Художнику-графику Сергею Лодыгину удивительно не повезло с посмертной известностью. Немного опоздав к началу Серебряного века, он быстро наверстал упущенное, добился успеха, прославился как модный петербургский иллюстратор.
Потеряв в Петрограде работу после Октябрьского переворота, оказался в центре художественных и театральных экспериментов послереволюционной российской провинции. В 20—40-х годах вновь был востребован как журнальный и книжный график, уже в новой столице. Не избежав ни профессиональных взлетов, ни оформительской поденщины, мастер модерна и советского ардеко умер в високосном 1948 году.
А «дальше — тишина...». Лодыгин надолго исчезает из истории искусства. Упоминания о нем редки и сопровождаются ошибками. Разночтения в написании фамилии — то «Лодыгин», то «Ладыгин» — создают путаницу в каталогах и справочных аппаратах тех немногочисленных изданий, в которых художник все-таки упоминается. Сергею Лодыгину приписывают два разных отчества: Петрович и Павлович. Постоянно расходятся сведения о датах рождения и смерти. Если для первой погрешность составляет год, то разброс дат предполагаемой кончины — более десятилетия. В единственном некрологе художнику добавлено 6 лет в возрасте. Встречаются неточности или просто выдумки о происхождении и сексуальной ориентации художника.
В сохранившихся документах в графе об образовании художника чаще всего фигурирует Боголюбовское рисовальное училище, в то время как Петербургский Институт гражданских инженеров, где Лодыгин проучился несколько лет, не упоминается. Ему приписываются чужие произведения и места работы, а наиболее интересные подлинные — замалчиваются. Проиллюстрировавший массу рассказов, стихов и статей самых разных авторов, Сергей Лодыгин практически не упоминается в литературных мемуарах; а те, кто пишет о нем, называют его мельком1, путают с кем-то другим2, порой подают в заведомо вымышленном и искаженном контексте3. Не помнят о нем ни Ростов-на-Дону, где он совсем позабыт, несмотря на активную театрально-декорационную работу в начале 20-х, ни Саратов, где в обширном анализе местного «культурного взрыва» 1910—1930-х годов фигура Лодыгина занимает минимальное место4.
Но время работает на художника. Причины, побудившие авторов статьи обратиться к его жизни и творчеству, двояки. Во-первых, стремление заполнить еще одно «белое пятно» в панораме художественной жизни Саратова, авторам не безразличного. Во-вторых, давно назревшая необходимость обратить внимание на поколение художниковграфиков, сформировавшихся накануне первой мировой войны, и до сих пор недостаточно исследованных или вовсе неизученных.
В последние годы картина начинает меняться. Возвращаются забытые имена художников, связанных с Саратовом: А. Арапов (Алексей-Поль), Н. Загреков, Н. Симон. Преодолевается «достаточно пренебрежительное» до недавнего времени отношение к графике символизма вне круга «Мира искусства». «Потерянные» художники начала XX века, О. Амосова, Н. Герардов, В. Масютин и другие, обретают биографии, выставки, каталоги-альбомы. Не за горами преодоление того, что «творчество таких графиков, как Мисс, В. Дриттенпрейс или С. Лодыгин, оказалось совершенно (и, как представляется, незаслуженно) забытым»5.
На пересечении этих тенденций и родилось данное исследование. Начав с двух противоположных концов, один — с происхождения художника и документов саратовских архивов, другой — с кончины и московских источников, авторы нашли достаточно много материалов, позволяющих выстроить, пусть и пунктирно, жизненный путь нашего героя.
