего в успешный «бизнес-проект», как сказали бы сегодня. В модной манере работало огромное количество художников. Часть из них, поднявшись на гребне «15 минут славы», успевала оставить свой след в графике (гравюры всех техник), живописи малых форм (роспись по фарфору, миниатюры на кости и бумаге) и в сугубо декоративно-прикладном искусстве (разные-прочие эмали и камеи, гравировка по стеклу, настольные медали, барельефы etc...). Другая часть канула в Лету безвозвратно, довольствовавшись 3—5 минутами (правда, со всеми вышеперечисленными атрибутами Славы — подружки Фемиды и Фортуны: дамочки пышных форм, с весами, крылышками, на колесе и с повязкой на одном глазу — в отличие от Фемиды). Кое-кто, надо честно признать, застрял в веках и не всегда оправданно.

К чему все это напыщенное многословие? Да к тому, что порою определить художника, чьи полотна вдохновили живописцев по фарфору, неимоверно трудно. Мода прошла. Картины второго, третьего и прочих эшелонов мастеров станковой и монументальной живописи, обласканных Славой в качестве «калифов на час», осели в запасниках и частных собраниях. Подтверждением 15-минутного «славного» статуса «Рафаели нашей Епохи» остались только тончайшего письма композиции на фарфоре. По композиции и тщательности исполнения — явно не от первого лица, по аналогии — в стиле, но без адреса...

Отдав должное художникам Вены, увенчаем заслуженными лаврами мастеров Майсенской и Берлинской королевских мануфактур, а также «Платонов и Невтонов», работавших на Императорском фарфоровом заводе в СПб. Не могу позволить себе снобистской роскоши делить их представителей по принципу «мине нравицца — не нравицца». Пустая трата времени и сил! Вам нравится летать на самолете? Мне тоже! Для вас важно, кто первым поднял прообраз «Боинга» и «ИЛа» в небо — капитан Можайский или братья Райт? Не думаю, что кто-то у кого-то что-то так уж и украл. Были две (три? четыре?...) школы, которые, идя независимыми путями, решали свои насущные задачи. И решали, надо признать, успешно! Вот так и в живописи по фарфору. Пришла пора, и те, кто умел, взялись за самые дерзновенные проекты. У кого получилось? Получилось у всех. Я бы, по разумению моему, не смог бы отдать золото ни одной из мануфактур. Вена взяла количеством, Майсен — исконным качеством, Императорский фарфоровый — масштабностью и богатством, Берлин — любовью к «родным пепелищам и отеческим гробам».

Как гражданин и патриот, должен заметить, что изделия ИФЗ с росписью, воспроизводящей лучшие образцы станковой живописи из собрания Императорского Эрмитажа, ни в чем не уступают, а если брать, например, такие крупные интерьерные предметы, как вазы и фарфоровые пласты, — по скрупулезности копирования и тщательности всей остальной разделки (чего стоит одна только роспись тулова ваз-кратеров николаевской эпохи под наборный малахит!), то и намного превосходят западные аналоги!

Еще одно сугубо субъективное мнение: роспись в стиле бамбачад «малых голландцев» не удавалась никому. Дело не в мастерстве, дело в первоисточнике! Бог его знает — почему. Фарфор — все-таки утеха аристократии, предмет престижа и роскоши, изящная игрушка утонченного Света, хрупкое отображение эфемерности возвышенного бытия. Табакерки, бонбоньерки, фигурки, «шоколадницы» и порт-букеты... А тут — пьяные и, пардон, блюющие «пейзане», полногрудые беззубые трактирщицы и похотливые подвыпившие старички, домогающиеся утех портовых шлюх с картин Тенирса и Остаде. Куриозно... Иногда! Но не в обрамлении же тончайшего цированного по золоту орнамента на, в общем-то, обиходных предметах! Как говаривал доктор Фрейд: «...сигарета иногда — не более, чем сигарета!» Так вот: тарелка иногда — не более, чем тарелка. Тарелка (да и чашка) со сценами естественных отправлений и похотливых шалостей пейзан, пусть даже и голландских, импортных, не воспринимается подсознанием адекватно. Сознанием воспринимается: дескать — произведение искусства, а подсознанием — 

«ужас, а как же есть-то (пить-то) из нее? Докопал (допил) до дна, увидел и — Тенирс в жизни? Спасибо — не надо...». Вернее, надо, но дешевле! Стереотипы, скажу я вам, странная вещь!

Пару слов о странном, почти плагиатском, названии статьи — «Портрет Дориана Грея». Тем, кто читал бессмертное произведение О. Уайльда, известно, что вместо главного героя старел, приобретая все черты пороков и страстей прожитых лет, портрет, написанный безвестным художником Безилом Холуортом. Странно, но в нашем случае данное сопоставление более чем уместно с точностью до наоборот! Стареют холсты, оригиналы — в силу упомянутых выше причин. Фарфоровые же их копии, напротив, — сохраняют всю яркость красок, четкость линий и атмосферу, увиденные Художником 150—200 лет назад. Обожженные огнем на твердой керамической основе эмалевые краски веками не теряют своей яркости, сочности, соотношения цветов. Не мутнеют, не выгорают, устойчивы к перепадам температур и влажности. Бывает, осыпаются в результате небрежного обращения (были и есть идиоты, предпочитающие использовать предметы по прямому назначению, — помните про пассаж о «военных» тарелках? Так куда же от маньяков и геростратов денешься?).

Тем не менее увидеть почти оригинальную авторскую живопись, какой она была лет двести тому назад, не тронутую неумелым 

вмешательством «ученого человека с лупой, кисточкой, растворителем и скальпелем», можно сегодня только на этих хрупких драгоценностях, цена которых сопоставима с ценой, которую каждый, подчеркиваю, КАЖДЫЙ, готов заплатить за то время, когда ему было 16—18 лет! И — не иначе!