Блокадная летопись Вячеслава Пакулина

Искусству блокадного Ленинграда посвящено немало проникновенных страниц, но, наверное, должно пройти еще столько же времени, чтобы мы могли сказать, что знаем все или почти все об этом уникальном явлении в истории изобразительного искусства.

Созданные в те годы про­изведения отличаются предельной искренно­стью и глубиной чувств. Имен­но в этой особой причастности к судьбам своей эпохи — суть феномена искусства осажден­ного Ленинграда. И здесь нель­зя не вспомнить о художнике Вячеславе Владимировиче Пакулине.

Пакулин — личность леген­дарная, хотя имя художника известно далеко не каждому петербуржцу. В свое время о нем рассказали кадры «Ленин­градской кинохроники». Они запечатлели В.Пакулина зимой 1941 —1942 годов с этюдником на заснеженном Невском про­спекте. Позднее этот эпизод вошел в документальную эпо­пею «Ленинград в борьбе». Еще в начале 1920-х он заявил о себе как о художнике редко­го дарования. Его творческий экстремизм, реализовавшийся в создании объединения «Круг художников» (1926 —1932), его дерзкие «манифесты» и не менее дерзкие картины, озна­меновав этап, остались в про­шлом. 1930-е годы наметили новые ориентиры. Поначалу Пакулин с прежним энтузиаз­мом работал над тематически­ми полотнами, но результаты его явно не удовлетворяли. Его все больше привлекал «свобо­долюбивый» жанр-пейзаж. В числе его лучших, созданных в предвоенные годы работ, — «Колхозное стадо» (1930-е), «Гатчин­ский парк» (1938), «Ранняя весна» (1940).

В начале войны художнику был 41 год. В июне 1941 года вместе с художни­ком В.А.Серовым Вячеслав Пакулин за­нимался маскировкой аэродромов. В са­мую суровую ленинградскую зиму он на­чал работать над серией пейзажей. На выставку ленинградских художников в марте 1942 года Пакулин представил картины «Народное ополчение», «Взятие немецкого танка» и несколько пейзажей. Позже вместе с Н.И.Пильщиковым он создал полотно «Таран Севастьянова». В какой-то момент художник понял, что лучше всего о войне и блокаде может рассказать именно пейзаж.

Вячеслав Пакулин хорошо знал и лю­бил Ленинград, однако до войны он ни­когда не писал городских пейзажей, предпочитая красоту естественной природы. Волжанин Пакулин родился в Рыбинске и прожил в родном горо­де до 16 лет — по натуре он был ан­тиурбанистом. Война поменяла ак­центы. Сосредоточенно всматривался художник в меняющийся облик горо­да, стараясь не пропустить ни едино­го мгновения, уходящего в вечность. Именно тогда ему по-настоящему стала открываться величественная красота города. В кошмарном аду бомбежек и ужасов смерти она воз­вращала ощущение реальности, все­ляла надежду. Зимой 1941 —1942 го­дов, как вспоминают очевидцы, Ле­нинград был особенно красив: искря­щийся инеем, сверкающий белизной неубранного снега — его выпало тог­да на редкость много. Замерло дви­жение на безлюдных улицах.

Один из его первых пейзажей блокадной «летописи» — «Дом книги. Проспект 25 Октя­бря» (1942). Художник изобразил остановив­шийся троллейбус, засыпанный снегом, прижа­тый к тротуару. Картина вызывает чувство ка­кого-то оцепенения. Но тишина тревожна, и этой тревогой напоен колорит картины, она ощутима в перекличке черных пятен холодных окон, в нервном рисунке кисти, ломающем привычный геометризм архитектуры зданий.

«У Адмиралтейства» (1941 —1942), «Эр­митаж. Иорданский подъезд» (1942), «Прос­пект 25 Октября. Весна» (1943), «Демидов пе­реулок» (1943), «Улица Пестеля» (1943), «Львиный мостик. Весна» (1943), «У Фонар­ного моста» (1944), «Фонтанка» (1944) — названия работ в основном очерчивают круг мотивов, к которым обращался Пакулин. Маршрут, пройденный художником, казалось бы, невелик, но изможденному голодом человеку и этот путь давался ценой огромного напря­жения.