28 января 1892 года в уездном городе Аткарске Саратовской губернии, на улице Дворянской, в собственном деревянном доме коллежского секретаря Петра Лодыгина родился мальчик. 6 февраля он был крещен в МихайлоАрхангельской церкви и наречен Сергеем. Отец — Петр Сергеевич, сын штабс-капитана Сергея Петровича Лодыгина (полного тезки художника), прослужил во флоте от матроса до унтер-офицера — старшим писарем флотского экипажа6. После увольнения в запас — письмоводитель канцелярии аткарского уездного предводителя дворянства, помощник секретаря съезда Мировых судей Аткарского округа, член Городской думы Аткарска7. Принадлежал к потомственному дворянству Тамбовской губернии, а после двадцати лет проживания в Саратовской губернии был приписан к саратовскому дворянству. Мать — Виктория Алексеевна, из дворян, дочь губернского секретаря Алексея Петровича Карпова, владелица части родового имения в Аткарском уезде. Старшие сестры: Софья (род. 7.07.1884), в начале 1920-х — заведующая диапозитивной мастерской Саратовского Педагогического музея8, и Варвара (род. 1.03.1887), воспитанница Саратовского Мариинского института благородных девиц9.
Лодыгины (Ладыгины) — старинный дворянский род. У знаменитого изобретателя лампы накаливания А. Лодыгина10 и художника С. Лодыгина общий предок — прапорщик Наваринского полка Николай Иванович Лодыгин (прадед первого и прапрадед второго). Художник — троюродный племянник электротехника, сын его троюродного брата, проще говоря, кузен.
В августе 1901 года Сергей Лодыгин поступил в Саратовское Александро-Мариинское реальное училище11. Учившийся там одновременно будущий член группы «13» В. Милашевский пересказывает отзыв преподавателясловесника: «За двадцать лет моего преподавания я не встречал ученика более талантливого, чем Сергей Лодыгин. Его домашние сочинения за пределами и нормами «ученика 6-го класса» — это молодой писатель, молодой мыслитель, словом — это молодой Грибоедов»12. Из воспоминаний В. Милашевского узнаём о частных уроках рисования, которые юные реалисты брали у А. Никулина, преподавателя Боголюбовского рисовального училища13.
Сергей окончил полный курс Александро-Мариинского училища (6 июня 1909 г. с отличными оценками по русскому языку, закону Божьему, рисованию и черчению14) и «курс дополнительного класса»15 Боголюбовского рисовального училища. В 1910 году он отправился в Петербург учиться в Институте гражданских инженеров со стипендией Саратовского дворянского собрания16. Институт готовил специалистов в области архитектуры и гражданского строительства и славился высоким уровнем образования, включавшим архитектурное проектирование и черчение, рисунок, отмывку тушью, акварельную живопись. В институте Лодыгин проучился три года, включая неполный 1912/13 учебный год17. Необходимость работать, чтобы поддерживать саратовскую родню и оплачивать учебу в институте (Лодыгин рисует, чертит и преподает рисунок), переутомление и болезнь привели к академической задолженности и задержке платы за обучение, и Сергей вынужден был в мае 1913 года покинуть институт18, предпочтя архитектуре иллюстрацию и шрифт. Работать как художник-график он начал в 1909-м19. Правда, сам художник называл годом начала работы в петербургских журналах 1910-й20 или даже 1912-й: «С 1912 по 18 гг. работал иллюстрации во всех периодических изданиях»21. Преувеличение, но небольшое. Очень быстро рисунки молодого художника стали привычными в «Аргусе», «Журнале для хозяек», «Лукоморье», «Ниве», «Огоньке», «Солнце России», «Столице и усадьбе»...
Изначально графическая техника Лодыгина лежит в русле общей традиции журнальной иллюстрации того времени и схожа с манерой О. Амосовой, И. Гранди, В. Сварога: черно-белые полутоновые рисунки, динамично, в острых ракурсах подчеркивающие яркие, ключевые
Профессиональные, а затем и дружеские отношения (видимо, с 1913 г.) надолго связали художника с известным репортером и издателем Василием Регининым, редактором журнала «Аргус». На одном из рисунков Лодыгина на полях — комментарий26: «Многоуважаемый Георгий Степанович27. Весьма рекомендую для следующего № «Аргуса» сию обложку. По плакатности — совершенна! Как вот только отнесутся члены Правления. Автор обложки — Лодыгин. Сезонная, осенняя. Ваш Вас. Регинин». В № 6 «Аргуса» за 1915 год была опубликована сказка А. Ремизова «Царь Нарбек» с иллюстрациями Лодыгина, причем выбор текста для публикации был сделан самим художником. 25 октября 1915 года Регинин сообщал Ремизову: «Художник отдал предпочтение для иллюстраций первой сказке»28. Для № 12 за тот же год Лодыгин сделал иллюстрации к новелле Л. Андреева «Рогоносцы». А рассказ «Чемоданов» для «Огонька» (№ 1, 3 января 1916 г.) был проиллюстрирован, по согласованию с автором: Андреев дал художнику советы, как лучше изобразить героев рассказа29.
