Каждая ткань — живописный шедевр. Который невозможно повторить ни в каком другом материале.
Во второй половине XIX века под натиском российских войск пали Кокандское и Хивинское ханства, в XVI - XVIII веках делившие между собой политическую карту Средней Азии. Хлынувших в Ташкент и Самарканд европейцев поразила необычайная красочность одежд новых подданных русского императора. Администрация Туркестанского генерал-губернаторства занялась изучением национального состава местного населения, его обычаев и ремесел, особенно кустарных промыслов. Это было нужно для насыщения здешнего рынка русскими товарами. Не осталась без внимания и территория Бухарского эмирата, оказавшегося под протекторатом России. Немецкий этнограф Карутц, побывавший во многих странах, писал о Средней Азии того времени: «Большего богатства красок не являет ни одна народная жизнь в мире, более тонкого и выразительного чувства колорита но сравнению с городами Туркестана, особенно с Бухарой». Не то что бы это звучало откровенно. Об этом и раньше путешественники и дипломаты. разными путями проникавшие среднеазиатские ханства.
В дневниках Руи Гонсалеса де Клавихо, в 1403-1406 годах побывавшего в Самарканде при дворе Тимура, содержатся описания рос кошных шатров, где принимались посланники Генриха 111 — короля Кастилии и Леона. В царской орде, писал Клавихо, было около сорока или пятидесяти тысяч шатров, представлявших собой прекрасное w® зрелище. Поразил иноземцев большой шелковый шатер, сделанный так что казался изразцовым. Но одно дело читать об этом — совсем другое увидеть своими глазами, пощупать чудесные шелковые ткани. Они были и остаются самым ярким явлением в неожиданном для мусульманской страны колорите. ел, В конце XIX-начале XX века в Туркестане работали многие русские художники. Вполне понятно, что на них наряды туркестанцев производили самое сильное впечатление. Толпа в праздничных одеждах могла показаться передвижной выставкой самых смелых живописцев. В движении узоры тканей то и дело меняли очертания. В многослойном традиционном костюме сочетались разные ткани. Полосатый халат распахивался при ходьбе, и был виден подбой полы с совершенно другим рисунком. Даже у женщин, под мешковатой паранджой цвета «крыла мухи», то и дело мелькал подол платья из яркого шелка. На улице беспощадное азиатское солнце будто поглощает слишком резкие цвета. Но в уютном свете жилища, где женский костюм, наконец, мог предстать во всей красе, цвета шелков наливались подлинной сочностью. Если стены мехмонхоны, гостевой комнаты, украшались шелковым покрывалом, все остальное меркло рядом с ним, или казалось оторвавшимися от него фрагментами, распавшимися на платья, подушки, одеяла, сложенные в нишах и на сундуках.
Одежда и ткани воспринимались как экзотические приметы местного быта, которые очень достоверно переданы в живописи В.Верещагиным. Наряду с прочими произведениями традиционного искусства шелковые ткани с конца XIX века начинают поступать как в собрания музеев, так и в частные коллекции.
С тех пор ткани и одежда Туркестана заняли достойное и прочное место в этнографических разделах многих музеев мира, в многочисленных частных собраниях. Во второй половине XX века спрос на произведения традиционного искусства определялся тенденциями развития западного антикварного рынка: на первых порах главным объектом коллекционирования были ковры, а затем важное место приобрели и собрания среднеазиатских шелковых и полушелковых тканей — икатов. Секрет их красоты заключается в окрашивании так называемым способом резервирования нитей основы.
Благодаря своеобразному «размытому» рисунку за туркестанскими икатами в нашей литературе закрепляется название «абровые ткани» (от персидского «абр» — облако). Абровые ткани сейчас стоят в одном ряду с другими произведениями мирового искусства. Уже не эпизодически, а целенаправленно начали формировать коллекции икатов, устраивать выставки, готовить публикации, глубже изучать самый интересный вид шелкоткачества. Среди кол
лекционеров икаты оцениваются очень высоко, из года в год их стоимость возрастает. В Стамбуле цена отдельных экземпляров может колебаться от 200 до 3-4 тысяч долларов за предмет. На нашем антикварном рынке цены ненамного ниже. Причем в отличие от ковров, икаты на антикварном рынке появляются реже.