Когда началась война, Пакулин жил на Литейном проспекте, напротив Дома офице­ров Красной Армии. Участившиеся бомбеж­ки заставили его с женой, художницей Ма­рией Александровной Федоричевой, пере­браться в подвальное помещение. Он боялся обстрелов, и потому многим совершенно не­объяснимым показался последовавший затем поворот в его поведении. А.М.Земцова не раз вспоминала, сколь удивительно было наблю­дать Пакулина за работой: на улице, с этюд­ником, рядом с санками, на которых он пе­ревозил холсты, стоял Вячеслав Владимиро­вич и писал, будто не слышал ни звуков си­рены, ни разрывов снарядов. Милиция неод­нократно обращалась в ЛОСХ, требуя призвать художника к порядку, а люди, проходившие мимо и ви­девшие его за работой, были благодарны ему за такой пример мужества и стойкости.

Пейзаж «У Адмиралтейства» датируется рубежом 1941 и 1942 годов. Эту картину худож­ник написал в самую суровую и трудную блокадную зиму. В ле­денящей синеве неба — эмоци­ональная доминанта образа. В каком-то отчаянном порыве раскинулись ветви оголенных деревьев — они четко вырисо­вываются на фоне силуэта Иса­акиевского собора. Скупыми мазками обозначены фигуры людей, грузовик. Кое-где яркая белизна снега нарушена пятна­ми земли — это воронки от ра­зорвавшихся снарядов. И более ничто напрямую не говорит о войне. Язык жи­вописи Пакулина сродни поэтической метафо­ре, которая незаметно, но настойчиво вводит зрителя в мир переживаний автора, сообщая пейзажам художника абсолютную временную конкретность. Как и все блокадные пейзажи Пакулина, «У Адмиралтейства» написан «на одном дыхании, с поразительной свободой и кажущейся легкостью. Вместе с тем, при всей этюдности приема, в работах отсутствует какая бы то ни было поспешность. Еще в 1930-е го­ды, выражая свое отношение к пейзажу, Паку­лин сказал: «...Этюдность не исключает, а ино­гда своеобразно обуславливает целостность и завершенность, являющуюся неотъемлемым качеством картины. Важно лишь, чтобы в про­изведениях художника отразилось биение пульса времени».

Невский проспект (тогда - проспект 25 Октября), Исаакиевская площадь, Мой­ка, канал Грибоедова, набе­режные Невы, улицы Халтури­на и Пестеля.... Мотивы много­кратно повторяются, но каж­дый раз в них есть нечто но­вое, созвучное моменту и пе­реживаниям художника.

Как правило, он заканчи­вал работу в один сеанс. Чтобы дать ему возможность писать не отрываясь, жена приносила еду. Зимой приходилось рабо­тать особенно быстро — крас­ки замерзали на морозе. Выра­ботался своеобразный прием, в котором эскизность соединя­лась со строгим расчетом, а не­посредственность чувств, в свою очередь, дисциплиниро­валась лаконизмом изобразительных средств. В этот период Вячеслав Владимирович часто вспоминал сво­его учителя — А.Е.Карева. Пакулин не написал ни од­ного автопортрета. Остались только фотографии, в том числе блокадного времени. Живой образ художника рисуют воспоминания его друзей.

«Он ничуть не крепче любого из нас, — записал в дневнике художник Н.М.Быльев. — Один лишь нос его—   румяный. А впалые щеки совсем зеленые. Замерзает, как и все мы. Влез в женино пальто — какая-то на нем пятнистая, под ягуара, меховушка. Шея раз десять за­мотана шарфом. На ногах дамские фетровые боты, за­правленные в галоши. Но духом он поупрямее многих». «Вячеслав Пакулин — всегда «громкий», никак не без­молвная, унылая тень...» — вспоминает художница В.В.Милютина. Ранней весной 1942 года она, как и Па­кулин, была привлечена к фик­сации ущерба, нанесенного Эр­митажу. В итоге им были напи­саны несколько пейзажей, сре­ди которых — «Эрмитаж. Иор­данская лестница», произведе­ние, на первый взгляд, противо­положное цели, которая приве­ла художника в Эрмитаж. Пакулина заворожила красота — он видел ее сквозь мерцающую дымку от покрытых инеем стен, колонн и скульптуры. «...Вяче­слав Владимирович Пакулин пи­сал в то время свои великолеп­ные холсты, главным образом, из эрмитажных окон, — вспо­минала В. В. Милютина. — Ино­гда он звал меня: «Бросьте Вы Ваши разрушения — вот лучше напишем с Вами Неву. Давайте вон из этого окна!»

