Я знал немало чудаковатых коллекционеров, обладавших несметными сокровищами, но жившими не просто скромно или скаредно, а отшельнически-нище, по крайней мере, с виду, на людях. Общеизвестно, что Ф.Е. Вишневский гордился брюками своего отца, а П.С. Романов брюки предка донашивал, заставив свою «хрущевку» редчайшими гравюрами и книжными раритетами и оставив вокруг них проход, через который протиснуться было крайне неудобно. Я видел, в каком убожестве содержала себя наследница сверхмиллионов коллекционера Дмитрия Российского. Кстати, тот же Феликс Евгеньевич Вишневский, основатель музея им. Тропинина в Moскве, принимал господ из аукционного дома «Кристис» килькой в томате и портвейном за 1 рубль 47 копеек.
«Землерои» были щедрее к своим собратьям — по вое- I поминаниям С.А. Шустера, на стол подавался хлеб, дешевая вареная колбаса, завариваемый в кружке чай и екатерининская чарка водки. Часто у них не было денег даже на трамвай, и путь от ВСХВ из Останкино до Спиридоньевского переулка на Арбате они преодолевали пешком. Напомню, что трамвайный билет стоил до 1961 года тридцать копеек (то есть 3 копейки после реформы). Они любили мир старьевщиков, комиссионок, вечно были в долгах и выплачивали их годами. Собственная их живопись до последних лет их жизни спросом не пользовалась. Татьяна Борисовна зарабатывала «промграфикой», трудилась тяжело, не споро. Я пытался ей как-то помочь с работой, когда был главным художником Всесоюзной студии грамзаписи фирмы «Мелодия», но «доводка» ее эскизов оказалась трудоемкой, не доставлявшей радости ни ей, ни мне.
Т.Б. Александрова родилась в дворянской семье, но училась в Пролеткульте у В.Е. Пестель и Л.Ф. Жегина, называла их своими «единственными учителями». Рано вышла замуж за Жегина — идеолога союза поэтов и художников «Маковец». В нем выставлялись С. Герасимов, К. Зефиров, С. Романович, А. Фонвизин, В. Чекрыгин, А. Шевченко и другие известные и менее известные, признанные Советской властью и отторгнутые ею художники. Все они стремились сохранить духовное наследие отечественной культуры, но выразительные средства предпочитали обновленные.
Игорь Николаевич Попов был сыном донского казака, в детстве дружил с С. Эйзенштейном и М. Штраухом Законченного художественного образования не получил, хотя и брал уроки у Л Туржанского, замечательного пейзажиста из «Союза русских художников». В детстве Попов собирал коллекцию марок, которую взял с собой в Париж — туда вроде бы попал благодаря протекции Луначарского. В период начавшегося на Западе кризиса марки помогли выжить и вернуться в Россию. Я видел его «доотьездные» холсты со следами «бубнововалетства». «Поприездные» были уравновешеннее и суровее, хотя тяготели к примитивизму, не одобряемому «официозом». Если быть откровенным, то испугали они и меня, когда я их увидел в конце семидесятых годов.
Татьяна Борисовна участвовала в группе «Путь живописи», образованной Жегиным из своих учеников-полиграфистов, но держалась в стороне. Она же, благодаря учителю, боготворила живопись М.Ф. Ларионова, другом, а позднее и душеприказчиком которого был Жегин. Ларионов помог группе «Путь живописи» организовать в Париже в 1928-м выставку, предисловие к ее каталогу написал Вольдемар Жорж, автор капительной монографии о Ларионове.
Я с особой симпатией вспоминаю, что в 1980 году мне удалось собрать некоторых, еще живых участников этой группы у себя на Кутузовском. Были В.И. Губин, Г.В. Костюхин, дочь В.Е. Пестель — Софья Евгеньевна, дочь В.А. Коротеева, была масса воспоминаний, просветленных слез. Александрова эту встречу откровенно проигнорировала, хотя нередко принимала меня в своей пещере «Лейхвейса», о которой столь ярко написал мой старший друг Соломон Шустер в книге «Профессия — коллекционер».
Став женой Попова в середине 1930-х годов, Александрова вместе с ним страстно отдалась собирательству, играя роль «первой скрипки». Экстравагантная пара, одна из привлекательнейших партнерских танцевальных пар Москвы, они быстро расстались со светской жизнью и постепенно превратились в тех самых «землероев», о которых написаны стихи в начале статьи. Собрание их было не просто пестрым, но, с моей точки зрения «строгого» коллекционера русских авангардных направлений, ошеломляюще бессмысленным. Пиросмани и Маньяско, Рейсдаль и русские игрушки, серебряные кубки и корабли рядом с холмогорской костью, бесчисленные «восточные» предметы из керамики, бронзы, камня, иранские неимоверной ценности парадные женские портреты и лиможские эмали рядом с пастелями Гончаровой, Ларионова, рисунками Чекрыгина и Бромирского — все это было «украшено» везде свисающими куклами работы Татьяны Борисовны для театра Образцова.
Достаточно сказать, что после кончины Т.Б. Александровой Игорь Николаевич поручил С.А. Шустеру передать всё собрание в Эрмитаж, и оно составило 1093 единицы хранения и 144 ценнейших экземпляров книг для Центральной библиотеки. Коллекция оценивалась и переоценивалась, атрибутировалась и переатрибутировалась, но так при жизни И.Н. Попова, да, по-моему, и С.А. Шустера показана не была. Растворившись в недрах Эрмитажа, она постепенно «засосала» и имена ее владельцев для последующих поколений. Впрочем, разве только с «землероями» это произошло?
Валерий ДУДАКОВ
Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 107 (июнь 2013), стр.54