Евгений Анатолъевич Гунст умер в августе 1983 года в возрасте 82 лет. Сын известного архитектора и театрала предреволюционного времени, он родился в собственном особняке, по преданию ранее принадлежавшем другу Грибоедова Бекетову. Этот ампирный особняк, на Пречистенке и сейчас радует глаз обоими чистыми архитектурными формами. Отец Гунста строил в основном особняки, особенно удачен среди них особняк Коншиной, который является теперешним «Домом ученых».
Человек истинно московской богемы, он всю жизнь при всех режимах умудрялся нигде не служить, переводя французскую литературу с неподражаемой точностью и изяществом. Собрание его было частью наследственное, частью им приобретенное и смотрелось на редкость органично даже в новой трехкомнатной квартире, где он проживал вдвоем с женой Еленой Петровной. Живопись, фарфор, рисунки, мебель компоновались в интерьере как-то естественно и благородно. Несколько редкостных картин Рокотова, Венецианова, миниатюры XIX века свободно соседствовали с основной частью собрания — художниками объединений «Мир искусства» и «Голубая роза». «У Гунста все на С» — ходила поговорка среди московских коллекционеров. Действительно, К. Сомов, В. Серов, М. Сарьян, С. Судейкин и особенно Н. Сапунов были его любимцами. Вещицы всё были тонкие и изысканные. Особый интерес вызывали небольшие рисунки и акварели М Врубеля, среди которых выделялся острейший портрет врачебного служителя, выполненный цветными карандашами, который искусствоведы по глубине характеристики сравнивали с работами Винсента Ван Гога.
Вместе с М.В. Алпатовым Гунст написал небольшую книжку о Н. Сапунове, вышедшую в издательстве «Искусство» в 1965 году, то есть тогда, когда имя художника было окружено множеством легенд. Евгений Анатольевич не слишком разбирался в художественных тонкостях, никогда не брался за атрибуцию, он не был «вещистом», но фалыпаков в собрании не имел, поскольку покупал работы у старой московской аристократии, получавшей картинки часто прямо от самих авторов.
Гунст никогда дорого не платил и задорого не продавал, почти не участвовал в обменах работ. Он любил общество собирателей, небольшие застолья, иногда устраивал их у себя, встречался с Ю.С. Торсуевым, В.Я. Андреевым, Я.Е. Рубинштейном, автором статьи и любил пображничать в дамском обществе.
В старости был он полный, мягкий, небольшого роста, слегка глуховатый, похожий чем-то на киплинговского слоненка. Весьма деликатный в общении, он придерживался твердых мнений, а если слышал что-то неожиданное, то бурно удивлялся и переспрашивал, наклоняя к собеседнику глуховатое ухо. Вставал он поздно и работал над переводами до поздней ночи, ежевечерне выпивая 100—150 граммов водки за ужином. Встретиться с ним было не всегда легко, поскольку в последнее десятилетие он, как истинный москвич, постоянно бывал на многочисленных именинах, встречах, похоронах и других неотлагаемых мероприятиях. Судьба его коллекции мне неизвестна, но образ ее остался как нечто тонкое, изящное, чисто московское, с чем владелец готов был охотно знакомить не только своих коллег, но и зрителей многочисленных выставок из частных собраний.
Валерий ДУДАКОВ
Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 90 (октябрь 2011), стр.32