—   В конце 1942 и 1943 годов состоялось несколько крупных выставок. Работы ленинградских художни­ков, кроме Аенинграда, были показаны в Москве, в Музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина (с 4 октября 1942), затем в Молотове («Аенинград в дни блокады»), потом в составе выставок «Великая Отечественная война» и «Героический фронт и тыл» (ноябрь 1943 — октябрь 1944) — снова в Москве, в Третьяковской галерее. Каждый пейзаж Пакулина — отдельная поэма. «У Казанского собора. Уборка сне­га» (1942—1943) — предощущение весны и освобо­ждения. Как и многие произведения живописца, это удивительно музыкально — здесь нет случайных маз­ков или не имеющих смысла деталей, нет красок, не несущих в себе частицу эмоций.

Утопающим в золотистых лучах зимнего солнца изобразил Пакулин Ленинград в пейзаже «Зима. Мой­ка» (1943). Нельзя не почувствовать, с каким востор­гом воспринимал художник это ликование света — оно противостояло трагической реальности блокады.

«Проспект 25 Октября. Весна» (1943) — это вос­поминание о пережитой зиме. Начинает оттаивать еще недавно заледенелая главная магистраль города. Светлеют, отражая голубизну неба, фасады домов и мостовые. На Невском появляются прохожие, кото­рые, наверное, так же, как и художник, с волнением всматриваются в гордо устремленную ввысь башню Думы.

Оптимизмом проникнуты пейзажи «Улица Песте­ля» (1943), «Землечерпалка» (1943), «Львиный мос­тик» (1943). В последнем из них Пакулин добился редкой выразительности. Львы словно оживают под лучами весеннего солнца, как оживает все вокруг. Жи­вописец любуется их величественной осанкой. Они выстояли, как выстояли ленинградцы.

В прозрачном воздухе краски звучат активнее, но палитра художника и в этом случае остается неизмен­ной. Художник находит свой неповторимый «цветовой эквивалент» Ленинграда в разнообразии оттенков се­ребристо-голубоватого и розовато-сиреневого цветов.

В освобожденном, но жившем еще по законам военного времени городе написан пейзаж «Арка Сената и Синода» (1944). О войне напоминают патруль на площади Де­кабристов, раны на стенах здания и вися­щий в просвете арки фонарь — привычный, примелькавшийся, скрипом своей железной «тарелки» нарушающий редкую тишину блокадного Ленинграда.

В пейзаже «Ветерок» (1944) пластика живописи в полной мере передает нахлы­нувшие чувства. Едва ли не физически ощу­щается бодрящее дуновение ветра. Оно сродни радости освобождения.

В определенном смысле завершает се­рию пейзажей Пакулина военных лет рабо­та «Невский проспект в праздник 9 июля 1945 года» (1945). Созданный художником образ вводит нас в атмосферу всеобщего ли­кования. Многочисленная толпа хлынула на просторы Невского. Увиденный с высоты, этот поток кажется нескончаемым. В рассе­янном свете летнего дня стирается граница между небом и землей, и тем самым острее воспринимается масштаб происходящего.

В 1944 году в Русском музее открылась выставка пяти художников — В.М.Конашевича, В.В.Пакулина, А.Ф.Пахомова, К.И.Ру­дакова и А.А.Стрекавина. Пакулин показал 28 своих пейзажей. В феврале 1945 года они экспонировались в Москве, еще раз засвиде­тельствовав причастность художника к луч­шим традициям ленинградской пейзажной живописи, которые мы и сегодня ассоции­руем с именами А.Е.Карева, Н.Ф.Лапшина, Н.Л.Тырсы, В.А.Гринберга, А.С.Ведернико­ва, Г.Н.Траугота, А.И.Русакова, А. П. Почтенного и других.

Успех работ Пакулина предполагал естественное его продолжение в творчестве художника, однако судьба распорядилась по-своему. В послевоенные годы произведения Пакулина подвергались критике, как «яркий пример формализма в живописи». К несча­стью, художнику пришлось быть очевидцем уничто­жения части его работ. По приказу свыше этот акт осуществили работники Художественного фонда ЛОСХ. Бесспорно, все это ускорило его кончину — спустя 6 лет после войны Пакулина не стало. Он умер в 1951 году, не отмеченный ни званиями, ни награ­дами, ни должным вниманием. Сегодня большая часть наследия художника находится в собрании Го­сударственного Русского музея. За последние полтора десятка лет прошло немало выставок, где экспониро­вались произведения Вячеслава Пакулина. Они помог­ли восстановить справедливость, воздав в какой-то мере должное его таланту и человеческому мужеству, но по-настоящему еще не раскрыли нам этого заме­чательного живописца.

Ольга ШИХИРЕВА

Иллюстрации предоставлены автором

Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 19 (июль-август 2004), стр.90