Забытые истории старинных вещей

В Сергиево-Посадском Государственном историко-художественном музее хранятся и экспонируются произведения, хорошо известные специалистам и широкому кругу любителей отечественного искусства. Они многократно воспроизводились в путеводителях и научно-популярной литературе. Однако при внимательном изучении исторических документов обнаруживаются неожиданные нюансы в трактовке, их назначения, использования, стилистического выражения и даже сюжетной канвы.

В таком контексте большой интерес представляют драгоценные предметы богослужебной практики, принадлежавшие ранее московскому митрополиту Платону (Левшину).

Священно-архимандрит Троице Сергиевой Лавры (1766—1812) московский первосвятитель Платон, избранный законоучителем наследника престола, ставший духовником царской семьи, придворным проповедником, всю свою долгую жизнь заботился о достойном состоянии монастырской ризницы и церковных интерьеров, о красоте богослужений. Множество уникальных произведений, сделанных по его распоряжению, а частично и на его собственные средства, украсили древнюю обитель. Просвещенный архиерей предпочитал привлекать к работе мастеров-иностранцев, справедливо полагая, что они адекватно воспримут его идеи и достойно их реализуют. Свидетельствами на платоновских вещах нередко являются гравированные пометы с указанием веса израсходованного драгоценного металла, цены изделия или участия архиерея в создании произведения.

В 1767 году Платону исполнилось 30 лет. К юбилею придворного проповедника императрица Екатерина II подарила ему пунцовый венецианский бархат и оплатила работу по созданию нового комплекта облачений. Так появилась знаменитая «жемчужная ризница», части которой хранятся в Сергиево-Посадском музее и Оружейной палате Московского Кремля. На следующий же год для соответствия красивейшим одеждам были задуманы новые драгоценные предметы для «лаврского и келейного употребления»: дикирий и трикирий, рукомой и лохань, посох, кадильница.

В 1768—1769 годы их заказали изготовить лучшим мастерам Москвы и Санкт-Петербурга. Платон писал, что все вещи переделаны «из бывшей при доме моем лаврской ветхой и во употребление негодной серебреной посуды» и монет. Занимавшийся этим делом стряпчий Афанасий Федоров сообщал троицкому настоятелю, что присланное в Москву серебро «в два слитка при мне сплавлено и заклеймено» на монетном дворе. А также «куплено на зделание новых трикирей у московского первой гильдии купца Алексея Иванова сына Мялицина серебра в слитках 830 — 4 фун. 8 зол. на 72 р. 52 к.».

Архиерейские подсвечники (илл. 1,2) — дикирий и трикирий сделаны «наивозможно легкие весом» (чтобы не уставали руки) и «самою чистою резною и шлифованною работою». Так оговорено в контракте 1767 года с серебряником «английской земли города Целя» Иоганном Петром Робертсом, проживавшим в Москве «в приходе Никиты мученика, что в Старой Басманной своим двором». Мастер обещал подсвечники «зделать и заклеймя отдать через две недели непременно». Контракт подписали вскоре «по приезду в Москву иноземца». Платон, видимо, полагал, что в работе найдут отражения новейшие европейские художественные тенденции, и не ошибся.

Английский серебряник обязался выполнить работу из лаврского серебра («из объявленного мне серебряного аглицкой работы пладиминажа») и, что особенно важно, «по данному рисунку». В лаврском архиве сохранились предлагавшиеся к исполнению рисунки (илл. 3) лаврского художника (имя не известно), на которых мы видим творение барочной мысли. Усложненные формы с пышными ветвями, провисающими гирляндами уходили в прошлое. «Иноземец объявил, что по нынешнему манеру быть им неприлично, для того оные им и не зделаны».

Новые чеканные золоченые подсвечники представляли стиль рококо, «новомодный» для московского искусства 1760-х годов, в котором основными элементами декора стали более абстрактные и изящные завитки и раковины. Кресты на них для «наверший» по договору были присланы из Лавры. Неизмененными относительно рисунка англичанин оставил только основания подсвечников, на внутренней стороне которых оттиснуты именник мастера, пробирное и городское клейма (илл. 4). В самой же Лавре на изделиях выгравировали пометы: «Сделано при архимандрите Платоне», «Коштовало въ 120 рублёв 1768 году. Весом 3 фу 53 зол».

