Серебряные изделия

«Многия имый мастеры прехитры закормлены у себя, иконописцы, и книгописцы, и среброточцы и швецы...» Так в каноне троицкому архимандриту преподобному Дионисию (1610—1633) повествуется о наличии в Троице-Сергиевом монастыре (с 1744 г. — ‘Троице-Сергиевой лавре) развитого художественного центра. 

Выявленные имена троицких серебряников XVI—XVII веков и немногочисленные сохранившиеся изделия не позволяют судить о размерах производства драгоценной утвари. Лишь более поздний период, именуемый Новым временем (XVIII — XIX вв.), дает возможность документально обозначить существование местного производства. 

Мастера-серебряники (впоследствии — штатные служители) считались привилегированной частью ремесленников, поддерживавшей престиж знатнейшего монастыря России. Среди крепостных крестьян, живших на монастырских землях, тоже было немало серебряников, работавших «для прокормления» на других заказчиков и на рынок. 

Труднее всего выявить монастырских насельников, владевших ювелирным ремеслом. Например, в 1693 году к царям с челобитной обратился жалованный мастер Серебряной палаты Андрей Юрьев: «Работал отец мой Юрья ... а ныне по указу Святейшего Патриарха он, отец мой, под началом в 'Троицком Сергиеве монастыре ... велите мне государи, быть в Серебряной палате на место отца моего Юрья Васильева». Надо полагать, что высококвалифицированный чеканщик (других в Серебряной палате быть не могло), скорее всего по возрасту или вдовству, готов был уступить место сыну и удалиться в монастырь. Свое ремесло он мог применять в стенах прославленной обители. 

У сохранившихся до наших дней троицких изделий из золота и серебра клейм нет. По указу правительства 1722 года те серебряники, которые «мастерство имеют только для своих домашних нужд» (в данном случае для монастырских), в цеха не записывались, следовательно, их изделия не подлежали клеймению. В документах монастырского архива встречаются записи типа: «Строено из монастырские казны», каждый раз требующие уточнения и проверок. Одной из самых ранних работ троицких мастеров Нового времени можно считать оклад напрестольного Евангелия из алтаря Троицкого собора с гравированной надписью: «... построено святое Евангелие в дому пресвятые живоначальные Троицы в Сергиеве монастыре монастырскою ризною казною». Именно формулировка «в дому» позволяет уточнить местное происхождение памятника, однако большего доверия заслуживают такие свидетельства, как: «мастерство и позолота Монастырские». 

Одно из самых значительных произведений, созданных троицкими мастерами, оклад Евангелия, первое упоминание о котором повествует: «Оное евангелие устроено все из ризной казны в 1754 г.». Среди драгоценной утвари Троице-Сергиевой лавры были и оклады Евангелий с сюжетом Древа Иесеева, с характерной местной традицией декорировки в Киево-черском музее-заповеднике хранится вкладное Евангелие с окладом троицкой работы 1751 года. 

Таким образом, в первой половине XVIII века, во время экономического расцвета Троице-Сергиевой лавры, ее собственные серебряники, златокузнецы, ювелиры, миниатюристы на высочайшем уровне исполняли любые заказы властей. Все эти произведения соответствовали высшим стандартам московского художества. Но поскольку серебряники, происходившие из лаврских крепостных, выполняли лишь разовые заказы хозяина и часто жили в древней столице, то нельзя говорить о самостоятельном художественном языке троицких мастеров того периода, а следовательно, и о наличии местной школы. 

В 1763 году проводились статистические описи монастырских крестьян и служек. Они свидетельствуют, что при Троице-Сергиевой лавре содержался один «жалованный» мастер-серебряник, то есть постоянно исполнявший работу за жалование (оплату). Л в слободах под монастырем проживало четыре серебряника, которые «исправляют в том монастыре всякую подлежащую... работу и содержатся временно на своем содержании, а иногда и на... монастырском». 

В 1764 году в России, после секуляризации монастырских земель, крестьяне перешли в ведение Коллегии экономии. При Лавре было оставлено всего 100 человек служителей, но среди них серебряники не значились. С этого времени целых двадцать лет Троице-Сергиева лавра практиковала договорную систему с москвичами и с оставшимися в посаде мастерами. А для мелких починок, видимо, использовали знания монашествующих или послушников. О подобной практике мы узнаем из документов более позднего времени. 

