Северные расписные сундуки

Лет десять назад трудно было себе представить, что «теремки» или  «подголовки» вообще существуют вне музейных коллекций. Однако в последнее время в антикварных салонах стали появляться сундучки ларцы XVIII века, правда, бед росписи. Если же на крышке сундучка сохранились какие-либо фрагменты изображения, его цена намного возрастает.

На протяжении веков сундуки были основными предметами интерьера. Имея практичную и удобную форму, они изначально служили человеку для хранения вещей первой необходимости, а также для перевозки домашнего скарба. Именно сундуки стали предтечами корпусной мебели, которой так богаты последующие периоды, поэтому сундучным изделиям и отводится значительное место в различных энциклопедиях и обобщающих исследованиях по истории мебели.

Не менее важную роль сундуки играли и в интерьере русского средневекового жилища. Они были различных форм и размеров и использовались как вместилище самых необходимых предметов домашнего обихода: одежды, посуды и прочей утвари. Мебели было мало, поэтому декоративному убранству сундуков придавалось особое значение.

Предметом же нашего внимания будут сундучки- ларцы, широко бытовавшие в XVII —XVIII веках. Их необычные для современного зрителя формы определили и их название.

Сундук-«теремок» имел два яруса и был, как говорили, «о два жира». Своей формой — квадратный ящик с четырехскатной крышкой — он напоминал средневековое жилище, отчего и стал называться «теремком». Живописные изображения размещались на обеих крышках сундука. В нижнем, более крупном ярусе на боковой стенке крепился ящичек для мелких ценных предметов. Ящичек также украшался растительным узором, а по внутреннему верхнему краю сундука в большинстве случаев проходила широкая полоса из полихромных косых полос.

Сундучок подголовок», или «подголовник», получил свое название из- за скошенной верхней крышки, на которой бережливый хозяин спал, чтобы сохранить свое богатство. В дороге такой сундучок удобно укладывался под голову своего владельца. Откидная крышка «подголовков» в большинстве случаев состояла из двух частей: небольшая узкая доска располагалась параллельно днищу сундука и крепилась петлями к ЧИ задней стенке, а наклонная часть присоединялась к ней с помощью шарниров. Иногда узкая часть крышки крепилась неподвижно, а на задней стенке, внутри сундука, размещались перегородки с выдвижными ящичками: эта часть сундука предназначалась для хранения мелких предметов. В подобных сундучках хранили книги, документы, бумаги личного характера, украшения, семейные ценности. Обе формы сундуков широко бытовали в различных странах Западной Европы, сейчас они украшают музейные и частные собрания. Например, английские сундуки изготовлялись из разных пород дерева, иногда покрывались фанеровкой, инкрустацией из ценных пород древесины и слоновой кости, украшались росписью, резаной бумагой с вышивкой шелком и защищающими их пластинками слюды. Металлические накладки часто серебрили.

Двухъярусные «теремки» (для удобства мы сохраним русское название этого вида сундуков; в Англии их называли «boxes» и «caskets»), как правило, имели четыре невысокие шарообразные ножки и две дверки на передней стороне, за которыми помещались ящички. Их использовали для хранения кружев, вышитых перчаток и других ценных мелочей. Такие сундуки, скорее, можно назвать ларцами. Подголовки» («Оаг Desk») в средневековых монастырских и университетских библиотеках использовались для хранения книг или письменных принадлежностей. Поэтому верхнюю, скошенную доску для удобства письма часто оставляли гладкой, без декора. В России «подголовки» и «теремки» делались из твердых пород древесины, как правило, из дуба. Внешняя поверхность изделия для прочности покрывалась сплошным металлическим убором или полосами узорно-просечного железа с подложкой из цветной бумаги и слюды. Сундуки привлекали покупателей не только своей добротностью, но и оригинальным художественным оформлением. Часто гладкая поверхность металла чередовалась с вертикально-вытянутыми фигурными накладками, а ключевину и центр крышки украшали крупными прямоугольными или круглыми ажурными пластинами. На боковых сторонах сундучков располагались навесные рукояти-петли для удобства переноски. Металлический оклад не только укреплял поверхность сундука, но и служил оригинальным декоративным убором. Ритмичные соединения растительных узоров из просечного железа, красное или зеленое мерцание слюды (в зависимости от цвета подложенной под нее бумаги), живописное изображение на крышке, а также сама изысканная форма превращали сундучки в дорогой предмет обихода. Их владельцами могли быть лишь очень состоятельные люди — сундучки покупали «для нужд царского двора, боярства и дворянства, верхушки духовенства и зажиточного купечества».