Эти эффектные золоченые изделия английского художника у лаврских властей получили оценку «лучшей чеканной работы», а в рапорте настоятелю было отмечено: «Хотя и не против данного ему рисунка, однако исправно». Митрополит Платон и последующие троицкие настоятели использовали дикирий и трикирий во время служб на подворьях Троице-Сергиевой Лавры в Москве и Санкт-Петербурге.

В 1768—1769 годах были изготовлены столь же нарядные рукомой и блюдо (илл. 5—7) для омовения рук перед архиерейским богослужением. Комплект сосудов тоже был выполнен в стиле рококо. Троицкий настоятель написал об этом: «зделаны вновь... рукоумывальное блюдо, а при нем церковный же рукомойник... лутчей немецкой работы». На изготовление этих крупных, тяжелых вещей ушло примерно 4,5 кг серебра, для чего переплавили в слитки ветхое блюдо и монеты. Для работы «подрядили» петербургского серебряника Класа Иогана Элерса — одного из ведущих мастеров иностранного цеха в Санкт-Петербурге, что подтверждают именник мастера «С1Е», именник пробирного мастера Ивана Фролова, городское и пробирное клейма (илл. 6). К сожалению, письменного договора на исполнение заказа среди монастырских документов нет.

Сложной формы «лощатой ченанной» рукомой имеет крупную, красиво изогнутую ручку, «рыльце» (слив) в виде птичьей головы, а в центре тулова в картуше — монограмму Троице-Сергиевой Лавры из переплетенных латинских букв «TSL». На поддоне сосуда выгравировано: «Делан при отце архиман. Платоне. Весу 4 фун 21 зол коштовал в 92р и с работою 1769 году* №3».

Большое блюдо с затейливыми завитками по краю и на зеркале само напоминает пышный картуш. На его оборотной стороне есть надпись: «Делано въ 1769-м при Г: отце архиман: Платоне. Вес 6 фун 72 зол серебро 110 руб за работу 40 руб». В монастырской ризничной описи сказано: «Блюдо большое продолговатое чеканное с выгибными краями, внутри назначена история пророка Ионы и кита, на двух краях в клеймах вензели Троицкия Сергиевы лавры архимандрита Платона». Библейская притча о ките и пророке Ионе рассматривалась как ветхозаветный прообраз Воскресения Христова. Думается, сюжет серебрянику был продиктован лаврскими духовными властями, может быть, и самим настоятелем Лавры Платоном.

Архивные документы повествуют, что «невозделанные» кувшин и блюдо были отосланы в Санкт-Петербург, где они, несомненно, украсили богослужения. Из бумаг Учредительного Собора Лавры 1778 года мы узнаем, что сосуды сначала не были позолочены, в связи с чем было издано постановление: «А понеже оное блюдо и рукомойник во всегдашнем находятся у Его Преосвященства... пользовании, почему признается за приличное оныя блюдо и рукомойник вызолотить». «Подрядившийся... купец Семен Алексеев письменно объявил: что ежели оныя блюдо и рукомойник золотить сплошь не оставляя, то потребно на оное золочение пучковых червонцев двадцать: а если только по местам, оставляя изображенные на них фигуры серебреными: то пятнадцать». Но в 1777—1778 годы велись интенсивные работы по реставрации и новому украшению Троицкого собора. Достаточного количества золота не нашли и pein или «вызолотить глаткие места, а фигуры оставить серебреными», что удивительным образом внесло в чеканку дополнительные светотеневые нюансы и прибавило произведению стильности.