В материалах хозяйственного архива за 1760—1770 годы упоминаются около десятка местных мастеров (записанные как крестьяне, вольные серебряники или даже купцы). Их нанимали на самую разную работу: доделку, починку ветхостей, чистку серебра в соборах и ризнице, позолоту и откраску вещей. Лавра чаще всего предоставляла «казенный» материал, но в отдельных случаях оговаривалось, что работать ремесленники должны «своим серебром». Чаще всего речь шла об изготовлении иконных окладов. 

Местные мастера наряду с москвичами оспаривали право на создание новых окладов для отремонтированного в 1778 году Троицкого собора. На «торгах» оговаривались условия работы и оплаты, сроки изготовления, представлялись «пробы» (образцы ремесла). Троицкие власти, понимая, что посадские жители хоть и просят меньше денег, но «признаются не столько способны», основной заказ все-таки передали москвичам. Местным мастерам удалось заключить контракт лишь на ремонт и доделку оклада царских врат. Они обязывались чеканить оклад «таким же манером», как на старых образцах, а на венцах использовать скань, финифть, чернь, одновременно рекламируя свой профессиональный диапазон. 

После Троицкого собора ремонту подлежали другие храмы Лавры, поэтому возникла необходимость в постоянных штатных серебряниках. В 1778 году появился указ настоятеля монастыря Платона Левшина об обучении ремеслам, в том числе сереброделию, детей штатных служителей. А уже в 1794 году в троицком штате числились четыре серебряка: Г. Малышев, П.Яговитин, А.Гервасов, А.Васильев, пять лет до этого учившиеся в Москве. В 1798 году к ним присоединился А.Чумаков, золотых дел мастер. 

Молодые служители занимались всевозможными видами ремонта культовой и светской утвари. Больше всего заказов было на оклады для подносных икон. Из хранящихся в музее окладов Г.Малышеву и П.Яговитину с уверенностью можно приписать несколько иконостасных уборов. 

Среди работ троицких мастеров сохранились серебряные пряжки для поясов, выполненные «из монастырской казны 1794 г.». В расходно-приходной книге 1795 года есть короткая запись об оплате «за зделание панагии золотой» (для настоятеля Лавры митрополита Платона Левшина), автором которой скорее всего был А.Чумаков. 

«При церковной работе у ризничего» постоянно числились 1-2 человека, остальных же «для прокормления» отпускали по паспортам на год, неоднократно продлевая этот срок. «На стороне» троицкие ремесленники брались за любую работу, соответствовавшую их квалификации, но чаще всего это были заказы на иконные оклады. Имея богатый опыт, мастера набирали для обучения своей профессии учеников. Например, у П.Яговитина был ученик из города Дмитрова. 

Как уже упоминалось, кроме штатных мастеров в Лавре с серебром работали монахи, а также послушники. В 1783 году оклады на гробницы в Серапионову часовню обязался сделать приставной монах, имя которого не указывалось. В 1790-е годы в Лавре проходили послушание серебряники братья Иван и Семен Илларионовы. Они «поправляли» ветхие изделия, золотили оклады и утварь. 

В начале XIX века в мастерской по-прежнему значились пять человек, хотя по штатному расписанию должны были быть мастер и ученик. Однако, поскольку в те годы «никакой должности... по мастерству не имеется», все штатные служители увольнялись по паспортам, «кормясь самостоятельно». «Для партикулярных людей и на образа делали из их материалов и без клеймения им отдавали». Как правило, каждый из серебряников имел при доме собственную мастерскую, где и исполнял заказы «со стороны». 

Размеренный ход событий нарушила Отечественная война 1812 года. В соответствии с указами Священного синода ризница Троице-Сергиевой лавры и драгоценные вещи из ее соборов были отправлены в Вологду. По возвращении вещей серебряники чинили поломанную утварь, восстанавливали оклады на иконы в храмах, а также постоянным изготавливали оклады на подарочные иконы с местным сюжетом «Явление Богоматери преподобному Сергию Радонежскому». 

Состав мастерской постепенно менялся. В 1819 году 15 Москву для обучения чеканному ремеслу был отправлен старший сын золотых дел мастера А.Чумакова, позднее семейным ремеслом овладел и его младший сын. Так начала складываться династия, трудившаяся «в пользу Лавры» на протяжении всего XIX столетия. Закончив учебу, М.Чумаков предоставил Учрежденному собору образец своего мастерства — медную посеребренную ризу на икону. Власти отметили хороший уровень исполнения молодого серебряника, наградив его за работу и выдав деньги для покупки инструментов. 