Авторами живописных колчпозиций были иконописцы: в XVII веке любые живописные работы выполняли «иконники», так как других изографов просто не было. В документе того времени сказано: «Кормовые московские и городовые иконописцы писали доски верх под пряничные коврижки». То есть узор для пряничной доски «знаменили» иконописцы, а вырезали — резчики. Во второй половине XVII столетия иконописцы Оружейной палаты расписывали «шкатулы», столы, шахматы, занимались стенной росписью в домашних палатах. Например, для царицы Марии Ильиничны была сделана деревянная золоченая колымага, расписанная потом разными цветными краски» если не самим Симоном Ушаковым, то под его руководством. Так же трудились иконописцы во всей России. Например, холмогорский «иконник» Андрей Андреев (вторая половина XVII в.) писал «в ево архиерейском дощаннике светлицу и архиерейское место», а иконописец и соборный дьякон из города Онега Андрей Иванов (умер в 1798 г.) получил «за крашение монастырской шлюпки казенными красками, вдобавок своими» один рубль. Исходя из этого предположение о том, что авторами росписи на сундуках были иконописцы, вполне обосновано.

В XVII—XVIII веках иконописание стало одним из важнейших ремесел на Русском Севере. Профессиональный уровень иконописцев крупных северных городов и монастырей был достаточно высок. Более многочисленная группа изографов-иконников вышла из крестьянской среды, и их работа не отличалась хорошим качеством.

Северные изографы, создавая свои произведения, интуитивно использовали ту систему художественных ценностей и представлений о прекрасном, которую X.Бельтинг определил как «эпоху образов». Их искусство было анонимным. В то же время это было конвективное творчество, в котором важную роль играла преемственность: навыки и мастерство передавались либо от отца к сыну, либо из рук в руки. Любое изображение писалось для конкретного места в жизненном пространстве и было неразрывно с ним связано.

В то время главным назначением искусства было не украшение предметов, а их одухотворение, придание им личного начала, души. Предполагался как бы внутренний диалог между предметом и его владельцем. В каждом произведении присутствовала иконографическая узнаваемость.

Например, Бова Королевич или Самсон изображались так, что любой средневековый зритель узнавал их. Следовательно, можно говорить об архитипе — своего рода типичном, или совершенном образце. В каком-то смысле это был идеал, недостижимый, но к которому стремились. Стремление к идеалу, восприятие образа как «присутствия» и является характерным для «эпохи образа». Помещенный на крышке сундука райский сад для средневекового зрителя был не картиной сада, а самим райским садом. Вот что отличает «эпоху образа» от «эпохи искусства», и эти черты сохранились в народной культуре до последнего времени.

Для росписи сундуков выбирали самые разнообразные сюжеты, которые черпали из апокрифической литературы, книг и изобразительных источников — гравюры и лубка, большого количества переводной литературы, хлынувшей после смутного времени через Польшу на русский рынок. К персонажам фольклорной архаики присоединялись новые герои.