Эффектный кувшин послужил, видимо, образцом для несохранившегося «рукомойника» из ризницы приписного Спасо-Вифанского монастыря, сооруженного близ Лавры в 1783 году. Новый сосуд выполнен тоже «с крышкою и ручкою... При крышке зделано рыльце на подобии птичей головки, на средине в клейме вензель «МП» (Митрополит Платон. — Л.Ш.). По описанию этот рукомойник можно было бы спутать с кувшином из комплекта 1769 года. Но в документе указаны совсем другие данные: «Весу в нем 2 фунта 78 золотников, цена 89 рублей 65 копеек», а в другом подчеркнуто, что серебро в нем «непробное». Скорее всего копировали вифанский кувшин лаврские мастера, имевшие право не клеймить драгоценные изделия, предназначенные для «домашнего» пользования.

Личной вещью троицкого Владыки, присланной в ризницу в 1798 году, явилась и книга «Чиновник архиерейского служения» (илл. 8) маленького размера (в 1/8 долю листа), написанная от руки полууставом «на пергаменте персидском» на 187 листах. В начале и конце книги есть чистые бумажные листы для заметок.

Тончайшие, почти прозрачные листочки кожи проклеены сусальным золотом, письмо на них выполнено чернилами, заглавные же буквицы и отдельные места текста — яркой киноварью.

Во многих вещах, созданных под патронажем иерарха, заложен особый завуалированный смысл. Нет сомнения, что он сам участвовал в выборе пергамента, выделанного, «как сказывают, из змеиной кожи». В данном контексте, возможно, содержался намек на вековую мудрость, на победу добра и света над злом в прообразе змея-искусителя и подчеркивалась незыблемая связь Ветхого и Нового Заветов (на ветхой, сброшенной змеиной коже прописана архиерейская служба). В чине службы в ектеньях, то есть молитвенных прошениях о нуждах христианской жизни, поминается императрица Екатерина Великая.

Столетием позже ученый троицкий архимандрит Леонид Кавелин так описывал Чиновник среди достопримечательных рукописей Троице-Сергиевой Лавры: «Чиновник... в среброзолоченом переплете, состоящем из гладких досок, на кои наложена изящной сканой работы накладка серебряная в виде переплетенных виноградных лоз и цветов; корешок, застежки и петли тоже серебряные».

Достойный восхищения оклад книги, пышным многослойным «кружевом» обрамляющий рукопись, имеет в русском сканом мастерстве единственную и очень близкую аналогию на печатном Апостоле 1797 года, несомненно, сделанном тем же неизвестным русским ювелиром (хранится в Государственном музее «Московский Кремль»). Образцом же для изготовления удивительных сканых окладов книг послужили, видимо, немецкие образцы, такие, как оклад 1695 года работы нюрнбергского мастера Майера (собрание Берлинского музея). Апостол и Чиновник для митрополита Платона создавали парно в 1798 году к сорокалетию его монашеского пострига. Вскоре Чиновник был передан в лаврскую ризницу, а Апостол оставлен в Чудовом монастыре Московского Кремля.

Мысль о неразрывной связи Ветхого и Нового Заветов выражена также в изобразительном строе эмалевого креста 1798 года московской работы (илл. 9). На его рукояти под ярким цветным Распятием тонкими линиями гравирована сцена грехопадения Адама и Евы, со змием и яблоком. На обороте креста сделана надпись: «Освящена церковь домовая во имя святых Петра и Павла 1798 года. Цена кресту 54 руб. Вклад Преосвящ. Митроп. Платона» (Платон при крещении был назван Петром).

Более сложная богословская концепция заложена в сюжетной канве личной вещи, весьма ценимой архиереем, — двустороннем кресте последней четверти XVIII в. (илл. 10), попавшем в монастырскую сокровищницу только в 1812 году, после кончины знаменитого архиерея. Крест, имеющий сборную конструкцию с вкручивающейся рукоятью, назывался молебным. Вырезанный из дерева, он как бы являлся подтверждением христианской истины: Крест — древо Господне.