Некоторые полагают, что сегодня вряд ли стоит ожидать обнародования новых значительных коллекций: все, что можно было вытащить на свет божий, уже давно известно и находится или в музеях, или у частных коллекционеров на Западе. Это не совсем так. Свидетельство тому — появление еще одной первоклассной коллекции и катов. В начале сентября в Музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина в залах Отдела частных коллекций будет представлено около ста вещей из этого собрания. Большинство из них относится к XIX веку — периоду расцвета шелкоткачества, и выполнено из тканей, окрашенных натуральными красителями. Однако в коллекции есть отдельные экземпляры, которые можно отнести и к более раннему времени — второй половине XVIII века, и к началу XX века — закату традиционного текстильного искусства.
Икаты только издалека могут казаться похожими. При ближайшем рассмотрении понимаешь, что у них мало общего. Во-первых, нет ни одной повторяющейся вещи. Но и это не самое главное.
Коллекция, как и любое другое произведение, созданное творческой личностью, несет ее отпечаток. В этом смысле настоящая коллекция собрана не «посторонним» человеком, относящимся к вещам, как к чему- то экзотическому, пользующемуся спросом на антикварном рынке. В эту коллекцию вложена душа. Она принадлежит человеку, знающему и любящему эти вещи так, словно они достались ему в наследство. Коллекция формировалась без спешки и суеты, с глубоким знанием предмета, вещи тщательно отбирались на протяжении почти четверти века. Она наглядно демонстрирует достоинства частного коллекционирования — мобильность, возможность целеустремленно формировать собрание, быстро избавляться от вещей, оказавшихся лишними, потому что появились более ценные экземпляры, жертвовать одними предметами ради других, не превращая коллекцию в своего рода склад забытых вещей. Сегодня можно с полной уверенностью сказать, что коллекция состоялась.
Само слово «икат», принятое в западной литературе для обозначения как тканей, так и способа их орнаментирования, не имеет никакого отношения к Средней Азии. Оно происходит от малайско-индонезийского глагола «менгикат» — обвязывать. Ведь главная особенность икатов — резервирование основы путем обвязывания. Икат — техника трудоемкая и кропотливая, требующая высокого развития ткацкого ремесла. Несмотря на это, икат вряд ли назовешь уникальным изобретением, характерным исключительно для одного- единственного региона. С этой техникой знакомы в разных областях Китая, Японии, Юго-Восточной Азии, Ирана, Йемена, Индии. До сих пор не удалось найти ответ — где же возник этот удивительный способ нанесения рисунка на ткань. Одни считают, что это произошло в южном Китае. Другие отдают предпочтение Индии, где в буддийских пещерных храмах Аджанты икаты запечатлены в монументальных росписях V-VII веков.
Парадокс заключается еще и в том, что в Средней Азии, где в XVIII — XIX веках культура изготовления икатов получила исключительное развитие, до сих пор не смогли обнаружить более ранние образцы. Те же старинные икаты, которые были найдены в других регионах, к примеру, в Китае или Индии, не похожи на среднеазиатские.
Конечно, то, что пока не найдены образцы тканей или изображения, еще не означает, что их не существовало до XVIII века. Если с этой позиции подходить к позднему искусству Средней Азии, то не только икаты останутся без истории. Где вышитые покрывала-сузани и украшения XV-XVII веков, которые позже стали распространенными образцами материальной культуры Туркестана? В истории декоративно-прикладного искусства этого региона до сих пор существуют большие пробелы.
Впрочем недостаточно изучены и поздние икаты, входящие в частные и музейные собрания. Без проведения технической экспертизы невозможно с большой достоверностью выделить самые старые вещи, относящиеся к XVIII веку. Исследователи, убежденные в почтенном возрасте среднеазиатских икатов, попытались найти хоть какой-нибудь намек в старинных документах, подтверждавший существование абровых тканей до XVIII века. Среднеазиатские средневековые источники говорят лишь о бытовании однотонных и узорных шелков, но не поясняют, каким образом ткани были орнаментированы. Так же дело обстоит и с европейскими и русскими источниками.
В XVI-XVI1 веках Россия уже торговала с Персией и Бухарой, откуда ввозила бумажные ткани, шелк-сырец, и, в меньшей степени, шелковые ткани. Богатые одежды и шелка чаще присылались в качестве посольских даров. Среди бухарских и персидских тканей, попадавших в Россию, встречаются «алача», «дороги», «камка», но опять же не упоминаются названия, которые удалось бы совершенно определенно связать с поздними терминами, обозначающими абровые ткани.
