Византийское и европейское стекло X—XV веков

Роль Византии в истории средневекового стеклоделия еще слабо освещена в литературе. О ней продолжают спорить, хотя нет сомнения, что изделия мастеров-стеклоделов Константинополя, Греции и другие центров Византийского мира, в частности, расположенных в Малой Азии, сыграли важную роль в религиозном и светском искусстве, равно как и в росте значения стеклянные изделий в быту.

В конце правления императора Ираклия (610— 641) в восточной части Римской империи, уже начинавшей ощущать силу зародившегося незадолго перед тем ислама, возникла уникальная и разнородная культура, точнее, целая цивилизация — Византия, христианская по вере и грекоговорящая. В течение следующих нескольких столетий ее богатые земли часто подвергались нападениям, хотя в период между 863 годом и смертью византийского императора Василия II (976—1025) в результате ряда успешных походов границы Византии были практически восстановлены в тех пределах, где они проходили во времена Римской империи. В течение следующих 150 лет, особенно во время блестящих правлений Алексея I, Иоанна II и Мануила I, в Византии сохранялась иллюзия имперского величия и роскоши, власти покровительствовали наукам и искусству. К сожалению, лишь очень немногие из известных сегодня образцов стеклодельного искусства могут быть уверенно отнесены к Византийской империи и ее великолепной столице и к периоду между X веком и 1204 годом, когда после долгой осады Константинополь пал и был разграблен — не неверными, а крестоносцами во время четвертого Крестового похода. Французские и германские солдаты приплыли к Константинополю на кораблях Венеции, бывшего вассала империи, а в то время — быстро растущей торговой и морской державы на Средиземноморье. Венецианцы были в первых рядах грабителей и увезли к себе домой большую часть добычи, включая многие шедевры, которые до сих пор украшают Пьяццу и Базилику Сан-Марко.

Небольшая группа исключительно изящных резных стеклянных сосудов, оправленных в основном в позолоченное серебро и хранящихся сейчас в Сокровищнице Сан- Марко, может, по мнению многих исследователей, представлять собой образцы искусства византийских стеклоделов. Эту традиционную точку зрения, однако, сейчас оспаривают некоторые ученые, предполагающие, что они сделаны гораздо раньше, в VI—VIII веках, в странах Саса- нидской империи (вероятно, на территории нынешних Ирака и Ирана). До тех пор, пока не будут обнаружены новые свидетельства, разрешающие этот спор, происхождение указанных изделий — например, тринадцати толстых бесцветных стаканов, искусно ограненных и украшенных резьбой с высоким рельефом, так называемых кубков Св. Ядвиги, — останется загадкой. Впрочем, стекольные мастера Западной Европы стали украшать стекло резьбой лишь в XVII веке, поэтому, независимо от того, где были сделаны эти сосуды — в Византии, Сицилии или значительно раньше на Среднем Востоке, — они практически не оказали влияния на европейское стеклоделие.

По общему мнению исследователей, самым выдающимся образцом византийского стекла является темнокрасная, почти пурпурная чаша, украшенная фигурами из классической мифологии, очень тонко выписанными. Считается, что это — часть венецианских трофеев, привезенных в Сокровищницу Сан-Марко в 1204 году. Сделанная из довольно тонкого стекла чаша укреплена оправой из позолоченного серебра, опоясывающей основание и шейку сосуда, к которой присоединены две ажурные серебряные ручки. Этот шедевр — наиболее хорошо сохранившийся из незначительного числа подобных предметов, найденных в пределах Византийской империи. По мнению исследователей, они изготовлены в одной мастерской в Константинополе. В декоре этой чаши использовалась эмаль как белого и телесного цветов (на фигурах и профилях голов), так и (в узоре) красная, желтая, серовато-синяя и зеленая. Кроме того, чаша щедро украшена золотом — это сделано не только для создания фона для тонкого узора, но также для выделения таких деталей в фигурных сценах, как ожерелья, головные повязки, копье, церемониальный посох и т. д. Золотые псевдокуфические надписи образуют декоративные полосы на внутренней поверхности отогнутого верхнего края чаши и вокруг основания. Такой вид имитации куфического письма, по-видимому, специфичен для декоративного искусства Константинополя при новой македонской императорской династии (867—1056) и является одним из признаков, позволяющих датировать чашу X или XI веком.