С января 1914 года, параллельно с работой в «Аргусе», Лодыгин — в списке-анонсе авторов, готовых работать в наступающем году в другом быстро ставшем знаменитым журнале — еженедельнике «Лукоморье». Как художник избежал фронта с началом войны, мы не знаем. По свидетельству конферансье и режиссера А. Алексеева, знавшего всех сотрудников «Аргуса», людская убыль во «фронтовой мясорубке» была столь велика, что заставляла власти «придирчиво пересматривать списки освобожденных и негодных»30. Но Лодыгин продолжает работать.
Эффектны полосные иллюстрации в стиле модерн в журнале «Столица и усадьба» за 1916—1917 годы. Сохранились отзывы о «сказочной пышности, богатстве и очаровательности» шестидесяти его иллюстраций к «Суламифи» А. Куприна, выполненных для издателя Амосова31. А самая известная работа художника тех лет — популярная среди филокартистов серия из 10-ти «эротических» открыток, напечатанных в две краски. В 9-ти из них, разбитых по трое, черный цвет дополняется зеленым, красным или фиолетовым, в десятой — желтым. На каждой — ню «в фантастически-экзотическом антураже — со змеями, бабочками, орхидеями, пантерами»32. Открытые письма вышли под эгидой издательства «Художественная Открытка» — с товарным знаком, нарисованным самим Лодыгиным, и адресом: Петроград, Демидов переулок,33.
Начиная с 1916 года Лодыгин «работал декоратором театров»34. После февральской революции опубликовал в «Огоньке» рисунки на злободневные социально-политические темы35. Наиболее ярко общественные настроения он передал на обложке 42-го номера от 29 октября 1917 года, прямо по горячим следам переворота воплотив «новые образы «настоящего»: над городом, в черном вихре, мчится стая воронов, на одном из которых восседает сама Смерть и трубит в трубу»36.
В Петрограде останавливаются издания, начинается голод, идут аресты. Лодыгин, откровенно «высказавшись» во вскоре закрывшемся «Огоньке», рискует испытать и то, и другое. Как и многие уроженцы провинции, он решает исчезнуть из столицы и, несмотря на ограничения выезда, возвращается в Саратов. Город его юности переполнен талантами: писатели Б. Пильняк, Л. Гумилевский, А. Скалдин, лингвист и литературовед В. Жирмунский, философ С. Франк, режиссер А. Роом. Но революция бушует и в Поволжье. Голод и аресты угрожают и здесь. Защитная реакция публики на перемены и угрозы — спрос на все новое: учебу и развлечения. Лодыгин подвизается и там, и там. Он преподает графику в Саратовской Центральной Студии — так громко, в духе времени, стала именоваться студия Ф. Корнеева (1918 г.).
Остались в хронике художественной жизни Саратова два вечера отдыха, организованные профсоюзом художников: 8 и 9 февраля 1919 года. Зал консерватории оформляли В. Юстицкий и Н. Симон, фойе — «график-модернист» С. Лодыгин 37 Он же был автором костюмов для балета на музыку Л. Цеге «Танцы красок», в котором участвовали профессиональные актеры и актеры-любители, изображавшие «Зеленый», «Желтый», «Красный», «Белый», «Оранжевый», «Фиолетовый», «Голубой». В Саратове дислоцируется штаб Юго-восточного (с января 1920 г. — Кавказского) фронта Красной армии. Армии требуются художники, и А. Кравченко, назначенный А. Луначарским в Саратов для работы в губернской коллегии Отдела изобразительных искусств Наркомпроса (ИЗО), создает при штабе агитационно-плакатную мастерскую, привлекая туда молодежь38. В 1920-м совместно с А. Кравченко Лодыгин выпускает «превосходные» литографические портреты Ленина и Троцкого, работает в политотделе Запасной армии и мастерской графических работ армии Кавказского фронта, выполняет «вдвоем с другим художником в течение года с небольшим до 5.000 графических рисунков для Народного словаря, намеченного к изданию Крайсоюзом»39. Художник декорирует митинги и (совместно с В. Юстицким и Н. Симоном) агитпоезд политотдела Рязано-Уральской железной дороги40, делает портреты, знамена, плакаты. «Едва просохшие листы отправлялись прямо на фронт»41. И не только «листы», но и их мобилизованные авторы.