Таким образом, сегодня продолжают существовать две версии появления иката в Средней Азии. Одна настаивает на позднем происхождении, относя его к XVIII веку. Внимание исследователей икатов привлекает переселение в Бухару из Мерва большой группы «ирани» после захвата города в 1785 году первым правителем мангытской династии. Полагают, что среди переселенцев было много ткачей, владевших секретами производства шелковых тканей. Во всяком случае, некоторые бухарские ткачи вспоминали о предках из Мерва. Правда, это не объясняет высокое развитие производства икатов в других городах. К тому же Бухара, по сравнению с другими регионами, к началу XX века не выглядит ведущим центром.
По другой версии, на которой настаивают такие знатоки культуры Туркестана, как С.Махкамова и О.Сухарева, техника иката существовала значительно раньше.
Центрами производства аб- Крг ровых тканей в XIX веке были города Ферганской долины, а также Бухара, Хива, Карши, Шах, Китаб, расположенные на территории современного Узбекистана. Появление икатов в Средней Азии выглядит вполне закономерным процессом. В этом регионе, лежащем на Великом шелковом пути, существовали древние традиции шелководства и производства шелковых тканей.
Сначала местные мастера научились делать ткани из китайского сырья. Однако во II веке н.э. в Западном Туркестане уже существовало свое шелководство. К XVIII веку — рубежу, с которого начинается реальная история среднеазиатских икатов, на местной почве получили развитие самые разнообразные текстильные ремесла. Здесь, при желании, можно обнаружить отдельные технические и орнаментальные приемы, характерные для способа изготовления икатов. Поэтому с большей долей вероятности можно утверждать, что становление техники иката могло произойти именно в период раннего средневековья. В это время еще велась торговля вдоль Великого шелкового пути, более оживленная, чем в позднее время. В X —XI веках ткачи Мавераннахра умели делать не только однотонные, но и узорные шелка. Одно пока непонятно: каким способом они наносили рисунок. Были ли это полосатые ткани, набойки или парча?
Возможно, до XVIII века техника изготовления икатов в Средней Азии имела ограниченный характер распространения, потому и осталась незамеченной историческими источниками. Быть может, икаты являлись разновидностью алачи или камки, тканей, оставивших след в русских документах. Первоначально они изготавливались только в одном районе, например, где-нибудь в Фергане или в Восточном Туркестане. О том, что отдельные города и области специализировались на определенных видах текстильных изделий, хорошо известно исследователям средневековой культуры Мавераннахра. А.Якубовский писал: «Почти каждый город славился выделкой той или иной хлопчатобумажной, шелковой, а иногда и шерстяной ткани». Р.Мукминова отмечала, что Самарканд в XVI веке отличался изготовлением превосходного вишнево-красного бархата, а Бухара славилась полосатой алачой. Некоторые селения назывались в соответствии с основным занятием жителей. Например, в документах XVI века встречается название «Алачабафан». Иногда ткань получала известность по названию места, где она производилась.
В том виде, в котором предстало производство икатов уже в XIX веке, оно никак не производит впечатления недавно возникшего ремесла. Большое разнообразие локальных вариантов, развитая орнаментальная система, хорошо налаженная специализация мастерских и ремесленников разных профессий — все это опровергает гипотезу о зарождении икатов лишь в XVIII веке. К началу XX века под натиском фабричных товаров, доставлявшихся из России, начинают появляться признаки вырождения местного производства кустарных тканей.
Первым описанием техники иката мы обязаны чиновнику Оренбургской таможни Г.Генсу, который в первой трети XIX века в своих записках изложил, каким образом делались ткани «адряс» и «подшои», вывозившиеся из Бухары. По его словам, мастера перевязывали моток шелка как можно туже в нескольких местах крепкими нитками, в зависимости от того, сколько цветов хотели дать шелку, и сообразно с узором ткани. Перевязав моток, клали его в первую краску. Места, не перевязанные, принимали краску, а перевязанные оставались белыми. Потом развязывали одну белую часть, а крашенный конец перевязывали и клали шелк в новую краску. Шелк, таким образом окрашенный, употреблялся на основу для полушелковых тканей. Ее располагали так искусно, что составлялись волнистые узоры. Яснее таможенника не скажешь.