В успехе М.Чумакова очевидна большая заслуга его отца, который его с детства начал обучать ремеслу. Сам же А.Чумаков так и остался в истории лаврской мастерской единственным мастером золотых дел. Сыновья его выучились на серебряников, потому что потребность в золотых изделиях в монастыре была минимальной. 

Многочисленные предметы церковной утвари, созданные М.Чумаковым, — потиры, дискосы, тарели, лампады, кандила, кресты, кадила, оклады и репиды — не сохранились. Лишь по отдельным упоминаниям в документах можно предположить, что они были и чеканными с позолотой, и резными, и черневой работы, и из отбеленного серебра. Большую часть вещей он делал из ветхого серебра, «приведенаго в пробу», которого только в 1830-х годах поступило «в лом» без малого 30 пудов. 

В 1836 году Михаил Чумаков выполнил оклад для двусторонней запрестольной иконы «Явление Богоматери преподобному Сергию Радонежскому. Избранные святые» в Троицкий собор. В 1837 году заново был переделан оклад на икону «Успение Богоматери». 

Формы предметов и их декор, очевидно по традиции, согласовывались с Учрежденным собором. В документах делопроизводственного архива Лавры периодически встречаются пометки, что изделие «переделано по рисунку». Правда, пока не удалось выяснить, кто разрабатывал эскизы. Лишь по поводу крупных заказов, поручавшихся чаще всего московским серебряникам, вопрос оговаривался конкретнее. Например, в 1829 году были переделаны лампады, для чего из Москвы вызвали «сведущего и знающего художника» и велели ему «представить рисунки с означением цены». Но, отдавая заказ, Учрежденный собор высказал пожелание, чтобы лампады были сделаны «на манер старинных». 

Подлинные старинные вещи не всегда можно отличить от копий по старым образцам; новые из-за постоянного употребления в службах быстро приобретали вид древности, вновь чинились, а затем также шли в переплавку. Однако, несмотря на пристрастие к старине, стилевые новинки внедрялись и находили живой отклик в художественной среде монастырских ремесленников. 

В 1840—1850-х годах в мастерской работали такие штатные служители, как М.Чумаков, И.Чумаков, И.Никулин, М.Шорников, П.Чумаков, П.Никулин, С.Ша- пошников. Из документов ясно, что П.Никулина обучал мастерству его брат — И.Никулин, а П.Чумаков учился, видимо, как и его брат, у отца — М.Чумакова, М. Шорников и С.Шапошников обучались в Москве. 

После завершения учебы молодых серебряников оставляли в Златоглавой «для большего образования». Серебряник подряжался к известному и состоятельному мастеру, учился и одновременно зарабатывал на жизнь. Видимо, подобная система практиковалась широко, и троицкие серебряники тоже выступали в роли мэтров. В 1842 году Учрежденный собор, намечая новый заказ, отмечал, что «теперь есть хороший мастер у штатного серебряника Никулина». 

В конце 1850-х годов в Лавре начала широко внедряться система профессионального послушничества. Мастера-серебряники жили и работали в монастыре по несколько лет, выполняя наиболее квалифицированную работу, что порой вносило распри между ними и штатными служителями. Серебряное заведение в то время располагалось в нижнем ярусе западной стены и официально также именовалось ризничной мастерской. Она была хорошо оснащена технически: в ней были станы для проката металла, штамповки деталей, вальцовки. Мастера освоили гальваническое золочение и серебрение (хотя продолжали золочение «через огонь»), традиционно занимались выжигой (вытапливанием серебра и золота, сжигая старинные драгоценные ткани), раскатывали слитки в листы, шлифовали до зеркального блеска серебряные и золоченые сосуды, вытягивали серебряную проволоку. 

Среди сохранившихся лаврских изделий середины XIX века можно увидеть дюжину серебряных стаканов для соборных столов. Сделаны они были в 1859 году из «ломового» металла и, естественно, клейм не имеют. Гравированные архитектурные пейзажи с узнаваемыми соборами Лавры на каждом стакане сопровождаются стихотворными строками, как например: «Разставили повсюду// Серебряну посуду// Занялись беседами// С своими соседами». 1850-е годы стали переломными в хозяйственной и художественной жизни Троице-Серги- евой лавры. 