В 1919 году у Лодыгина уже «собственная мастерская графики» в 10-й армии. И когда штаб армий Кавказского фронта с политотделом Запасной армии и графической мастерской перемещается в Ростов-на-Дону (апрель 1920- го — май 1921 г.), там оказывается и Лодыгин. Он поступает в Театр интермедий А. Сорина, актера провинциальной драмы и режиссера сатирически-комедийного направления; работает декоратором праздников и митингов, спектаклей других ростовских и деревенских театров42.
Оперный режиссер Н. Боголюбов, приглашенный в Ростов-на-Дону в театр Политотдела фронта, оставил воспоминания о работе с Лодыгиным над опереттами. В «Розе Стамбула» Лео Фалля «талантливому художнику» было поручено «нарисовать на стене фреску — дама и кавалер танцуют какое-то замысловатое танго». Фреска была написана на тюле, позади него исполнялся танец. Когда фигуры танцоров освещались, «казалось, фреска оживала». Для «Прекрасной Елены» Жака Оффенбаха «талантливый и высококультурный петроградский художник Ладыгин, — продолжает Н. Боголюбов, — очутившийся, как и мы, на мели в Ростове, улыбаясь... принялмои режиссерские мысли. Он создал лаконические декорации, поражавшие изяществом своих форм. И все это было сделано из бумаги!.. Все декорации и обстановка были выполнены в черных, как на греческих краснофигурных вазах, тонах и только кое-где был применен цвет терракоты». Особо отмечает режиссер костюмы актеров, декорацию ресторана огромного небоскреба и бутафорский самолет-аэроплан в третьем акте, когда действие было перенесено в современность43. Получив, пусть и неоконченное, образование инженера, Лодыгин знал и любил современную архитектуру и технику, был мастер в их изображении.
В Ростове пересекались дороги художников, писателей, актеров и режиссеров из самых разных мест. Помимо театра «Скоморох» и опереточной труппы славились театры: дома Политпросвещения (режиссер — недавно покинувший Саратов Д. Бассалыго), «Гротеск», возглавлявшийся знакомым Лодыгина еще по Петрограду А. Алексеевым, и «Театральная мастерская»44, где Лодыгин оформил спектакль по пьесе А. Ремизова «Иуда — принц Искариотский» (режиссер А. Надеждин). В «Театральной мастерской», кроме Лодыгина, работали художники А. Арапов, М. Сарьян, Д. Федоров, играли знаменитые в будущем актеры А. Костомолоцкий, Г. Тусузов, Р. Холодов, Г. Холодова (Халайджиева), драматург Е. Шварц, упоминающий Лодыгина в дневниках45, А. Литвак, позднее американский кинорежиссер, и другие.
«Тяжело тогда было в Ростове — никакие миллионы или «лимоны», как их называли, не помогали»46, «...театр давал... крошечную зарплату, право обедать в столовой Рабис и... хлеб»47. Многие хотели уехать, а «Театральной мастерской» это удалось — благодаря хлопотам поэта Н. Гумилева, в 1921-м увидевшего в Ростове спектакль, поставленный по его драматической поэме «Гондла», и пригласившего театр в Петроград. По злой иронии судьбы, когда «Мастерская» туда добралась, поэта уже расстреляли.