Но было несколько тем и сюжетов, пользовавшихся особой популярностью. В разных вариациях они прослеживаются на протяжении значительного времени, выделяются в определенные группы, довольно разные как по количественному составу, так и по качеству исполнения. Деление это условное, так как одна и та же композиция может быть помещена в разные разделы. Например, Александр Македонский может быть отнесен как к группе изображений с влиянием античной культуры, так и к группе героев. Иногда на одной живописной плоскости сосуществуют различные группы сюжетов. На крышке сундука художник мог поместить и геральдическую композицию со львом и единорогом, и античный персонаж, например, кентавра.

К самой большой группе относятся сундуки с изображением растительного орнамента. В основном это либо изображение крупного полихромного тюльпана на тонком гибком стебле, либо барочного вазона-цветка с отходящими от него симметрично переплетенными стеблями-жгутами. Причем количество стеблей зависит от величины живописного поля. Вазон-цветок практически без изменения кочевал из изделия в изделие, и в данном случае можно говорить о наличии трафарета или какой-либо прориси столь любимого рисунка. Северные изографы всегда отличались высоким мастерством «травного письма», олицетворявшего райский сад или Древо Жизни. Встречается также растительный орнамент, в сердцевину цветов которого помещены восьми- и семиконечные звезды.

Следующая по величине группа сундуков — с изображением птиц. Одна из самых ранних композиций — предположительно, орел, терзающий цаплю. Далее — множество клюющих птиц, птиц в круге, «оглядышей» — птиц с повернутыми в разные стороны головками, парных и так далее. Образ птицы многозначен. Бесконечная вариативность, с одной стороны, и анонимность изображаемого — с другой, серьезно затрудняют определение символического значения образа. Но популярность и любовь к подобным сюжетам не случайны.

Не менее многочисленна, чем две предыдущие, группа сундуков с античными сюжетами. В их росписи встречаются кентавры, грифоны, птица-Сирин и любимый персонаж средневекового читателя — Александр Македонский. Античные традиции проникли в древнерусское искусство еще во времена Киевской Руси. Русским книжникам был близок «сам склад легендарного мифотворческого мышления античности с его культом превращений (метаморфоз)

Хочется отметить одну деталь. Среди работ как царских, так и патриарших иконописцев часто упоминается роспись «красками розными аспидовидными». В 1688 году Иванов Степан таким образом расписал два окна, а в 1685-м, в Крестовой палате, приставной стол к поставцу «написали аспидом зеленым». Расписывать цветным аспидом — значит, имитировать с помощью красок узорный камень, такой, как яшма или мрамор. Подобный орнамент встречается и в росписях сундуков.

Представительна и интересна группа сундуков с изображением галантных пар. Этот «бродячий сюжет», любимый во все времена и у всех народов, нашел отражение и в работах северных изографов. В ранних изображениях XVII века все персонажи еще одеты в традиционные средневековые одежды, но, начиная с XVIII столетия, изменчивая мода коснулась и этой, одной из самых житейских и близких человеку областей. Благородные дамы сменили сарафаны, душегреи и горлатые шапки на модные декольтированные платья, веера и чепчики. Выход женщины из терема, петровские ассамблеи, галантные кавалеры, амурные письма повлекли за собой и перемены в жизни людей самых разных сословий.

Следующая группа — сундуки с сюжетами фольклорной архаики, украшенные изображениями львов, коней, Древа Жизни и прочего. Эта тема всегда была одной из самых популярных в народном искусстве, и ее персонажи сохранились на декоративноприкладных памятниках до наших дней.

Отдельно можно говорить о любимейшей теме изографов — охоте. Не менее интересны сундуки с изображениями военных и героев, таких как Бова Королевич, Самсон.

С началом петровских преобразований, с появлением новых изобразительных источников, например, «Символов и эмблематов», и в росписях сундуков возникают такие композиции, как «Амур на льве» и другие.