Более того, приемы декорирования чаши точно совпадают с приемами, описанными Теофилиусом, работавшим, вероятно, в Германии в начале XII века. Этот монах, бывший в миру мастером по металлу Роджером Гельмарсхаузеном, так описывает в Книге II своего трактата «Разные искусства» изготовление стеклянных бокалов и процесс нанесения на них золотого и серебряного декора греками (т. е. византийцами):

«...Они берут золото, размолотое в дробилке, какое используется для украшения книг, и смешивают его с водой — и то же самое делают с серебром. Им они рисуют круги, а в кругах разными способами изображают фигуры людей, животных или птиц и покрывают их очень прозрачным стеклом, о котором мы говорили выше. Затем они берут белое, красное и зеленое стекло, которое используется для эмалей, и тщательно размалывают отдельно каждый вид с водой на порфирном камне. Этим они разрисовывают маленькие цветы и завитки, и другие нужные им мелкие вещи между кругами и завитками и бордюром по краю. Все это, в довольно толстом слое, они обжигают в печи вышеуказанным способом...»

В отличие от прекрасно сохранившейся чаши в Сан- Марко, другие дошедшие до нас образцы сосудов этого типа сильно пострадали от долгого нахождения в земле. Например, бутыль, хранящаяся в Британском музее, первоначально была из прозрачного пурпурного стекла, но почернела от пребывания в земле, за исключением основания, и золотой декор сохранился лишь в нескольких местах, почти полностью приняв сине-серый цвет, причем на нем различимы даже мелкие детали в изображениях птиц и животных, которые были вычерчены острым инструментом по золотой краске перед окончательным обжигом. На основании сходства с фрагментами, найденными в замке в Пафосе, который был разрушен в 1222 году, можно предположить, что эта бутыль была сделана во время написания трактата Теофилиуса. Художественный уровень декора этих изделий весьма высок, хотя и уступает уровню чуть более ранней чаши Сан-Марко.

Менее уверенно можно говорить о времени создания так называемых византийских настенных изразцов с декором в виде креста, множество образцов которых сейчас хранится в разных собраниях Европы и Северной Америки. На всех этих изразцах хорошо сохранилась позолота, поскольку золото в них не накладывалось на поверхность — вместо этого мастер разрезал на треугольники и маленькие квадраты тонкую золотую фольгу и, разложив их на заготовке изделия так, что они складывались в крест, покрывал слоем горячего прозрачного стекла. Подтверждение тому, что «греки» использовали золотую фольгу, содержится в труде Теофилиуса (Книга II, раздел XIII), где он пишет:

«...Взяв золотой лист <„.> они делают из него фигурки людей и птиц, животных или листьев и накладывают их на бокал, смочив водой, на то место, где им нужно. Лист должен быть немного толще, чем обычно. Потом они берут очень прозрачное стекло, как хрусталь, которое они изготовляют сами и которое быстро плавится под действием огня (т. е. это специально приготовленное стекло плавится при более низкой температуре, чем основа изделия), тщательно размалывают его на порфирном камне с водой и накладывают очень тонко по всему листу кистью. Когда стекло подсохнет, кладут его в печь...»

Если, как считает большинство исследователей, эти изразцы были сделаны в Византии в VII—VIII или XI—XII веках, то они демонстрируют не только умелое, хотя и несложное, использование золотого листа, но также и знание другой римской техники — помещение золота между слоями стекла. Более того, византийские мастера научились применять эту технику для архитектурного декора. В исламском мире при золочении стекла золотая фольга не использовалась, хотя новые находки указывают, что в течение короткого периода в Сирии, возможно, возродилась техника прокладки золотого листа между слоями стекла. Однако в главных исламских центрах стеклоделия с начала XII и до конца XIV века эмалевая роспись на мечетных лампах, чашах, блюдах и других больших сосудах почти всегда сопровождалась золотой росписью, а не наложением золотой фольги. Несмотря на низкое качество самого стекла, содержащего пузырьки и имеющего янтарный или зеленоватый оттенок, результаты работы были поразительными, и на протяжении всех средних веков европейские мастера не могли их превзойти. Только в середине XV века Западная Европа — в самых передовых для того времени стекольных мастерских Венеции — смогла произвести изделия равной красоты, богато украшенные эмалями и причудливым золотым узором. Однако венецианцы не практиковали золотую роспись, как исламские мастера, а использовали золотую фольгу.