В 1859 году, в связи с подготовкой крестьянской реформы, вышел государственный указ о ликвидации при монастырях и архиерейских домах штатных служительских должностей. Монастырям с этого года стали поступать государственные ассигнования для найма рабочих. Работа в мастерской начиналась в 5 часов утра, заканчивалась в 18 часов, с обеденным перерывом в один час, но после Пасхи, в летнее время, режим несколько менялся: начало работы передвигалось на 4 часа утра, окончание — на 20 часов, обеденное время — с 12 до 14 часов. 

Если сравнивать с другими службами Троице-Сергиевой лавры, оплату труда серебряников можно характеризовать как среднюю. Значительно выше она была, например, у приказчиков, фотографов, ниже — у поваров, слесарей, фельдшера. После нововведений 1859 года начислять зарплату стали дифференцированно, с учетом отработанных дней, а иногда практиковался и почасовой расчет. Кроме постоянного жалования серебряники получали «в награждение» за наиболее ответственные или срочные заказы. Кроме денежных выплат власти Лавры оказывали своим рабочим различные вспоможения, чаще всего это были денежные субсидии «на поправку дома». Послушникам оплачивали пошив риз и шапочек, ученикам закупали сезонную одежду и обувь. К праздникам в качестве поощрения всем мастеровым серебряного заведения, а также «трудящимся из братии» помимо денежных премий выдавали чай и сахар. 

В документах нанимаемых специалистов именовали по-разному: вольнонаемными, мастеровыми, поденными или просто работниками. Наряду с жителями Сергиева Посада это были крестьяне и мещане из Смоленской, Рязанской, Калужской, Воронежской и других губерний, а также из различных волостей Московской губернии. Значительно реже упоминаются жители далеких российских окраин (например, Андерс и Сергей Рутты, прибывшие в знаменитую обитель из Финляндии). На места постоянного жительства иногородних мастеров Лавра ежегодно высылала сведения о них, выделяла средства работникам на «выправление паспортов», уплату податей, «приписку к обществу». 

Кроме вольнонаемных серебряников в ризничной мастерской трудились лаврские послушники с профессиональным образованием. Они тоже получали жалование, награждения и имели специализации чеканщиков, граверов, посудчиков. По традиции, у ризничных серебряников были свои ученики, не работавшие на Лавру, по и в самой мастерской постоянно, как правило в течение четырех лет, обучались несколько мальчиков в возрасте 10—12 лет. 

Судя по документам, именно во второй половине XIX века практически вся богослужебная утварь, находившаяся в пользовании, была заново вызолочена или посеребрена. Уровень же серебряной мастерской определяется в первую очередь новыми изготовленными вещами. Увы, большая часть изделий, причем самых интересных, не сохранилась. Мы узнаем о них лишь из лаврских Описей, где с явной гордостью указывается: «Ковчежец... устроен из лаврского серебра лаврскими мастерами в 1861 году», или «Дарохранительница... сделана в 1903 году из монастырского серебра в лаврской мастерской». 

Вещи для внутреннего («домашнего») пользования не клеймили. Однако «для стороннего подрядчика», как видно из документов мастерской, были предусмотрены расходы «на проезд в Москву, посланному с серебряными окладами для наложения пробы», «на приготовление серебряного листа для ризы и наложения клейм» (изделия могут быть разными). К великому сожалению, лаврские вещи, имеющие клейма: годовое, пробирной конторы или пробное, абсолютно невозможно вычленить — они растворились среди множества себе подобных московских произведений. 

Ряд неклейменых изделий лаврской серебряной мастерской второй половины XIX века выявляется по архивным документам. Самый ранний — небольшой стаканчик 1861 года для хранения мира при освящении храмов. Его форма повторяет образцы рубежа XVII—XVIII веков с характерными ножками-шариками. Этот факт неудивителен — тогда господствовал «русский» стиль. Да и при восстановлении обветшавших вещей предписывалось их копировать. 

В 1862 году в мастерской были сделаны две чаши для воды, предназначенные для использования при освящении соборов. Никакой специфики эти формы прежде не имели, а «невозделанные» представляли собой округлые горшочки, гладкие поверхности которых и минимальность декора (два узких пояска с пальметтами и «веревочкой») придавали им схожесть с бытовыми сосудами позднего Средневековья, сохранившимися в ризнице. 