Сюжеты росписи на сундуках можно назвать «картинами прошлого», сохранившими тот образный мир, в котором жили наши предки, их представления о добре и зле, о тех человеческих ценностях и пристрастиях, которые они декларировали. Например, сюжеты с галантными сценами могли служить своеобразными «журналами мод» XVII—XVIII веков, изображения героев демонстрировали доблесть и храбрость. Все они очень красочны, зрелищны, радуют глаз. В этом ряду особое место отводится назидательным сюжетам или сюжетам- притчам. При их создании изографы использовали очень популярный во второй половине XVII—XVIII веке язык аллегории. Назидательные сюжеты требуют особого толкования, поэтому необходимо присмотреться к ним очень внимательно. Назидательные или притчевые изображения были призваны бороться с такими пороками, как лень, гордыня, различные страсти и человеческие слабости.

В русскую культуру притча пришла вместе с христианством, с первыми переводами текстов Священного Писания и прежде всего — Евангелия. На русскую средневековую культуру она оказала огромное влияние.

Среди памятников народного декоративно-прикладного искусства можно выделить две группы предметов, несущих назидательный, или притчевый характер: с надписями, содержащими притчи-пословицы и притчи-поговорки (в основном деревянная посуда: ковши, туеса, братины) и с живописными сюжетными композициями — это сундуки, коробьи, предметы мебели, швейки и прялки. Подобные сюжеты, как правило, сопровождаются надписями, поясняющими изображение.

Источниками для создания назидательных сюжетов могли служить лицевые рукописи, храмовые росписи, гравюры. Уже в начале XVII века в стенных росписях храмов появились огромные циклы, в которых богословская программа высокого евангельского плана сменилась житийной, с особо подчеркнутой назидательной линией. Интересно, что в «1679 году живописец Петр Энгельс писал в новых хоромах царицы разные притчи царей Давида и Соломона из Библии и разных книг славянских и латинских». По такой Библии живописец Салтанов учил своих учеников.

Внешняя поверхность крышки сундука-«подголовка» рубежа XVII—XVIII веков обита полосами узорно-просечного железа, чередующимися с крупными вертикальными накладками. Его боковые стороны укреплены гладкими полосами железа, а ключевина на передней стенке имеет вид прямоугольной ажурной пластины с изображением стилизованного Древа Жизни. Расписной сюжет расположен на внутренней стороне откидной крышки, он условно обозначается как «Колесо Фортуны». На живописном поле художник изобразил колесо с фигурными балясинками. Круг, или колесо, — древнейший образ единства, бесконечности и законченности. Он не имеет начала и конца, и в нем нашла воплощение циклическая концепция времени. В верхней части колеса Фортуны помещен престол с мужской фигурой. В руке у мужчины .мешочек, предположительно, денежный. Престол и денежный мешок символизируют славу, власть и богатство. Слева — юноша, шагающий по ступеням к вершине колеса, справа — разверзшаяся бездна с погибающими в ней людьми и падающим в эту пучину старцем. Вся сцена заключена в широкую рамку с растительными побегами и цветами. Надписи помещены как над центральной фигурой, так и над фигурами юноши и старца.

Живописная поверхность имеет значительные повреждения, следы ожога, отчего надпись сохранилась фрагментарно и прочитывается с трудом. В верхней части изображения читаем: «Мнози на семъ престоле сести желаютъ», ниже — «...того какъ коло кружаетъ», далее сохранилось лишь слово «дивимы». Слева, над фигурой юноши, — «душею чаем», справа, над фигурой старца, — «мимошедшая хвалимъ» и последнее, на свитке, в руке старца — «падохся азъ за неистовую власть». Несмотря на плохую сохранность надписи передают смысловое содержание изображения. Это вечное стремление человека к вершинам славы и успеха и философское рассуждение о превратностях судьбы.

Темы жизни и смерти, добра и зла, непостоянства и изменчивости судьбы — вечные темы мировой культуры. В русском народном декоративно-прикладном искусстве они особенно популярны со второй половины XVII века. За многовековую историю русский человек выработал определенные жизненные принципы, которые в той или иной мере нашли отражение в народном искусстве.