Поэтому встает вопрос: в какой степени венецианские стеклоделы переняли опыт исламских мастеров, чье производство прекратилось в конце XIV века в силу экономических и политических обстоятельств? Гипотезу о такой преемственности высказало немало исследователей. Или же достижения венецианцев в области декорирования стекла эмалью и золотом были развитием традиций византийских греков и повторяли мифологические сцены в медальонах на византийской чаше, которая хранится в Сокровищнице Сан-Марко? Скорее всего, венецианцы были наследниками обеих традиций, но ответ на эти вопросы следует искать в событиях двух веков, следующих за взятием Константинополя в 1204 году. К сожалению, эти события мало освещены, хотя в конце XX века в венецианских архивах были найдены важные документы, помогающие восполнить некоторые пробелы и объяснить феноменальное превосходство венецианской стекольной промышленности и доминирующее положение, которое в течение многих веков она занимала в Европе и в восточной части Средиземноморья.

Закладывая основы своей стекольной промышленности, венецианцы впервые ввели строжайшие правила, регулирующие не только деятельность стеклоделов, но и качество их продукции. Стеклоделие пользовалось покровительством государства, но одновременно находилось и под его жестким контролем. В 1268 году стеклоделы Венеции уже составляли прочно утвердившуюся гильдию и имели право участвовать в процессии во время инаугурации нового дожа, когда они несли «бутыли для воды, флаконы для благовоний и другие изящные изделия из стекла» (по свидетельству «Хроники» Мартино да Канале). Три года спустя был принят Капитул (устав, Capitolare) стеклоделов, устанавливавший правила поведения членов гильдии, а также обеспечивавший им привилегированное положение, что проявилось в запрете на импорт стекла в Венецию и производство стекла иностранными мастерами. Правила, касающиеся стекольных печей, предусматривали наличие минимум трех рабочих отверстий у каждой печи, ограничения по использованию топлива (только ива и ольха) и два ночных обхода стражи — из-за опасности пожаров Великий Совет Венеции в 1292 году постановил вывести все стекольные предприятия из города на остров Мурано, до которого было около часа езды на весельной лодке через лагуну. Там, в относительной изоляции, можно было более эффективно развивать и контролировать промышленность. Например, Capitolare 1271 года устанавливал, что экспорт товаров разрешался только после того, как в августе каждого года останавливались печи. Уже в сообщениях 1282 года указано, что венецианское стекло экспортировалось германскими торговцами. В развитии этой торговли главную роль играл венецианский торговый флот, плававший по Средиземному морю и достигавший после перехода через Гибралтар портов Фландрии и Англии. Известно, что в 1399 году две венецианские галеры находились в порту Лондона, причем среди товаров, привезенных на продажу, были изделия из стекла. Моряки Венеции, одного из главных центров торговли между Западом и Востоком, предпринимали частые морские путешествия, длившиеся тогда неделями: например, рейс в Палермо занимал три недели, в Константинополь — пять недель, в Александрию — девять недель. Одной из причин этих частых рейсов было то обстоятельство, что венецианские мастера, варившие стекло из соды и известняка, нуждались в больших объемах «бариллы», главного ингредиента стекла. «Бариллу», кальцинированную соду с небольшим содержанием извести, получали из морских растений некоторых соленых болот. Испанская «барилла» из Аликанте считалась лучшей в Средиземноморье, и ее широко использовали в Венеции. Венецианские власти принимали строгие меры против использования сырья низкого качества. Например, указами 1306 и 1330 годов запрещалось использовать квасцы из Александрии, поскольку это ухудшало качество продукции и, следовательно, репутацию венецианского стекла. В последние десятилетия XIII века были приняты постановления, запрещающие экспорт поташа, стеклянного боя и песка, и определяющие, что поставки дров могут распределять только старшие судьи; кроме того, были усилены наказания для тех стеклоделов, которые хотели вернуться в Венецию после работы в других городах.

