Дух торжествует над материей

Среди разнообразных стилевых течений символизм занимает особое место. Его язык стал знаком эпохи и покорил не только Европу, но и Америку. Его интернациональность объясняется, в первую очередь, общим прошлым, которое объединяет всех символистов, является источником вдохновения и, по словам Жана Кассу, «пленяет своей туманностью».

В 1891 году в статье «Поль Гоген: символизм в живописи» Альбер Орье опубликовал основные постулаты искусства символизма: «Произведение должно быть, во-первых, идейным, ибо единственный его идеал — выражение идеи; во-вторых, символическим, поскольку эта идея получает выражение в формах; в третьих, синтетичным, поскольку рисунок его форм, начертание его знаков соответствует обобщенному способу понимания; в-четвертых, субъективным, поскольку его объект должен рассматриваться не как объект, но как знак, воспринимаемый субъектом; в-пятых, вследствие сказанного, оно должно быть декоративным...»

В соответствии с этими законами в мебельном искусстве были созданы уникальные произведения. Они уникальны не в области формообразования, а именно в декорации, которая «становится визуальным эквивалентом литературно-интеллектуального движения». Впервые в пластическом искусстве мебельного декора стало возможным воплотить иллюзорные темы мечты, волшебства и смерти. Источник фантазий символистов — греза, обращенная к далекому прошлому, к потустороннему миру, мистериям, сказкам и т.д. Здесь, как ни в одном другом стиле, каждый художник, не ограниченный никакими строгими канонами, в полной мере проявил себя как неповторимая индивидуальность, возводя ее на пьедестал.

Современные произведения искусства — не просто декларация нового стиля. Это своего рода диалог между художником и зрителем, приглашение к своеобразной игре, где интеллект, интуиция и фантазия соединяются для постижения творческого замысла.

Пластика декора складывается в загадочную криптограмму, разгадка которой известна лишь автору, и путь к ней лежит через фантазийные домыслы, погружение в размышление и созерцание. Яркий пример тому — художественное решение оформления гостиного шкафа-горки. Он создан на рубеже XIX—XX веков в Западной Европе, вероятнее всего, в Англии, на что указывает специфический выбор стилистических элементов, традиционно популярных в этой стране, шинуазри, готики, ренессанса и модерна. Исчисление мебельных пропорций в фунтах, использование сатинового дерева тоже свидетельствуют в пользу его английского происхождения.

Объединяющим центром композиции служит барельефное изображение лица новорожденного в чепце, наложенное на щит и заключенное в овал, увенчанный изображениями «коробочек» мака. На дверцах шкафа — гравированный улыбающийся женский лик в круге, в обрамлении стеблей, цветов и бутонов мака. Передние вертикальные углы шкафа-горки декорированы наплывами и представляют собой узлы из растительных побегов или лент. Слева от дверцы шкафа — скульптурное изображение мыши. Ленточнорастительный побег украшает и открытую верхнюю полку, служа опорами боковых консолей, где из плоти струящегося изгиба возникают мужские лики-маскароны.

Изображение мужского, женского и детского лика как Отца, Матери и Дитя, по трактовке пифагорейцев и других философских школ, — это иллюстрация трех составляющих Божественной Семьи. Они обитают в творении, естественным и специфическим для них символом является 47-е положение Эвклида. Бог Отец есть дух, Бог Мать есть материя, Бог Дитя есть продукт этих двух и представляет собой сумму живых вещей, рожденных из Природы и ее составляющих. Включение в композицию цветов и плодов мака тоже не случайно. Мак — символ предсказания и пророчества, а также наркотическое средство для погружения в сон и посещения страны грез.

Изображение мыши в декоре — один из ключевых символов этого произведения, характерный для древних языческих культов. По одним мифологическим традициям, с мышью связываются погребальные обряды, смерть, разрушение, войны, болезни, голод и бедность. В образе мыши представляются души умерших, души предков. В других культурах она связана с культами божеств-врачевателей (Аполлона, Асклепия, Шивы), с обрядами избавления от смерти. На бытовом уровне мышь чаще всего упоминается в связи с беременностью, родами и новорожденным. Мыши связаны с беременной благодаря ее особому статусу, близкому к границе жизни и смерти. В этом образе соединяются два загадочных мира — смерть и рождение. Изображение мыши между ликами матери и ребенка — это символ родов и угрозы смерти, а также символ предсказания. Об этом его значении пишет Максимилиан Волошин: «В быстром убегающем движении маленького серого зверька греки видели подобие вещего, ускользающего и неуловимого мгновения, тонкой трещины, всегда грозящей нарушить аполлиническое сновидение, которое в то же время лишь благодаря ей может быть создано. Время — вечность, оно представляется огромной горой тьмы и хаоса, потрясается до основания и из трещины рождается бесконечно малое мгновение — мышь. Гора рождает мышь, как вечность рождает мгновение. Каждое мгновение является неуловимой трещиной между прошлым и будущим. Таким образом, мышка-пророчица, певшая на ладони Бальмонта в детстве, мышь, изваянная Скопасом под пятой Аполлона, мышь, беготню которой во время бессонницы слышали и Пушкин, и Бальмонт, и Верлен, мышь, внушающая безотчетно-стихийный ужас многим людям, она — олицетворение убегающего мгновения».