Сюжеты, подобные «Колесу Фортуны», напоминали о быстротечности жизни, где молодость — золотая пора, а старость — время мудрости и правды, которые даются человеку горьким опытом. Быть скромным, не гордиться успехами, смиренно и мудро воспринимать удары судьбы — вот критерии, составляющие основу русской духовной жизни.

Существует еще одно предположение, которое кажется нам достаточно обоснованным: роспись на сундучке сделана на заказ. Этот сюжет отражал те проблемы, которые волновали современников автора, и был воплощен доступными для иконописца средствами. Изограф перефразировал композицию «Колеса Фортуны», показав реальные события традиционным для своего времени языком аллегории.

В центре колеса изображен молодой царь Петр I. Прическа, небольшие усики и портретное сходство подтверждают это предположение. Узорный престол, на котором сидит юноша, на иконах обычно изображается как парадное царское место. Все, что связано с борьбой за него, со стрелецким бунтом, со старой Россией, помещено автором справа, в виде падающих в бездну людей и старца (аллегория уходящей старины?) со словами: «Мимошедшее хвалим», «Падохся аз за неистовую власть». Все молодое, стремящееся вверх, изображено слева в виде юноши, ступенька за ступенькой поднимающегося к царю, и надписью: «Душею чаем».

Такая композиция могла возникнуть лишь в Холмогорах, где часто бывал Петр, в архиерейской иконописной мастерской под покровительством Афанасия Холмогорского. Архиепископ Афанасий был сторонником всех преобразований молодого царя, и борьба вокруг престола для него могла иметь лишь подобное толкование. Да и высокое мастерство иконописца, его широкий кругозор и грамотность говорят о принадлежности изографа к мастерам архиерейского двора. Кроме того, дорогой и изысканный убор «подголовника» свидетельствует о состоятельности владельца сундука.

Следующий сюжет — «История Эсфири» — размещен на крышке сундука прямоугольной удлиненной формы и датируется 1670-ми годами. Сам ящик утрачен. Предполагается, что подобные сундуки могли служить для хранения книг определенного формата. Роспись состоит из четырех горизонтально расположенных клейм, разделенных между собой широкими черными полосами. В нижней части каждого расположен пояснительный текст. В сюжетах на клеймах изображены деяния героической царицы Эсфири, жены персидского царя Артаксеркса, которая спасла от уничтожения иудейский народ, находившийся под властью персов. Виновником преследования иудеев был честолюбивый и жестокий царедворец Аман. Эсфирь, решив добиться от царя спасения своего народа, пригласила к себе на пир царя и Амана, где и раскрыла Артаксерксу жестокий замысел царедворца. Разгневанный царь решил казнить Амана, а дядю Эсфири, Мардохея, за однажды оказанную услугу — наградил.

В первом клейме изображена сцена приглашения царя на пир к Эсфири. Далее — сам пир, на котором Эсфирь обличает Амана перед царем. Третье клеймо — Артаксеркс при свете свечи читает в уединении «Книг/ памятных дней», вспоминая благодеяния Мардохея. Четвертое клеймо можно назвать «Триумфом Мардохея»: он в богатых одеждах восседает на белом коне как победитель. Около него с шапкой в руках стоит униженный Аман.

Впервые в росписях сундуков мы сталкиваемся с женской темой. Этот сундучок — яркий пример использования библейской тематики в декоре бытового предмета. Назидательная идея сюжета — женская добродетель, верность мужу и умение найти выход из сложной ситуации. Содержание сцен и их мораль предполагают использование этого сундука на женской половине дома. Вполне возможно, его владелицей была какая-нибудь богатая боярыня.