В результате всей этой деятельности, о которой свидетельствуют венецианские источники от 1260 года и позже, была разработана технология производства прекрасного стекла, использовавшегося, в частности, для изготовления сосудов. Но как они выглядели, и в какой мере в них сказалось влияние Византии, а в какой — исламской традиции? Очень мало стеклянных предметов этого раннего периода дошло до наших дней. Химический состав тогдашнего стекла был отчасти предопределен наличием договора между венецианским дожем и принцем Антиохии от 1277 года, один из пунктов которого предусматривал импорт стеклянного боя с Ближнего Востока для переработки в стекольных мастерских Венеции. Из конкретных видов стеклянных изделий в Уставе 1271 года упоминаются только стеклянные гири, бутыли и кубки. Во время раскопок на острове Торчелло в 1962 году, на острове Мурано в 1975 году и в Чивидале-дель-Фриули в1874и1959 годах среди предметов, относящихся к XII—XIV векам, было найдено множество фрагментов изделий из прозрачного стекла — прежде всего длинных бутылочных горлышек, краев и боков дутых в форму кубков, часто вместе с их вогнутыми основаниями и опоясывающими стеклянными нитями. Однако целых экземпляров таких бытовых сосудов пока найдено очень мало, хотя сохранились их живописные изображения, например, на фресках в аббатстве Помпозы и в Санто Стефано в Пинцоло/Трентино. Судя по находкам, эти сосуды не намного превосходили лучшие образцы тех стеклянных изделий, которые производились около 1300 года в многочисленных стекольных мастерских к северу от Альп, в частности, во Франции и Германии, а также в других частях Италии и в Греции. Например, в 1937 году были найдены остатки двух стекольных заводов вместе с их изделиями в византийском Коринфе, разграбленном в 1147 году норманнами, которые, возможно, вывезли лучших стеклоделов в Сицилию. Надо заметить, однако, что в последнее время традиционная датировка коринфских находок оспаривается многими исследователями. Соответственно оспариваются и устоявшееся представление, что они являются разновидностью византийского стекла периода от начала XI до середины XII века, и их предполагаемая роль в становлении венецианской стекольной промышленности в конце XIII века.

Но никем не оспаривается то, что группа небольших медальонов и прямоугольных пластин из цветного стекла была сделана в Венеции в XIII веке, а также и то, что они свидетельствуют о прямых связях с византийским миром. Было обнаружено около 200 таких изделий, многие из них непосредственно в Венеции. Для их изготовления, по подсчетам исследователей, требовалось не менее шестидесяти различных литейных форм с глубоким рельефом, причем ряд сюжетов демонстрирует явные стилистические параллели с западным искусством XIII века. Изображения на незначительной части предметов имеют светский характер, но большинство из них воспроизводит библейские и христианские сюжеты. Порой они носят отчетливые византийские черты, но это было вполне уместно в Венеции, где в тот период часто смешивались элементы обеих ветвей христианства — православного и римско-католического. Поэтому неудивительно, что на медальонах встречаются надписи как на греческом языке, так и на латинском, а также изображения святых, особо почитаемых в византийском мире, например, Св. Димитрия, тесно связанного с Салониками (Фессалониками). Интересно, что изображение лица и головы на раннем медальоне со Св. Димитрием и на более позднем, явно готическом, медальоне XIV века со Св. Михаилом, убивающим дракона, практически одинаковое. Медальоны этой группы выполнены из стекла различных цветов: прозрачного темно-синего, почти прозрачного желтовато-зеленого, матовых красного и черного, а на уникальном матовом светло-синем медальоне Св. Михаила сохранились следы первоначального золотого декора.

Эти венецианские рельефы из цветного стекла, вероятнее всего, не были уникальны: например, в 1981 году на раскопках в северной части Парижа, в Сен-Дени, на улице Урсулинок, был найден необычайно интересный средневековый предмет — матовая небесносиняя стеклянная рукоятка ножа. Ее поверхность украшена литым рельефом, состоящим из шести гербов, между которыми изображены четыре геральдические лилии и латинская надпись (не сохранившаяся полностью), содержащая французское имя Jehan Deesenvil. Хотя можно допустить, что это имя одного из представителей местного рода шевалье д’ Эсанвиль (деревня около Сен-Дени), геральдика шести щитов указывает единственно на род французского короля Людовика IX (правил с 1226 по 1270 г.). Смысл этого литого узора еще не расшиф

рован полностью, но очень важно то, что рукоятка была i сделана до 1270 года, в Париже или Венеции (она могла быть заказана тамошним мастерам).