Обычно из связок окрашенных нитей составлялись разные рисунки тканей путем переворачивания или смещения уже в процессе снования основы, иногда встречаются старинные ткани, на которых рисунок размечался на специально подготовленной основе.
Из абровых тканей шили праздничную дорогую одежду — мужские легкие халаты яктак, стеганные чапаны, женские платья курта, халаты мунисак или калтача. Паранджа, сшитая из скромной серой ткани, изнутри отделывалась полосой нарядного адрас Еще из адрасов делали одеяла, подушки, скатерти, украшавшие дом. Оставшиеся после шитья лоскуты бережно собирали для лоскутного одеяла, покрывала на колыбель или детской вещицы, которая, как полагали, должна уберечь от болезней или помочь выздоровлению.
Вообще одежда в традиционной культуре любого народа имела совершенно особое значение. Халат из дорогой ткани здесь всегда считался не только необходимой частью костюма, но и свидетельством благосостояния и высокого социального положения.
Хорошим подарком был не только халат, но и отрез дорогой ткани. Поэтому всегда, когда пытаешься определить возраст той или они вещи, приходит мысль: а как долго лежал в сундуке адрас, из которого наконец-то удосужились сшить новый халат — 10, 50 лет, а может быть, и дольше? Особенно, если припомнить обычай, по которому невеста получала в приданое столько одежды, что ее должно было хватить на всю жизнь.
Коллекция, которую мы скоро сможем увидеть на выставке в Музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина, дает возмож ность познакомиться с самыми разнообразными рисунками шелковых и полушелковых тканей, а также изучить любопытные детали, вызванные к жизни традиционными верованиями. Многие халаты подмышками имеют треугольные вставки. Там же на стыках швов можно заметить вышитые кружочки или просто несколько стежков, сделанных выделяющейся по цвету ниткой. Хорошо известно о магическом значении вышитой тесьмы, пришитой к вороту платья или кромке халата. Но кроме разнообразной, порой превосходной тесьмы, на самой кромке у халатов часто встречаются несколько торчащих нитей, которые, при ближайшем рассмот- рении, оказываются специально завязанными узелком.
На одном из халатов сзади на вороте пришит кусочек красного шелка. Все это не случайные оплошности швеи, а специальные магические обереги, предохраняющие от сглаза и злых духов.
Как только речь заходит о среднеазиатских икатах, сразу же вспоминают старую сказку про ткача, которому наскучило делать одни и те же ткани. Он придумал новые рисунки, повторяя очертания облаков, отразившихся в воде. По другой версии, ткач пролил масло для светильника в водоем и в радужных кругах разглядел необычные формы узоров. В XIX веке орнаментация абровых тканей далеко отошла от своих примитивных истоков. Рисовальщики освоили богатый орнаментальный язык традиционного искусства узбеков и таджиков, в котором «звучали» загадочные мотивы, порожденные земледельческой культурой плодородных оазисов, но слышались и звуки степного мира, где каждое живое существо превращалось в символический узор вышивок и тканей.
Когда смотришь на абровые ткани, удивляет не разнообразие и выразительность узоров, а поразительная живописность всего рисунка. Любой лоскут старого адраса будет выглядеть как полотно, написанное мастером-колористом. Эффект абрового крашения, когда узоры словно «не в фокусе», случайное совмещение пятен, радужные ореолы и темные, вибрирующие контуры узоров — все это создает восхитительную иллюзию движения цвета. Каждая ткань — живописный шедевр, который невозможно повторить ни в каком другом материале — сразу исчезнет глубинное мерцание шелка, переливы муара, едва уловимые пульсирующие цветовые переходы, померкнет богатая палитра, сотканная бесчисленным множеством блестящих нитей. Не такие ли шелка, напоминающие изразцы, видел Клавихо в шатрах Тимура?
Сегодня среднеазиатские икаты приобрели огромную популярность не только среди коллекционеров, но и среди модельеров и дизайнеров, которые пытаются в старом традиционном искусстве Востока найти оригинальные формы, материалы и образы для оживления модной одежды и современного интерьера.
Екатерина ЕРМАКОВА
Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования» № 2 (2) июль-август 2002 стр.113