г. Москва, ул. Большая Никитская, д. 37 стр. 1
Профессор И.И. Палеев (1901—1970) был физиком и возглавлял кафедру термодинамики в Ленинградском государственном университете. Собирать свою коллекцию он начал сразу после войны, с 1948 года, под влиянием авторитетнейшего ленинградского коллекционера, наставника многих «питерцев» послевоенного времени Григория Самойловича Блоха.
Кстати, именно Г. Блоху (не путать с московским) и принадлежала шутливая классификация направлений ленинградского собирательства. «Стоматологическое» предполагало коллекционирование произведений передвижников и академистов, «академическое» — работ старых мастеров, а наиболее «передовое» — «политехническое» увлекалось уже мастерами «Мира искусства», «Голубой розы», «Бубнового валета» и даже — увы — авангарда. Блох же делил коллекционеров на собирающих «глазами» и «ушами», отдавая предпочтение первым и пренебрежительно относясь ко вторым, ориентированным в своих пристрастиях на мнение консультантов и советчиков. Обо всем этом замечательно написал мой старший друг Соломон Шустер в своей книге «Профессия — коллекционер».
И.И. Палеев был выдающимся представителем «политехнического» направления. Он не любил посещать комиссионные магазины — источники пополнения большинства питерских и московских коллекций послевоенного времени, с их чудовищным изобилием «товара» и бессмысленно низкими ценами на произведения художников первой трети XX века. Сам Палеев вспоминал редкий случай «комиссионного приобретения» работы Б. Анисфельда «Рыбы», которая обошлась ему в 250 дореформенных (до 1961 г.) рублей, что после реформы составляло уже соответственно 25 рублей нового образца.
Когда западные исследователи и искусствоведы бывали поражены ценностью собраний послевоенного поколения коллекционеров или собраний моих сверстников, которые начали собирать с конца 1960-х — начала 1970-х годов, они не могли поверить в те смехотворно низкие цены, по которым мы покупали работы не только М. Сарьяна, П. Уткина, П. Кузнецова, М. Ларионова, Н. Гончаровой, но и ныне почти недоступных для «немиллиарде- ров» произведений М. Шагала, В. Кандинского, А. Явленского и уж тем паче К. Малевича.
Илья Исаакович не слишком ценил нефигуративную, абстрактную живопись. Первой купленной им работой была «Мясорубка» В. Лебедева, и предпочтение этому художнику, типичному представителю школы ленинградской графики и живописи, он сохранил на всю жизнь. Палеева интересовали преимущественно работы тех мастеров, которые казались связаны с глубоко национальной традицией. В этом было его кредо, культурное подвижничество. «Корни» и «память» — ключевые слова в понимании его коллекционной деятельности. П. Кузнецов, К. Петров- Водкин, Б. Григорьев, Р. Фальк, «голуборозовцы» и «мирискусники», «бубнововалетцы» и ленинградская школа графики — вот были излюбленные герои его коллекции.
Пополнение ее осуществлялось методично и прежде всего из прямых источников — либо от самих художников, либо от их прямых наследников. Палеев любил приглашать к себе художников, был гостеприимен с ними и через посредство этого живого общения как бы постигал истинную, а не фальсифицированную советским искусствоведением живую историю искусства. Особенно он был дружен с Натаном Исаевичем Альтманом Сын Ильи Исааковича и прямой его наследник Владимир Ильич Палеев, сохранивший в неприкосновенности все собрание отца, вспоминал, как приходящий к ним Натан Альтман садился всегда на одно и то же место за столом, как бы персонально за ним закрепленное.
В квартире Палеевых, расположенной рядом с Академией наук в Санкт-Петербурге, часто велись непростые и предосудительные, с точки зрения властей, разговоры не только об искусстве, реализме, формализме, но озвучивались и темы, связанные с политической жизнью, эмиграцией, судьбой художников, мотивами их возвращения на родину. Много и интересно на эти темы рассуждал Н. Альтман, часто «фрондирующий», старавшийся подчеркнуть независимость своих суждений и, конечно, рассказывавший о «парижской школе», друзьях молодости. Альтман написал и портрет Ильи Палеева, который тот высоко ценил за свободу исполнения и точность характеристики.
Обладая отменным природным вкусом, Илья Исаакович опирался на собственные суждения и не прислушивался к мнению даже своих близких, хотя с удовольствием демонстрировал им свои новые приобретения. При этом коммерческая составляющая для него не была столь важна, и вместо живописных работ Фалька или Альтмана, стоивших тогда 400—500 рублей, он мог приобрести литографии Лебедева — «за те же деньги». Ритуал показа вновь приобретенных работ близким никогда не нарушался: завернутое произведение торжественно водружалось на стол, хозяин тщательно мыл руки, сзывал домашних и только тогда приступал к распаковыванию работы.
Я долгие годы не видел Владимира Ильича, сына Ильи Исааковича — с ним самим я не был знаком, но собрание Палеевых постоянно участвовало в организованных мною выставках Советского (затем Российского) фонда культуры в СССР и за рубежом. Работы из собрания Палеевых неизменно вызывали всеобщее удивление своим музейным качеством, точным профессиональным отбором, прекрасной сохранностью. Ряд произведений из коллекции был передан в музеи Минска и Тюмени, экспонировались же они на крупнейших выставках в нашей стране и далеко за ее пределами. Любовно сохраненное, это собрание по существу осталось одним из немногих, крайне редких памятников собирательства послевоенной эпохи, времени надежд, разочарований, но постоянного поиска нравственных идеалов.
Валерий ДУДАКОВ
Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 103 (январь-февраль 2013), стр.60