На его лицевой стороне под Распятием, в нижней части, представлена фигура Христа с садовой лопатой в руке на фоне раскидистого дерева, а перед ним — коленопреклоненная Мария Магдалина, то есть изображена редкая в православной иконографии сцена первого земного явления Христа после Воскресения. Сюжет с Христом-садовником трактуют также как насаждение древа христианства. На оборотной стороне, в нижней части над рукоятью, вырезана фигура Преподобного Иоанникия Великого, а в верхней части — видимо, «Пятидесятница» (?) с Космосом в образе древнего старца в центре. Дважды (по-разному) на кресте представлена фигура Господа Вседержителя; композиция типа «Не рыдай меня мати» практически совмещена с Рождеством Христовым. Программа креста не ясна и сейчас, а при внесении в монастырскую Опись в начале XIX века все изображения были из-за непонимания неверно записаны как двунадесятые Праздники.

Изумляет качество и приемы тончайшей резной работы на кресте, не имеющие аналогий среди сохранившихся церковных произведений российских художественных центров. Подкладка из цветной фольги рождает отдаленные ассоциации с афонской традицией. Ясно лишь, что был привлечен выдающийся мастер, может быть, с профессиональной подготовкой в Санкт-Петербургской Академии наук (документы подтверждают факт обучения в ней троицких резчиков середины XVIII века).

Долгое время вызывала определенное непонимание уникальная солонка (илл. 11), подаренная митрополиту Платону императрицей Екатериной II на его пятидесятилетний юбилей в 1787 году. Создал ее известный московский цеховой серебряник А.И. Ратков. На внутренней стороне ее постамента написано: «От московскихъ ремесленныхъ управъ 1787 году июня дня».

Солонка, подаренная от лица государя, в России всегда считалась свидетельством особого царского расположения. Еще в XVI веке знаменитый путешественник барон Сигизмунд Герберштейн писал: «Посылкою хлеба государь являет свою милость, а солью показывает свою любовь, и по сей причине при русском дворе нельзя получить никакой чести больше, как когда государь посылает кому со стола своего соль». Старинный русский обычай одаривать гостей хлебом и солью соблюдался неукоснительно.

В лаврских документах подаренная солонка названа «ладоницей», так как светские вещи в монастырском быту нередко получали иное назначение. «Ладоница с дугами чеканными серебряная золочена, по сторонам четыре клейма, из них на двух изображены вензели Императорского Величества, а на двух корона, скипетр и держава, и наведены чернью, по углам в клеймах изображены чернью гербы российские, наверху чашечка с крышкою гладкие, на крышке четыре дуги с яблочком и с орлом двоеглавым».

Внешний вид царского подарка не намекает ни символами, ни изображениями на какое-либо отношение к юбиляру, и только надпись на чаше впервые подчеркивает его новый духовный сан: «Отъ Ея Импер. Велич. дано прос. Платону митроп. Московскому июня 24 дня 1787 года». Однако назначение подарка неожиданно разъяснилось в совершенно ином контексте.

В тот год императрица по пути из Крыма в Санкт-Петербург посетила Москву. Приезд совпал с 25-летием ее восшествия на российский престол, поэтому москвичи готовились к встрече особенно тщательно. Государыню встречали торжественно, от всех городских сословий последовали дорогие подношения, в том числе и от цеха ремесленников — солонка на блюде. О том, что она создана в качестве подарка императрице, свидетельствуют наведенные в технике черни инициалы Екатерины II, корона, скипетр, держава, гербы губернских городов, а также литой двуглавый орел, венчающий изделие.

Во второй день пребывания в Москве, совпавший с праздником святых апостолов Петра и Павла, Екатерина II присутствовала на литургии в Успенском соборе Кремля. Здесь же именным указом она пожаловала архиепископа Платона высоким духовным саном митрополита Московского и Калужского. В знак признания его заслуг и своего покровительства правительница сделала ему презенты. Из писем митрополита Платона следует: «Императрица прислала мне яко имениннику хлеб с блюдцем и солонкою, что стоит до 800 рублей, ...а на другой день... на белый клобук крест бриллиантовый».

Таким образом, бесценный архивный материал, внимательное изучение самих памятников, отслеживание общего исторического контекста позволяют найти подтверждения догадкам и дополнить новыми подробностями истории драгоценных изделий из ризничного собрания Троице-Сергиевой Лавры.

Любовь ШИТОВА

Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 62 (ноябрь 2008), стр.88