Изучая, памятники русского оловянного делаXVlII века, легко заметить одну их особенность, не имеющую аналогов в других областях российского художественного ремесла того времени, дело в том, что практически все светские изобразительные мотивы, воплощенные в этом материале литьем и гравировкой, относятся к одному и тому же жанру и восходят к одному-единственному графическому источнику. Оловянная посуда укрощена эмблемами-аллегориями: гражданской доблести и чести, верности, любви и чадолюбия — и все они взяты из сборника эмблем, который был издан в Амстердаме по личной инициативе Петра I.
Для «первооткрывательницы» русского олова Люси Казалет источник заимствования декоративных мотивов оловянной посуды был неясен. Автор первой научной монографии по этой теме — И.А.Гальнбек — впервые однозначно обозначил крут тем и происхождение отечественной оловянной эмблематики. Резную декорацию олова определил иллюстрированный эмблематический сборник под названием «Символы и Емблемата». Книга представляла собой компиляцию нескольких европейских изданий того же типа и включала более восьми сотен аллегорических композиций христианской, геральдической, историко-мифологической и естественно-научной тематики, толковала изобразительные иносказания на примере бесчисленных «действующих лиц» животного, растительного, геологического и предметного миров. Изданная в 1705 году, книга не сразу поступила в российскую продажу, и ее широкое использование в качестве иконографического источника искусств и ремесел началось только к началу 20-х годов XVIII века; оловянные изделия с мотивами «Символов...» появились десятилетием позже.
Среди прочих памятников русского оловянного дела посуда с «эмблематами» выделяется компактной серией. Во многих музеях страны и частных собраниях можно встретить круглые плоские подносы с фигурным рельефным бортиком, устойчиво стоящие на трех ножках в виде когтистых птичьих лап с шарами. Еще чаще попадаются невысокие стаканчики, иногда сверху и снизу оправленные латунными ободками, укрепляющими наиболее уязвимые части предметов. Наконец, совсем редко встречаются большие стопы на круглых кольцевых поддонах — уникальные репрезентативные памятники. Гладкие поверхности всех стаканов и стоп, равно как и круглые зеркала подносов, украшены эффектными гравюрами-эмблемами. Чем же были эти новые, не всегда понятные, интригующие композиции с непременными надписями вокруг них и для мастеров-оловянишников, избравших аллегорический мотив для украшения своей продукции, и для выполнявших эту работу резчиков, и для самих потребителей — владельцев оловянной эмблематической посуды? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо проследить судьбу декоративной эмблематики в России, ее путь из высших художественных сфер (военно- морская геральдика, монументальная декорация) к украшению обиходных бытовых предметов, характерным образцом которых являются оловянные изделия.
Известно, что выпуск «Символов и Емблемат» был предпринят Петром I для упорядочения атрибутики полков нового строя и формирующегося флота. «Символы...» придали этому процессу характерраздачи готовых эмблематических знаков: многие полки получили на свои знамена эмблемы, прямо копировавшие миниатюры амстердамского издания. Так, например, Корельский полк, а вслед за ним и город Кексгольм обрели в качестве герба аллегорию бдительности из эмблемы 564 — журавля с камнем в поднятой лапе — под девизом: «Чтоб внезапу» (мотив, ставший впоследствии чрезвычайно популярным в оловянной резьбе). Первые пробы декоративного использования эмблематики петровского издания были сделаны в оружейном деле: очень рано — около 1710 года — эмблематы появились в трудоемкой технике гравюры с травлением по стали на Олонецких оружейных заводах.
В 1720-х годах началась новая жизнь сюжетов и образов амстердамского сборника 1705 года издания, их бытование в особой сфере — в российских прикладных ремеслах. Приоритет нововведения мотивов символов и эмблем в посудную декорацию принадлежит резчикам серии серебряных стаканов, сохранившихся до нашего времени в достаточно большом количестве (ГИМ, Саратовский ГХМ им.Радищева). Именно у них аллегорическая композиция не только формально мотивирована, но целесообразна и ясна по содержанию. Эти памятники — коронационные стаканы, изготовление которых приурочено к провозглашению Петра императором России: на них помещен двуглавый орел под тремя императорскими коронами с сокращенной титулатурой самодержца, вдоль края борта идет надпись: «ВИВАТЪ ВИВАТЪ БИВАТЬ ЦАРЬ ПЕТРЪ АЛЕКСЕЕВИЧЪ»; в парном орлу медальоне — традиционное для прославления петровской победы над шведами (и не менее традиционное для русского декоративного искусства XVII столетия) изображение единоборства Самсона со львом. Новшеством, почерпнутым из печатного эмблематического издания, выступают две аллегории, помещенные внизу и разделяющие большие клейма. Руководствуясь политико-геральдической метафорой той же самой победы надо львом — образом неприятельской Швеции — автор композиции (или автор ее программы) отбирает две формально соответствующие теме миниатюры книги «Символов и Емблемат» (154 и 785), в которых Купидон обуздывает льва: «СОЧИНЯЕТЕ СЕГО АГНЦЕМЪ» и «ЛЮБОВЬ ВСЯ ПРЕВОСХОДИТЬ» (подписи полукругом обрамляют сюжеты сверху). Несмотря на то, что реальное аллегорическое содержание эмблем книги (власть любви над миром) иное и даже прямо противоположное теме, формальный момент «львоборчества» позволил русским резчикам-декораторам открыть для себя неисчерпаемый запас привлекательных иконографических мотивов, стал поводом и прецедентом обращения к новому изобразительному материалу.