В поезде, в котором покидала Ростов «Театральная мастерская», «в высоких, метра в полтора, бидонах плескалось подсолнечное масло — весь капитал театра. Деньги падали каждый день, и поэтому заказаны были специальные бидоны и все, что... причиталось, обращено в масло. Бидоны подтекали... но знатоки утешали, утверждали, что это неизбежно»48. С этой или другой оказией удалось Лодыгину исчезнуть из Ростова, не знаем, но с 1922 года художник — в Москве.
Много старых знакомых работали здесь в небольших эстрадных театрах, рожденных нэпом: А. Алексеев, О. Амосова, А. Кошевский, Г. Тусузов и другие. Присоединяется к их числу и Лодыгин, недолго, по 1923-й год, работая «декоратором театров»49. Если судить по его сохранившемуся эскизу, как тогда говорили, «фабричной марки» театра-кабаре «Нерыдай»50, некоторое время он был связан с этим театром, основанным комическим актером и режиссером А. Кошевским. В кабаре «Нерыдай» бывал весь цвет артистической, художественной и литературной Москвы: В. Ардов, С. Есенин, В. Маяковский, В. Шершеневич, Н. Эрдман. В представлениях участвовали М. Гаркави, М. Жаров, Рина Зеленая, И. Ильинский, Г. Тусузов.
В 1923 году Лодыгин вступает в Ассоциацию художников революционной России (АХРР)51, возобновляет контакты с кругом В. Регинина. Помимо театров работу художнику начинают давать возрождающиеся с началом нэпа издательства.
Освоение «левых течений», оригинальные приемы, «мерцающий своими ритмическими утолщениями штрих, мастерское использование пунктира», опыт плакатноагитационной работы, свежие воспоминания о революции и фронте находят воплощение в новом стилевом подходе художника к иллюстрации. Наиболее показательные работы Лодыгина в книжном дизайне тех лет: «Своими руками» Л. Гумилевского (М.: Госиздат, 1925), «Десять дней, которые потрясли мир» Джона Рида (М.: ЗИФ, 1928. Не путать с работой С. Чехонина для другого издания той же книги), «Красные дьяволята» П. Бляхина (М.: ЗИФ, 1928). Оформление последней из названных книг — одно из высших достижений художника. Увеличенный формат, плотная бумага, заставки и виньетки, большие штриховые иллюстрации, иногда распашные, на весь разворот — все это, наряду с увлекательным текстом и актуальной темой недавней Гражданской войны, сделало книгу настолько востребованной, что у М. Шолохова, например, подаренный ему экземпляр был украден «так быстро», что тот «и рисунки не успел посмотреть»55.
Издательство, с которым Лодыгин преимущественно сотрудничает, — знаменитое акционерное общество «Земля и фабрика», основанное поэтом, прозаиком и критиком В. Нарбутом. Для «ЗИФ» в 1928 году Лодыгин оформил Библиотеку исторических романов (приложение к журналу «30 дней») — книги В. Гюго, В. Джованьоли, А. Дюма, Э. Золя, Н. Костомарова, И. Лажечникова, М. Твена, П. Мериме, Э. Синклера, В. Скотта, Г. Флобера, А. Франса, Г. Хаггарда, Г. Эберса и других. Помимо книг, ЗИФ выпускало несколько журналов. Особо популярны были приключенческий «Всемирный следопыт» и упомянутый ежемесячник «30 дней», главное издание журнального бума эпохи. В обоих активное участие принимал Лодыгин.
Редактором «Всемирного следопыта» до 1931 года был В. Попов, издатель и популяризатор научной фантастики в конце 20-х — «золотой век» жанра в СССР. В «эпоху» Попова с журналом сотрудничали ведущие авторы и замечательные художники: В. Ватагин, В. Голицын, А. Шпир и другие. С 1927 года «Всемирный следопыт» стал сопровождаться приложением «Вокруг света», заимствовавшим дореволюционное название. По работе Лодыгина 20-х годов во «Всемирном следопыте» и «Вокруг света» (иллюстрации к рассказам А. Беляева, С. Григорьева, Э. Миндлина, А. Платонова), продолженной позже в журнальной и книжной графике 1930—1940-х годов, видно, что Сергей Лодыгин — один из лучших в то время отечественных иллюстраторов фантастики. Яркие образы, динамика, оригинальная техника рисунка, уверенная штриховка, четкость и контрастность изображений, обеспечивающие их адекватное, без потерь, воспроизведение при печати, говорят о таланте, мастерстве, увлеченности и большом полиграфическом опыте автора. В. Милашевский так передает прямую речь Лодыгина, рассказывающего о своих иллюстрациях фантастики: «Работа есть... ее много и, знаешь, больше, чем это нужно художнику! Ты знаешь, мне повезло! Темы изумительные, я очень увлекаюсь»56.