В 1863 году из ризничного «ломового» серебра были сделаны два сосуда для освящения вина и елея. Они представляют интерес с точки зрения поиска выхода из ситуации, когда обветшавшие старые предметы требовали замены. Прежние сосуды не были полностью уничтожены, наиболее уцелевшие части (детали стоя- на) сохранили и подправили (отчетливо различаются доделки, закрывающие части декора; с внутренней стороны видны следы чинки). Заново были выполнены лишь чаши с крышками, покрытые густой сетью узора. Хронологическая разница выявляется при сравнении формы сложного барочного (скопированного с европейских образцов) поддона со стояком и простой округлой чаши. Значительно отличаются приемы отделки разновременных по исполнению частей. На старых деталях (видимо, XVIII века) повторяются европейские орнаменты, созданы они приемом контурной чеканки, имитирующей гравировку. На чаше же резное изобилие интерпретирует русские средневековые мотивы с характерными сдвоенными листиками. 

В 1862 году был исполнен дискос (отличающийся от перечисленных рядовых вещей), сделавший бы честь любой современной мастерской. Он был исполнен в пару к драгоценному потиру, подаренному Лавре императрицей Александрой Федоровной (не сохранился) «и по приличию, для сходства с потиром, украшен камнями, кои взяты из панагий». 

Сохранились две авторские работы мастера серебряной мастерской Ивана Ильина, в которых он выступает не как серебряник, а как резчик но кости (складень 1866 года «Преподобный Сергий Радонежский с житием»). На гладкой серебряной оправе складня выгравирована надпись: «Сии складни резаны на слоновой кости в 1866 г. Свято-Троицкие Сергиевы лавры рясофорным» послушником» Иваном» Ильинымъ, что ныне монахъ Иона, а в 1867 году были посланы на Парижскую Всемирную выставку и возвращены с почетнымъ отзывом». 

В лаврских документах Ивана Ильина уважительно называют художником. Поэтому позволительно предположить относительную самостоятельность его творчества, остававшегося все же в русле лаврской традиции. Так, например, в композициях сцен жития преподобного Сергия вневременност» образов, их статичность, проработка деталей напрямую соотносятся с литографиями, изданными в Лавре в тот же период (1860— 1870-е годы). 

Высоко оцененные мировым художественным сообществом в 1867 году на Парижской выставке работы Ивана Ильина, в монастыре, очевидно, стали эталонными. Недаром в резных деревянных образках, тиражировавшихся с того времени как в самой обители, так и в Сергиевском Посаде, существует несомненная стилистическая и исполнительская схожесть с подписными работами автора. 

Из работ ризничной мастерской второй половины XIX века уцелели и два стакана, об истории создания которых тоже рассказывают документы хозяйственного архива. Один из них входил в число серебряных сосудов для соборных столов. Однако выяснилось, что он был «подарен Его Императорскому Высочеству В.К. Сергею Александровичу, по Его желанию в бытность в Лавре 14-го августа 1879 года», а вместо него сразу же сделан новый. 

Другой стакан, скопированный через двадцать лет, совершенно не отличим от остальных. Правда, мы знаем, что в 1859 году два первых стакана вычеканили из «лома», а новый — из «пробного» серебра. Еще один стакан — чеканного мастерства, без клейм, с картушами, в одном из которых — сцена благословения преподобным Сергием на ратный подвиг Дмитрия Донского. 

В основном серебряная мастерская обслуживала Лавру, но во второй половине XIX века наметилась тенденция к некоторому расширению ее деятельности. В архивных бумагах постоянно упоминается об изготовлении утвари для ее «филиалов»: Гефсиманского скита, пустыни Параклита, Сухаревского подворья, дома призрения и т.д. Занимаясь благотворительностью, драгоценную утварь изготавливали и для окрестных церквей «по бедности», а также работали на заказ для других монастырей, например, расположенных в Переславле, Могилеве, Пицунде. 

Следует сказать, что серебряная и золотая утварь лаврского производства, хранившаяся в монастырской ризнице и соборах, уцелела в незначительном количестве. В связи с указом ВЦИК 1921 года о полной ликвидации церковного и монастырского имущества большинство произведений XIX века в Троице-Сергиевой лавре было изъято и навсегда потеряно для истории. 

Любовь ШИТОВА 

Иллюстрации предоставлены автором. 

Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 20 (сентябрь 2004), стр.70