Наконец, Венеция обладает неоспоримым письменным свидетельством периода 1280—1348 годов о деятельности «раскрасчиков кубков» (tintor de mojolis). Трое из этих эмальеров приехали в Венецию из стран, входящих ранее в Византийскую империю: во-первых, Грегорио да Наполи, грек из Мореа (местность в Пелопоннесе, где расположен Коринф), и, во-вторых, Бартоломео и Донино да Зара (с Далматинского побережья). Указаны также имена i двух других мастеров этого периода, но это, вероятно, венецианцы: Заннус Тотолус («который разрисовывает бокалы») и Петрус («художник»). Часть изделий этих пяти мастеров убедительно идентифицирована и относится к так называемым «альдревандинским» средневековым сосудам для питья — это почти исключительно кубки, не считая бокала с геральдикой, с верхней частью в форме мелкой чаши, на тонкой высокой ножке с высоким коническим основанием (найден в нескольких фрагментах при раскопках в Праге в 1971 году), и фрагментов двух низких чаш, найденных в Лондоне в 1957 году и в Базеле (Швейцария) и расписанных фигурными сценами, от которых : сохранилась лишь небольшая часть. Все эти предметы еде- ланы из тонкого прозрачного стекла и расписаны эмалями разного цвета. Роспись представляет собой сочетание латинских надписей, религиозных и светских сюжетов и западноевропейской геральдики. Эта группа получила свое название от знаменитого кубка, хранящегося в Британском музее, с надписью белой эмалью: «Magister. Aldrevandin. Me. Feci» (Мастер Альдревандино сделал меня). Родовое имя Альдревандино — венецианское, более того, в документе 1331 года упоминается «Альдревандино, folario (стеклодел) в Мурано». Этот подписанный кубок, также как и два других неподписанных, сейчас хранящихся во Франкфурте и Шуре (Швейцария), избежали пребывания в земле и поэтому не очень пострадали от времени, но другие предметы этой группы дошли лишь во фрагментах, и часто их роспись сильно повреждена из-за воздействия кислот, содержащихся в почве. Обнаруженный у собора Св. Павла в Лондоне в 1982 году тайник, полный стеклянных осколков, содержит остатки шести или семи бокалов; хотя надписи на двух из них неполны, их можно толковать как авторскую подпись Бартоломео — вероятно, Бартоломео да Зара, упоминавшегося в документах на двух других кубках, фрагменты которых были найдены в Майнце в 1976 году и в Тарту в 1988 году, по-видимому, имеется подпись Петруса.

Хотя у нас нет еще достаточных оснований, позволяющих уверенно приписывать те или иные изделия или их фрагменты определенным, известным по имени эмальерам, мы уже можем разделить эту группу на две подгруппы, различающиеся между собой. Сосуды, относящиеся к первой из них, тонки и имеют сужающуюся форму, характерную для исламского стекла; эмали всех цветов налагались исключительно на их внешнюю поверхность (как на кубке, фрагменты которого были найдены в замке Рестормел в Корнуолле, Англия); сосуды второго типа имеют форму, типичную для западноевропейских изделий, но на них нет следов золотого декора, а эмали наложены частично на внутреннюю, а частично на внешнюю поверхность стекла (как на «альдревандинском» кубке). Самый убедительный образец особенностей первой подгруппы появился в 1982 году, когда фрагментарный кубок с гербом семьи Скала, расписанный эмалями и украшенный позолотой, был найден на территории их родового замка в Вероне, на участке, который можно точно датировать периодом 1350—1364 годов.