Возможно, в столь сложную форму был облечен гимн материнству, однако несмотря на достаточно подробное описание элементов символического ряда и попытки их трактовки, общий замысел художника остается загадкой. Тем не менее, в целом достигается главная цель символистов — через повествование побуждать «зрителя к размышлениям, подобно поэзии, ...подобно музыкальной пьесе».

Исследователи наследия символизма, говоря о повсеместном его распространении, особенно выделяют Россию. В частности Жан Кассу пишет: «Волна символизма прошла по всей Европе, включая Россию, захватила обе Америки — англосаксонскую и иберийскую, а также Америку франкоязычную. Подчеркиваю: включая Россию, ибо она переживала тогда период плодотворного и динамичного развития культуры. Россия была открыта всему происходившему за рубежом в сфере художественного творчества. Она явила своих поэтоd-символистов, а в музыке со временем все очевиднее становится важность роли Скрябина, чьи сложнейшие тональные и ритмические инновации наполняют живительной силой тему пламени, особенно ему близкую». Но не только в сфере литературы и музыки символизм получил широкое распространение. Его проникновение практически во все сферы искусства подтверждается уникальными произведениями, в том числе и в области декоративно-прикладного искусства, в частности — мебельного.

Начало XX века — время расцвета русского романтизма, так называемого русского стиля. В загородных усадьбах и в городских квартирах создавали интерьеры, целиком подчиненные стилистике этого направления. Одним из ярчайших его представителей и выразителей был С.В.Малютин — художник-живописец, архитектор, руководитель знаменитых столярных мастерских (1900—1903) в Талашкино. На Всемирной выставке 1900 года в Париже изделия талашкинских мастеров были отмечены медалью и впоследствии пользовались огромным спросом не только в России, но и в Европе. На рубеже первых двух десятилетий XX века по проекту Малютина были изготовлены напольные часы. Их механизм помещен в корпус, прямоугольный в плане, слегка сужающийся кверху и напоминающий пирамиду с усеченной вершиной. Его передняя панель — это две дверцы, расположенные одна над другой. Нижняя дверца представляет собой раму со стеклянной вставкой, заменяющей филенку. В верхней есть круглое отверстие, внутри которого — циферблат. Боковые стороны корпуса гладкие. Передняя панель декорирована резьбой и латунной чеканной накладкой с цветочно-растительным орнаментом вокруг циферблата, нижняя часть корпуса — геометрическим орнаментом, состоящим из зубчатых полос и кругов. База корпуса украшена стилизованным изображением чертополоха, кругов и трилистника — по сторонам. Своеобразный декоративный акцент нижней части корпуса — металлические гири цилиндрической формы серебряного цвета с бронзово-золотистыми завершениями на концах и полукружие латунного маятника. Верхняя дверца корпуса часов в нижней ее части украшена резным стилизованным изображением дракона, крылья которого расположены симметрично по сторонам. В верхних углах дверцы — изображения морских коньков, на навершии часов — двойная зубчатая полоса с полукружьями по углам.

При всей монументальности своей формы часы не производят впечатления тяжеловесности. Этот эффект достигается за счет включения в поверхность корпуса стекла и разноцветного металла. Особое значение имеет сочетание в резьбе графичных геометрических и плавных линий, создающих игру светотени и зрительно дробящих поверхность дерева. Изображение крылатого дракона, на первый взгляд статичное из-за симметрично расположенных крыльев, поражает динамикой, сосредоточенной в центре — в упругих изгибах хвоста и развороте головы.

Источником творчества Малютина традиционно считается русское народное искусство. Однако во всех его образах заметна не простая стилизация сказочно-былинных персонажей, а характерный для символизма интерес к «некоему таинственному прошлому», интерес к средневековью не историческому, а овеянному легендами, которое очаровывает неизвестностью и неопределенностью, что дает особый простор для творчества.

Выбор пирамидальной формы для корпуса часов неслучаен. Она уже неоднократно была использована в период классицизма: в ней конструктивная устойчивость соединилась с античными реминисценциями. Пирамида — олицетворение вечности, свидетель высочайшей цивилизации прошлого, хранитель тайны и мерило времени. Тема часов в искусстве — отдельная история. В первую очередь, она связана с отображением одного из символов сюжета «Помни о смерти» и требует особого внимания в трактовке. Ключевая фигура декора часов — изображение морского дракона, известного с древнейших времен как Левиафан. Он представляет солнечную жизненную силу в одной из многих присущих ей форм, божественную энергию. Дракон — страж времени, сосредоточивший в себе внутреннюю динамику и внешнее спокойствие. Благодаря использованию символических образов корпус часов воспринимается как своеобразный оберег времени. Декоративная отделка преследует иную цель — «выражение абсолютных сущностей», преодолевая смысл простого украшения. По утверждению искусствоведа Ж. Пийемана, «художник-символист неустанно стремится уловить неуловимое, его влечет то, что скрыто за видимой реальностью, — мир фантастических, демонических, мифологических существ, мир сказки, область потустороннего, мистики и эзотеризма».

На этом пути создавались уникальные произведения искусства с подчеркнутой индивидуальностью, разрушавшие каноны прошлого. На рубеже двух веков, обобщая опыт мировой культуры предыдущих столетий, символизм утверждал свою эстетику. Благодаря его наследию через согласие, критику и отрицание возникла новая форма мышления — форма мышления культуры новейшего времени.

Наталья УГЛЕВА 

Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 30 (сентябрь 2005), стр.26