Параллельно Лодыгин работает в основанном В. Нарбутом и В. Регининым журнале «30 дней», одном из самых интересных периодических изданий 1920-х, вокруг которого группировались и известные авторы, и талантливая литературная молодежь. Сохранился выполненный Лодыгиным для предоставления в редколлегию издательства «Гудок» предварительный макет первого номера журнала: обоснование идеи, эскиз обложки, иллюстрации в тексте, подписанные художником, перечень задуманных публикаций57.
Современники оценили не только тексты, но и дизайн журнала: он «был прекрасно оформлен»58 и показал, что «можно соединить высокое литературное содержание и авторитет с приятной внешностью» (М. Кольцов), «внешность журнала — образцовая» («Журналист», 1925, № 6-7), журнал «богато иллюстрирован и, главное, что хотелось бы отметить, с большим вкусом сверстан» («Правда», № 173, 3104)59. В. Шкловский назвал журнал «30 дней» «виртуозным делом»60. Имя Лодыгина — в выходных данных целого ряда номеров журнала, художник не только делал отдельные обложки, иллюстрации, виньетки, заставки, буквицы и заголовки, но выполнял ответственную роль в формировании визуального облика журнала, вел переговоры с художниками. А ведь в журнале «в числе иллюстраторов были лучшие художники»61 того времени: Ю. Ганф, A. Дейнека, В. Денисовский, Б. Ефимов, Д. Кардовский, B. Квиринг, Г. Клуцис, В. Козлинский, Д. Моор, Б. Нечаев, Ю. Пименов, А. Радаков, А. Родченко, К. Ротов, В. Сварог, Б. Титов.
Журнал «30 дней» неоднократно переживал трудные времена. Например, в 1928-м, когда В. Нарбут был исключен из партии и уволен со всех руководящих постов. Письмо Лодыгина62 Регинину, видимо, относится именно к такому тяжелому периоду форфография и пунктуация сохранены). «Милый Василий Александрович! Пусть рука моя с карандашом, дрожащим от избытка чувств, прольет бальзам на вашу свежую рану:
1) Конечно не приезжайте до конца отпуска, купайтесь отдыхайте и все прочее. Выпуск дипломатично затянем. По ходу дела лучше сумеете разобраться в причинах. «30 дней» конечно не погибнет и не должен. Никаких компрометирующих объявлений не будет. Словом ложных шагов не сделаем. Короче говоря не волнуйтесь.
2) Ваботу вели и ведем обычным порядком и темпом. О деталях уже упоминают ребята. Аля номера не хватает только головы и хвоста и над ними уже начинаем возится.
3) С художниками сначала немного туговато пришлось, все бандиты поразъехалисъ. Теперь уловили и заказали. Аля Техта работал Тетманский (рисунки уже сделаны.) (достоинство удовлетворительное исключительностью и оригинальностью не поражают — скромны). Всеволод Иванов у Черемных ждем на днях. Вероятно постарается. Вообще пусть Вас не оставляет спокойная уверенность, что по возвращении ни трупов ни обгорелых обломков «30 дней».
Страшно рад был бы написать еще несколько дружеских теплых слов но Нюма стоит над душой и боится опоздать отправить письма поэтому кончаю самым
С увольнением Нарбута трудности не прекратились. В 30-е годы покидает журнал В. Регинин, а затем и Лодыгин. Какое-то время он участвует в издании ведомственного журнала Трактороцентра «На стройке МТС». А с июля 1933 года уже до самой смерти сотрудничает с журналом «Техника — молодежи» издательства «Молодая гвардия».