Еще два назидательных сюжета расположены на крышках сундучка-«теремка» конца XVII века. Внешняя его поверхность, как и у предыдущего, обита полосами узорно-просечного железа с подложкой из цветной бумаги и слюды, а дерево покрашено темно-зеленой масляной краской. Оба сюжета посвящены одной теме — женской неверности и коварству. Хочется отметить, что «теремок» с сюжетной росписью на одну тему — единственный. Обычно на крышках «теремков» размещаются разные сюжеты.

Первое изображение — «Неверная жена» — помещено на верхней крышке «теремка». Условное пространство палаты выделено арочным проемом с фигурными колоннами. На заднем плане такие же арочные проемы имитируют другие помещения в доме. В центральной арке, которая служит «рамой» композиции, — ложе с лежащими на нем мужчиной и женщиной. На голове женщины — шапочка типа волосника. По средневековым канонам женщина не могла появляться на людях простоволосой. Под головами тесно прижавшейся друг к другу пары — узорная подушечка — взголовье. Рядом с ложем стоит кузнец и цепями приковывает к нему молодых людей. На краю ложа изображен небольшой красный петушок — символ зари, рассвета, солнечных лучей. Поместив его на краю постели, художник, возможно, хотел подчеркнуть, что действие происходит ранним утром. Над головой кузнеца надпись: «Первый кузнец имея жену Маршу бгину и заста с прелюбодеем и прикова их к одру». Сюжет о кузнеце взят из хронографов, которые соединяли в себе античные и библейские истории и были популярны у книжников на Руси еще в XI веке. Эта композиция — средневековый парафраз сюжета из античного мифа о Гефесте. Гефест, первый кузнец, застал свою жену Венеру (богиню, «бгину») с Марсом и приковал их к ложу. В бытовые хронографы входило множество историй из античной мифологии. В XVII веке они попадали в Россию с большим количеством переводной польской литературы, о чем свидетельствует и имя Марша.

«Женская» тема была популярна как в мировой, так и в русской средневековой культуре. В России в разработке этой темы бытовало два направления: одно — проповедь домостроевской морали, другое — ироническое восхищение женскими уловками и хитростью.

В лубке очень много картинок с изображением женских пороков. Их содержание заимствовано из «Пчелы», из Слова Василия Великого и Слова Иоанна Златоуста, из светских повестей. В то же время па женские любовные проделки народ смотрел почти так же, как и на проделки мужчин. Осуждался порок как таковой. Считалось, что добродетель — это лестница на небеса, а порок — лестница в преисподнюю. На этих устоях и держалась народная нравственность.

На нижней крышке «теремка» помещен сюжет «Самсон и Далила». К сожалению, это изображение сохранилось хуже, чем предыдущее, и имеет утраты. Действие происходит в больших каменных палатах со сводчатым потолком и резными колоннами. На овальном ложе возлежит спящий Самсон. У его изголовья на скамеечке сидит Далила и ножницами остригает волосы Самсона. По древнерусскому обычаю у нее на голове небольшая меховая шапочка, поскольку быть простоволосой — грех. Сверху, под арочными сводами, расположена надпись в два столбца: «Самсонъ жене предает силу и она остригает власы главы его». Аккуратное расположение надписи, стильный и каллиграфический почерк автора говорят о большом навыке в письме. Самсон — один из любимых персонажей в русском декоративно-прикладном искусстве. Его изображение часто встречается на расписных сундуках и коробьях. Там он обычно выступает как воин-победитель, сразивший в бою страшного льва. И этот воин-герой, символ храбрости и силы, оказался жертвой женского коварства и хитрости. Причем художник изображает Самсона не в темнице, не в оковах, а именно в тот момент, когда коварная Далила, обманув героя, совершает свое черное дело. Как и первый сюжет, история Самсона и Далилы могла быть взята автором из Хронографа. Его истории, как античные, так и библейские, часто служили иллюстративным материалом к самым различным поучениям. История о вероломстве и предательстве Далилы пользовалась особой популярностью в литературе, лубке, декоративно-прикладном искусстве. Тема «злых жен» прочно утвердилась в культуре XVII века. Это связано с возникшим в то время интересом к человеческой личности, взаимоотношениям мужчины и женщины. Правда, тема эта, по большей части, развивалась в старых традициях: женщина — сосуд зла, дьявольское наваждение. Переводная и отечественная литература, отвечая запросам времени, затрагивала эти темы и служила источником вдохновения для русских изографов. К середине XVII века были переведены такие религиозно-назидательные сборники, как «Великое зерцало» и «Римские деяния», с занимательными рассказами, немалая часть которых посвящена женщинам. Русские повести того времени близки в трактовке «женской» темы к переводной литературе. Внимание авторов этих сочинений сосредотачивается на простом человеке с его обыденными заботами и чувствами, в чем явно сказывается веяние нового времени.