Для того чтобы добиться покровительства европейской знати и правящих семейств, стеклоделы Мурано вынуждены были конкурировать не только с давней традицией использования золотой и серебряной посуды, но также и с модой на исламское стекло с эмалевой росписью — verre de Damas (стекло из Дамаска, как оно называлось во французских описях XIV в.). Чтобы создать предметы роскоши, удовлетворяющие вкусам европейских королевских дворов, им пришлось поднять чистоту прозрачного венецианского стекла выше стандартного уровня обычных функциональных сосудов и, кроме того, освоить секреты эмалирования, золочения и художественной росписи. Надо признать, что венецианцы очень скоро достигли значительных успехов в этом деле, поскольку открытия последнего времени убедительно показывают, сколь отдаленных земель достигли их расписанные эмалью кубки, проникая по торговым путям и морям за Альпы и в Германию, вплоть до Ирландии на западе, Швеции на севере, Палермо и Фустата (в Египте) на юге и Кавказа на востоке. Хотя еще ни один из подобных кубков не найден в самой Венеции, однако ни в одном другом средневековом центре Европы не было мастеров — «раскрасчиков кубков» и ни на одном изделии других стекольных заводов Европы не стояли имена их творцов. Первыми в Европе венецианские мастера стали подписывать свои стеклянные сосуды, а это ясное указание на удовлетворенность достигнутым. Таким образом, кубки «альдревандинской» группы были первым в истории континента, хотя и довольно скромным, шагом к производству изделий, несущих отпечаток личности автора, его художественных и технических талантов. Неудивительно поэтому, что Венеция ввела наказания для тех, кто покидал Мурано.

Тогдашние стекольные мастерские в других частях Италии, во Франции, Нидерландах и Германии, особенно в долинах Мааса и Рейна, располагались главным образом в лесных районах, и до недавнего времени к их продукции относились с незаслуженным пренебрежением, как к грубому «лесному стеклу». В этот период кубки с вертикальными рельефными полосами, а чаще с остроконечными выступами — очень популярные в Италии, землях бывшей Югославии, Швейцарии и Германии — изготовлялись из тонкого, прозрачного, почти бесцветного стекла, которое, правда, содержало мелкие пузырьки и имело слабые цветовые оттенки. Тем не менее эти сосуды обладали прекрасными пропорциями и были украшены изящными деталями (например, ободком на ножке). Форма кубка с остроконечными выступами, вероятно, пришла в Европу со Среднего Востока (скорее всего, из Ирана), и самые ранние изделия такого типа, известные сегодня, изготовлены в Италии. Прекрасные стеклянные чаши, бутыли и, в меньшей степени, кубки украшались тонкими синими полосками накладного стекла, часто образующими хаотичные геометрические узоры. Они также были очень популярны, и их фрагменты находят во многих частях Европы, например, в Праге, в Рейнской области, в Винчестере, а также в Фарфе около Рима и, более всего, в южной Франции.

В конце XIII века французы разработали особую форму винного бокала из прозрачного стекла на высокой тонкой ножке, и такие сосуды изготовлялись на протяжении всего XIV века. Хотя верхняя часть этих бокалов могла быть разной формы — от подобия широкой, но неглубокой чаши, как у сосуда, найденного в Безансоне, до узкой тюльпановидной, как у знаменитой «чаши Августина», найденной в 1949 году в Руане среди руин собора Св. Августина, разрушенного во время войны, пропорции всех этих бокалов отличаются особой гармонией, характерной для французской готики, что выражалось, в частности, в стремлении подчеркнуть высоту ножки, форма которой перекликалась с архитектурой того времени. Такие сосуды можно увидеть на миниатюре XIV века в знаменитой «Исторической библии Пьера Коместора» (хранится в Библиотеке медицинского факультета в Монпелье) — они изображены стоящими на белом столе. Многочисленные фрагментарные находки из Франции показывают, что по большей части их делали из тонкого чистого стекла с очень слабым зеленоватым оттенком, и форма ножки могла иметь чуть ли не столько же вариаций, что и форма верхней части. Однако можно выделить и строго региональные особенности: например, сосуды менее причудливой формы, которые изготовлялись в области Аргон в восточной Франции, под Верденом, часто декорировались чрезвычайно тонким сетчатым узором с низким рельефом, полученным выдуванием в форму очень высокого качества.

Далее на восток, в Богемии, где серебряные рудники, одни из крупнейших в Европе, обеспечивали процветание стране, в середине XIV века также производилось высококачественное тонкое, почти бесцветное стекло. Используя очень чистый состав из поташа, извести и двуокиси кремния, примерно такой же, что и большинство мастерских Северной Европы, богемские стеклоделы создали около двадцати разных видов столовой посуды, из которых самым новаторским был чрезвычайно высокий и узкий конический бокал, обычно достигавший в высоту 40—55 см Эти тонкие сосуды с сужающейся ножкой, которая внизу плавно переходила в широкое основание, обычно украшались густо посаженными крошечными накладными стеклянными капельками или бусинками. Эти богемские Keulenglas, как их называют, иногда декорировали и равномерно расположенными спиральными накладными полосами.