Со своим архитектурно-инженерным образованием, сложившимся графическим стилем, сочетающим черты модерна и авангарда (по сути дела, тем, что составляет стиль ар-деко, и особенно его техноцентрическое направление — искусство «века машин»), навыками научнофантастической иллюстрации, огромным опытом журнальной, книжной, редакционной работы, талантом и работоспособностью Лодыгин оказывается настоящей находкой для нового журнала.
В «Технике — молодежи» — свои мастера: внук И.К. Айвазовского, летчик-ас Первой мировой войны К. Арцеулов, конструктивист В. Стенберг, В. Брискин, А. Кокорин, Л. Смехов (дядя актера В. Смехова), В. Щеглов (до этого один из художников журнала «Всемирный следопыт»), но Лодыгин среди них не затерялся. Многие его обложки, шрифтовые композиции и иллюстрации, особенно те, в которых присутствуют футуристические здания и техника,
В годы войны Лодыгин остается в Москве. В 1943-м вступает в графическую секцию Московского отделения Союза советских художников64. Сохранилось его заявление о приеме65, из которого узнаём подробности: о работе в бюро печати при музее Охраны материнства и младенчества66, Воениздате и участии на выставках АХР, общества «Жар-Цвет», на выставках за рубежом.
Действительно, Лодыгин был экспонентом немногих, но значительных художественных выставок. И судя по работам, упомянутым в каталогах 67, 68, во второй половине 1920-х годов он занимался не только иллюстрациями, но делал и станковые вещи. Затем принимал участие на зарубежных выставках советского искусства в Берлине (1930 г.), Кенигсберге (1932 г.), Нью-Йорке (1933 г.) и Лондоне (1934 г.), показывая плакаты69. Известно не менее 50 плакатов художника, сделанных на темы строительства, выборов в Советы народных депутатов, культуры быта, торговли и производства, охраны труда, гигиены, профилактики детских болезней. Конечно, много рутины, но куда ж без нее: лозунги, технические иллюстрации, изостатистика. Он оформляет научно-популярную70, военно-патриотическую71, санитарно-просветительскую72, детскую73 литературу, а в конце жизни возвращается к фантастике — делает замечательные рисунки, обложку и форзац для «Затерянного мира» А. Конан Дойля, изданного, увы, без указания имени художника, в серии «Библиотека приключений» (М.: Детгиз, 1947)74.
Известны московские адреса художника. В начале 20-х — Спасский переулок, д. 3, кв. 10 (нынешний Копьёвский переулок, недалеко от Большого театра). Затем Лодыгин всегда указывал адрес издательства «ЗИФ»76: Малый Черкасский переулок, д. 3/4 (позднее — д. 1), кв. 59-а77, 78, 79. В этом же доме располагалось издательство «Детская литература», с которым Лодыгин также сотрудничал. Жил он там или давал адрес издательства для удобства, неизвестно.
С 20-х годов Лодыгин женат. Жена — Мария Яковлевна — намного пережила художника и умерла в начале 80-х. Детей у них не было. В 30-е годы долгие дружеские отношения, своего рода «интеллектуальный роман», связывали Лодыгина с коллегой по плакатной работе в ИЗОГИЗ, художницей Галиной Константиновной Шубиной (1902— 1980). По ее воспоминаниям, известным со слов внучки художницы А. Дмитриевой, которую благодарим за рассказ, Лодыгин был замечательным человеком высокой культуры, добрым, скромным, умным, хорошо образованным, знающим и ценящим искусство, хранившим в памяти большое количество стихов.