Последний сундук с назидательным сюжетом имеет прямоугольную форму и плоскую откидную крышку. Как и предыдущие сюжеты, композиция «Трое ленивых» расположена на внутренней стороне крышки сундука. Изображение помещено в круглое клеймо, как бы являя собой идею высшего совершенства. Свободное поле сплошь заполнено узором из птиц и ритмично переплетающихся стеблей цветов, символизируя собой мир на началах красоты и гармонии. Внутри круга, среди тонких гибких стеблей с мелкими красными плодами, на берегу реки полулежат трое юношей. Они одеты в древнерусскую одежду типа ферязи, оплечья, зарукавья, пояс и подол которой богато отделаны вышивкой или цветной тканью, на ногах у них — сафьяновые сапожки. Под головами у юношей — длинные подушечки-взголовья, которые обычно были из пуха с наволокой из черевчатой или цветной тафты. Притчевое, назидательное значение сюжета определено надписью: «Лежат в винограде трое ленивых, здравы и все ленивы, по виноград встати леняца, а сети хотят». Палеографический анализ надписи относит ее к 20—30-м годам XVIII века.

Изображение отличается от трех предыдущих — здесь меньше иконописных традиций и больше пышного узорочья, свойственного народному искусству, одной из характерных черт которого является заполнение всего пространства живописного поля. «Трое ленивых» выполнены в традиционной для росписи на коробьях и сундуках манере.

В основе предыдущих сюжетов — литературный и изобразительный источники. Переосмысленные и переработанные изографами согласно их задачам и целям, и «Колесо Фортуны», и сюжеты с женской тематикой созданы в рамках общепринятых изображений. Их смысловое содержание прочитывается независимо от надписей. «Трое ленивых» в этом смысле — оригинальное произведение. Надпись в нем является сюжетообразующим элементом. Вся композиция строится вокруг текста, без которого неопределимо место событий и непонятны действия героев. Очень условно изображен виноградник. Трудно предположить, что эти тонкие былиночки с красными плодами представляют пышные виноградные лозы, и совершенно непонятно, кто эти юноши, возлежащие на берегу реки. Обычно сюжет в назидательной росписи строится вокруг идеи. Можно предположить, что тема или толкование придумываются ранее сюжета, который и является ответом на поставленную задачу. Это характерно для всех притчевых сюжетов и особенно — для « Трех лен и вы х». Художник помещает своих героев в виноградник. Место событий выбрано не случайно. Во многих евангельских притчах действие происходит в винограднике. В Притчах из Евангелия с толкованиями Феофилакта Болгарского «О нанятых в виноградник работниках», «О злых виноградарях» и многих других под виноградником подразумевается Царство Небесное, церковь Божия или заповеди Божии. В средневековом сознании человек был греховен от рождения, но ему дана свобода выбора: благочестивая и праведная жизнь требует постоянного труда, лень же часто мешает человеку добиться желаемого. Таким образом, этот сюжет можно истолковать следующим образом: лень порочна, предаваясь ей, можно потерять Царствие Небесное. Одного желания жить по заповедям Божьим мало, надо постоянно трудиться, преодолевая один из самых распространенных человеческих пороков — лень.