Всеобщее стремление к усовершенствованиям и новаторству в творчестве, характерное для периода около 1300 года, казалось, оставило стекольные заводы за Альпами к концу XIV века. Судя по имеющимся данным, в течение всего XV и даже в начале XVI века тонкого бесцветного стекла производилось очень мало, и даже во Франции ощущалась нехватка качественных стеклянных изделий. Вместо них, похоже, производилось более толстое стекло в гамме от желтовато-коричневого до темно-зеленого цвета; оно было особенно распространено в Германии и в Рейнской области. Его довольно грубый декор почти всегда сводился к наложению стеклянных полос, зачастую довольно сложно обработанных, но лишенных былого изящества, и к самым простым узорам, сделанным в литейных формах; также было очень распространено украшение стеклянных сосудов наложением выпуклых шариков разнообразной формы, что делалось весьма искусно, порой даже на внутренней стороне сосуда. Возможно, пытаясь придать новую жизнь старым и уже довольно избитым формам, стеклоделы все в большей степени прибегали к чрезмерному применению незатейливых декоративных элементов, в результате чего на свет появлялись не слишком привлекательные изделия, такие, как позднесредневековые Stangenglaser — прямые, вытянутые сосуды, украшенные полыми выпуклостями, напоминающие франкские и англо-саксонские сосуды «с хоботами» V—VI веков н. э. Даже в случаях, когда они не перегружены декоративными излишествами, северогерманские сосуды бледно- зеленого стекла второй половины XVI века с их горизонтальными полосами, образующими декоративные кольца вокруг сосуда, лишены тонких, отточенных пропорций лучших образцов стеклодельного искусства XIV века. К началу XVI века высокие цилиндрические Stangenglaser, перегруженные большими рельефными выпуклостями, стали самыми распространенными в Германии сосудами. Наряду с толстыми кубками, также усеянными выпуклостями и известными как Krautstrunke, и чашами с одной ручкой, называемыми Scheuern, они доминировали в продукции «лесных» стекольных заводов Германии, наглядно иллюстрируя изменения, произошедшие в стекольной промышленности Северной Европы.

Большинство этих изделий производилось на небольших «лесных» стекольных заводах довольно примитивного типа, который подробно изображен на знаменитой иллюстрации 1420 года, сделанной, вероятно, в Богемии для копии средневекового манускрипта «Путешествия сэра Джона Мандевилл». Под легкой деревянной конструкцией — главная печь (судя по всему, овальная в плане), дающая тепло для соседней вспомогательной печи или горна для отжига стекла, устроенного на том же уровне, — типичная конструкция «северной» печи, в отличие от «южной» (которая использовалась в том числе и на Ближнем Востоке), где горн для отжига устроен наверху, на третьем уровне. Любопытно, что когда в 1425 году пфальцграф Людвиг заказал для своей библиотеки в Гейдельберге копию знаменитого средневекового манускрипта «De Universe» Рабануса Мауруса, написанного в 1023 году, то иллюстрация сцены у стеклоплавильной печи была модернизирована и изображала реалии XV века; но художник, рисовавший миниатюру, полностью исключил горн для отжига, не показав его ни на верхнем уровне (как на оригинальном манускрипте XI века, хранящемся в аббатстве Монте Кассино), ни на одном уровне с печью. Хотя миниатюрист, очевидно, не был знаком с конструкцией стеклоплавильных печей, он включил в рисунок три типичных для его времени изделия немецкой работы из «лесного стекла», в том числе характерную бутылку двойной конической формы. Эта интересная форма, более прочная в повседневном использовании, по-видимому, была в XV веке самой популярной в Рейнской области, где множество подобных сосудов найдено при раскопках целыми и почти неповрежденными. Они всегда невелики по размеру и сделаны из толстого стекла густого желто-зеленого цвета; такие сосуды типичны для утилитарных стеклянных изделий этого региона и свидетельствуют об общем упадке в то время средневековой традиции стекольного производства севернее Альп.

Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 82 (декабрь 2010), стр.56