9 июня 1948 года Сергея Лодыгина не стало. Данные о времени смерти документально подтверждены архивом ЗАГСа Москвы и зафиксированы в некрологе:
«9 июня с. г. в возрасте 62 лет80 безвременно скончался старейший художник журнала «Техника — молодежи», член Московского отделения Союза советских художников Сергей Петрович Лодыгин. Работая в журнале с первых лет его основания, Сергей Петрович был одним из тех людей, которые создали художественный облик нашего журнала. Читатели хорошо знают и любят блестящие работы Сергея Петровича. Его глубоко проникновенные рисунки, посвященные истории русской науки и техники, раскрывают перед молодым поколением благородный облик отечественных ученых. Племянник великого русского деятеля науки А.Н. Лодыгина — изобретателя электролампы, Сергей Петрович свой талант художника отдавал делу утверждения величия русской науки. С прекрасным пониманием существа дела он иллюстрировал статьи, посвященные достижениям советской науки и техники. Его рисунки органически дополняли текст, в языке живописи раскрывая сущность сложнейших процессов, машин и аппаратов, помогая читателю проникнуть в мир высокой науки и техники наших дней. Произведения Сергея Петровича стали необходимой частью молодежного журнала. Художник горячо любил советскую молодежь. С подлинным вдохновением работал он на трудном и почетном поприще пропаганды научных знаний среди молодежи. И молодежь ценила старого художника. С каким волнением и радостью читал Сергей Петрович письма, исполненные благодарности, присылаемые в редакцию молодыми читателями!
Лодыгин был прекрасным и отзывчивым товарищем, человеком высокой и благородной души, не жалевшим ни времени, ни сил на общее благо. Коллектив работников журнала «Техника—молодежи» глубоко скорбит обутрате замечательного художника и человека»81.
Прежде чем поставить точку, зададимся вопросом: что в итоге? Блестяще одаренный молодой художник из волжской провинции, почти самоучка, мечтал быть «русским Бердслеем» и стал им. Он не единственный, но, пожалуй, лучший из добившихся популярности. Однако сделаться другим человеком невозможно. Лодыгину потребовались годы иллюстраторской и книжной работы, чтобы стать самим собой и выработать свой; собственный стиль. И вся жизнь — на то, чтобы, растворившись в море журнальных страниц, книжных обложек, плакатов, иллюстраций и заголовков, научиться не афишировать эту уникальность и выжить, постоянно исчезая, будучи на самом виду.
Только в 1967 году «художника Лодыгина» (именно так, без инициалов, воспроизводя подпись к плакату) вспоминают, включая его лист «К учебе, к станку, к общественной жизни» в юбилейное переиздание лучших отечественных плакатов82. Тремя годами позже о Сергее Лодыгине рассказывает товарищ его юности В. Милашевский83. Но в основном творчество Лодыгина становится уделом внимания коллекционеров, а с появлением Интернета — блогеров — поклонников русского модерна и эротической иллюстрации.
В последнее время ситуация начинает меняться. Появляются репродукции отдельных полиграфических работ художника — в изданиях, посвященных русской иллюстрированной периодике84, «печатным картинкам революции»85, художественной открытке86 и эротике Серебряного века87 (в последнем случае — без указания источника или анонимно). Наиболее подробная биографическая справка — в монографии М. Нащокиной88.
Данная публикация готовилась к 120-летию художника, но уточнение даты рождения показало, что с юбилеем мы опоздали. Утешением может служить то, что в 2012 году совершенно неосознанно и по каким-то «промыслительным совпадениям» годовщина все-таки была отмечена (пусть и с привычными ошибками в датах жизни и отчестве) — публикацией работы Лодыгина и небольшой заметки о нем в родном для него Саратове89 и, главное, экспонированием двух его рисунков, впервые опубликованных в журнале «Столица и усадьба» в 1916 году («XXVIII век. Маркиза» и «XX век»), на выставке в Государственной Третьяковской галерее. Усилиями куратора выставки Олега Антонова90 работы Лодыгина заняли на экспозиции достойное место между работами совсем небезразличных для художника и по-разному связанных с его биографией П. Кузнецова, Г. Нарбута и Мисс (А. Ремизовой). Лодыгин возвращается, а вместе с ним — возможность оценить его творчество по достоинству и, будем надеяться, разгадать остающиеся до сих пор нераскрытыми загадки его биографии91.
Виктор ГОЛУБИНОВ, Елена САВЕЛЬЕВА
Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования» № 9 (109) сентябрь 2013, стр. 24