Вскоре вслед за появлением этого устойчивого предметного типа 1721 года персонажи «Символов и Емблемат» стали появляться на стенках самых разнообразных серебряных сосудов, а также на гравированной посуде из стекла производства Ямбургского, а затем и Петербургского стеклянных заводов в 1720—1730-х годах, на костяных и перламутровых шкатулках, коробочках и табакерках холмогорских мастеров-косторезов, на расписных изразцах. И одновременно в Москве развернулась деятельность анонимного резчика, украсившего множество изделий из олова и создавшего основной типологический ряд i русской оловянной посуды с эмблематами второй трети XVIII века.
Круглый медальон, форматировавший эмблему в книге «Символов...», известен в олове приблизительно с 1730 года, и эта декоративная тема плодотворно разрабатывалась еще не менее четверти века: резные эмблемы с подписями украшали в то время оловянные стаканы, стопы и подносы-поставцы.
Гладкое круглое зеркало небольшого трехногого подноса с фестончатым бортом обычно украшали одним аллегорическим изображением, которое было четко и детально прорисовано на серо-серебристом фоне в обрамлении орнамента, рамки и текста. Чаще всего — это двуглавый орел, заимствованный резчиком из эмблемы № 62 «Защищение величества». Книжный девиз этого гербового мотива точно повторялся в резьбе оловянных подносов, но также и несколько видоизменялся («Защищение величествия его») или замещался близким по смыслу («Красота величества»), Несколько варьировался на олове и облик геральдической птицы, изменяясь в деталях (две или три короны, иногда — крест в оглавии) и в начертании (восьми-, девяти- или десятиперые крылья орла).
Иначе решалась аллегорическая декорация более сложных для гравировки трехмерных предметов — стоп и стаканов, получавших по два резерва с «эмбле- матами». Масштаб изображений на них несколько мельче, чем на подносах; между медальонами всегда пропущена однонаправленная волна-волюта из аканфовой листвы, оживленная включением мелких орнаментальных элементов: цветов, листьев и звездочек, стилизованных тюльпанов и огурцов. Декор этот здесь неслучаен: аканфовый мо
Четко выделяясь на гладких стенках стопы или стакана среди пластичного лиственного орнамента, оконтуренная кольцом подписи, сюжетная миниатюра невольно привлекает взгляд. Хочется вслушиваться в живую речь XVIII столетия, не отрываясь рассматривать этих эффектно оперенных птиц, которые «провещают весну» на проросшем пне или несут «про себя» в клюве веточку; встречать разнообразных животных — слона, льва, коня, собаку, змею и черепаху, занятых неким действием, смысл которого проясняет надпись; узнавать в занятных сценках мифологических персонажей — Палладу, Купидона и Бахуса — или Ноев ковчег среди волн; размышлять над тем, зачем «дурак не уповает» на царскую державу или почему пирамида-обелиск «всегда такова»... — калейдоскоп эмблем оловянной посуды кажется бесконечным.
Эмблематический декор выполнен в
Стилистику 1730—1740-х годов в русской прикладной гравюре можно было бы фигурально определить как ба
Непосредственный контекст деятельности мастера- резчика по олову составляют гравировки на изделиях серебряников Ильи Афанасьева Золотарева, Тимофея Ильина, Ермолая Федорова Хлаза. Нельзя не признать стилистической близости оловянной декорации и работ современников-граверов — Г.Тепчегорского, М.Нехорошевского или монограммиста «1Д». Но в отличие от них в резьбе аллегорий на оловянной посуде особенно важно отметить оп
Альбом «Символов и Емблсмат» предоставлял декоратору, казалось бы, неограниченный выбор сюжетов. Однако для оловянной посуды было отобрано не более шестидесяти эмблем, и эти излюбленные темы многократно повторялись затем в разных сочетаниях. Что же руководило поиском мастера, в чем заключались его предпочтения? Очевидно, сложные многофигурные мифологические композиции книги не отвечали ни масштабу, ни назначению оловянных предметов, не соответствовали технике резьбы в материале. Многие миниатюры издания, содержавшие громоздкие умозрительные аллюзии или незнакомые реалии европейской жизни, были просто непонятны непредвзятым русским читателям. Априорно неподходящими представлялись также и такие невыразительные в передаче объекты, как непроглядная ночь, проливной дождь, облака, чистое поле. Напротив, более всего были востребованы крупные броские изображения, обычно — отдельные персонажи или предметы, ясно рисующиеся на пустом фоне.