Жанр назидательной росписи возник от естественной потребности человека к нравственному самоусовершенствованию, поддержанию исторически сложившихся норм поведения в обществе. Хочется отметить некоторые особенности этого жанра.

Назидательные сюжеты и сюжеты-притчи были мирские, библейские и авторские. Именно многообразие и богатство форм давало самые широкие возможности изографам для творчества.

Сюжеты с притчами располагаются в жанровой иерархии между «земным» и «чудесным», поэтому способом выражения замысла часто была аллегория. В то же время в них нет таинственности, они просты, а назидательность их заранее определена. Чтобы не было кривотолков, аллегория изображаемого раскрывается в надписи, которая в большинстве случаев поясняет сюжет и исключает различные толкования смысла.

В назидательных изображениях события не имеют места и времени. Они, скорее, — иллюстрация какой- нибудь нравственной идеи. Главный герой сюжета-притчи — человек. Все события разворачиваются вокруг него. Это — основной признак сюжета-притчи.

Композиции подобных сюжетов сложнее по своим художественным задачам, поэтому их создавали художники, которых отличало высокое профессиональное мастерство.

Сюжеты-притчи играли важную воспитательную роль в художественно-эстетическом комплексе, который обслуживал различные сословия и классы России. «Они утверждали прежде всего нравственные идеи, вызывали интерес к аллегорической иллюстративной форме и доставляли при этом эстетическое удовольствие». Причем назидательность и изобразительное искусство вступили в некий симбиоз, в результате которого назидательность усилилась зрелищностью, и ее влияние возросло.

Нравоучительные сюжеты обладали двумя непременными качествами: занимательностью и пользой. Это сочетание сохранялось и в позднейших изображениях. Интересно, что назидательность была не менторской, не дидактической. Она, скорее, апеллировала к народной мудрости, к евангельским истинам. Конечно, сундуки с подобными изображениями — большая редкость. Буквально лет десять назад трудно было себе представить, что «теремки» или «подголовки» вообще существуют вне музейных коллекций. Однако в последнее время в антикварных салонах появились сундучки-ларцы XVIII века, правда, без росписи. Явление это чрезвычайно редкое, а если на крышке сохранились какие-либо фрагменты изображения, то ценность такого сундука намного возрастает. Не меньший интерес представляет и наружное убранство предмета. Способ украшения сундучка с помощью узорно-просечного железа с подложкой из цветной бумаги и слюды ушел в далекое прошлое. Вот почему «теремки» и «подголовки» можно назвать бесценными памятниками талантам сундучников, кузнецов и изографов Русского Севера XVII—XVIII веков.

Наталия ГОНЧАРОВА

Мнение эксперта

В последнее время на антикварном рынке Москвы появились достаточно редкие и ценные памятники декоративно-прикладного искусства, в частности, сундучки XVII—XVIII веков, покрытые по внешней поверхности узорно-просечным железом с подложкой из зеленой и красной бумаги и слюды.

Формы сундучков — самые различные: это и «теремки» с двумя ярусами и четырехскатной крышкой, и «подголовки» со скошен ними под углом крышками, и небольшие квадратные, плоские ящички. На внутренней стороне крышек сундучков-ларцов иногда размещались живописные композиции с традиционными для того времени сюжетами. Подобный сундучок — большая редкость в настоящее время они практически не встречаются.

Не меньшую ценность представляют собой и сундуки без росписи. Их оригинальный и изысканный декор состоит из ажурных накладок и полос с растительным орнаментом. В центре крышки и вокруг замка иногда располагаются металлические пластины с фигурами львов и единорогов или Древа Жизни. Стоимость подобных изделий в антикварных салонах колеблется от 60 до 70 тысяч рублей.

Антиквариат Предметы искусства и коллекционирования №11 (12) ноябрь 2003 стр. 24