Воплощение большинства тем и аллегорических образов оловянной посуды поручено животным и птицам. Собаки «ищут господина», «науку помнят» и служат «верным провожатым» Купидону-любви. Топчущий змею слон передает идею справедливого возмездия («Небесказни отойдешь»'), укушенная осой лошадь заставляет задуматься о том, что «малые вещи силу свою имеют», а бдительный журавль запасся камнем и не спит, «чтоб внезапу» не напали на него враги... Некоторые птичьи композиции («Xovzo лететь», «Любовь неволит меня», «Ты все знаешь») — представляются уже самоцельными декоративными вариациями в рамках заданного образца (ср. голубь Ноя). Так, именно в персонаже — птице или звере — в новом стилистическом и содержательном качестве прорастает традиционная национальная образность русского декора. Вобравшая влияния и Востока, и Запада,
По своему назначению и бытованию оловянные стаканы, стопы, поставцы были столовой репрезентативной посудой. В качестве винной меры стопа стала известна на Руси с начала XVI века. Как столовая винная посуда стопы широко распространились к исходу XVII столетия. Они представляли собой цилиндрический сосуд солидной емкости с расширяющимися стенками (как тогда говорили, «с
Традиции старорусского застолья смешивались и переплетались тогда с новыми европейскими правилами и обычаями, то совпадая, то сосуществуя параллельно, то вытесняя одно другим. Русская круговая чаша издавна объединяла сотрапезников; в качестве такого же соединительного обряда свадебное пиршество включало символическое испивание общей чаши женихом и невестой. Иногда этот обряд происходил вслед за таинством венчания, в церкви, где молодые принимали сосуд из рук священника, как о том пишет Г.К.Котоши- хин («по венчании подносит им из единаго сосуда пити вина французскаго красного»). Для Европы же характерна свадебно-мемориальная пара сосудов — рюмок, кубков, стаканчиков, предназначенных жениху и невесте в подарок на память, с персонально соответствующими гравировками — фамильными гербами вступающих в брак. Результатом взаимодействия столь разных обычаев в послепетровской России стал сосуд с двухчастной эмблематической композицией, в которой личная гербовая эмблема западного типа уступает права эмблеме-аллегории, дидактически-нравоучительной композиции общечеловеческого плана и соответствующей тематики.
Такие распространенные свадебные стаканы и стопы
Преобладающий свадебный ряд оловянной посуды продолжают более редкие изделия праздничной тематики. Это эмблемы, связанные, возможно, с новосельем — «ДОМЪ МОЙ ЛУТЧЕ ВСЕХЪ» / «СИЕ МНЪ ПРОСЕБЯ», а также просто с праздничным застольем — «ВИНОМЪ РАЗУМЪ ПРИБАВИТСЯ», «ОДНА Я ПИРУЮ». Иногда, с
Несмотря на высокую точность передачи книжных эмблем на олове, резные композиции стоп, стаканов и поставцов — отнюдь не механические их воспроизведения. После выбора сюжета начиналась непосредственная работа резчика с графикой «Символов и Емблемат» снимались детали фона эмблемы, масштабно укрупнялась главенствующая фигура и значащие атрибуты, заострялся ее силуэт. Более сложными были творческие переработки композиционного и изобразительного строя эмблем книги — изобретательные компиляции, сочетание и комбинирование элементов нескольких эмблем. Так, основной любовный символ — сердце, — например, объединялся с персонажами других эмблем, принимая их девиз: с раскинувшим крылья орлом — «ЗНАКЪ СИЛНЫХ» или с четой голубей — «ВЪРНОСТЬ СОЕДИНЯЕТ НАСЪ». Образ эмблемы 400 (разящая бомба) конкрети
Со временем (а период работы над серией превышал два десятилетия) сюжеты под рукой мастера видоизменялись, порой приобретая прямо противоположный смысл. Так, две вонзенные в землю стрелы становятся пучками травы, а упомянутая
Параллельно велась работа над словесной частью эмблемы. Краткие и выразительные девизы привлекали внимание резчика чуть ли не раньше самой графической композиции. Они полностью, с сохранением орфографии и графики букв (выносные «т», сокращения с титлами), переносились на стенки оловянной посуды, однако половина этих книжных надписей сопровождает отнюдь не собственную, а произвольно подобранную резчиком эмблему. Простейшим из способов адаптации книжного текста мастером-декоратором было его сокращение; так же, как из нескольких эмблем книги формировались «эмблематы» на олове, составлены у него и некоторые девизы. В иных случаях изменен порядок слов, в других — книжная формулировка парафразирована. Истинный талант московский резчик продемонстрировал в сочинении новых девизов: «ОДНА ПИРУЮ БЕЗ ПРОЧИХЪ» — для белки (вместо «Без труда не получишься», 207),
«Исправляя» на свой лад тексты книги, сочиняя новые девизы к своим резным композициям, гравер ритмически организует текст подписи эмблемы, превращая его в настоящий моностих, звучно и красноречиво комментирующий изображение. И заимствованные, и ориги
Елена ЕЛЬКОВА
Фото Игоря НАРИЖНОГО.
Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 22 (ноябрь 2004), стр.12