Нумизматы знают, что разносторонняя доработка граверами частично уже использованных штемпелей, иногда и еще не бывших в работе, было весьма заурядным явлением на монетных дворах Российской империи. Порой это приводило и к небольшим казусам.
По поводу значимости монет, отчеканенных штемпелями, у которых перебиты цифры и буквы, прежде всего, конечно, монет-передатировок, мнения нумизматов с конца XIX столетия и поныне, как почти всегда, весьма расходятся.
Одни коллекционеры вовсе игнорируют передатировки. Другие, не занимаясь специальными поисками, фиксируют иногда лишь те из них, что невозможно не заметить даже при беглом осмотре монеты. (Дореволюционным коллекционерам было доступно поистине неисчислимое количество монет, и тем не менее они отметили мало перебивок). Третьи считают, что интересны лишь те, очень немногие, монеты, у которых за фактом передатировки (либо иной перебивки) кроется что-то важное, сущностное (рублевик 1714/3, двухрублевик 1786/5). Такой позиции при устном обмене мнениями придерживался и Василий Васильевич Уздеников, предостерегавший нумизматов-исследователей от чрезмерного увлечения передатировками. В целом безусловно соглашаясь с ученым, рискну предположить, что интересных эпизодов все же несколько больше (см. «Передатировки на российских монетах», журнал «Антиквариат», № 43, 2006). Четвертые полагают, что надо фиксировать все без исключения новообнаруженные монеты-передатировки. Наиболее известным представителем такой точки зрения является крупнейший, после Рэндольфа Зандера, американский нумизмат-русист Роберт Джулиан (см. его статьи в журнале Русского Нумизматического Общества). Свою информацию он обычно сопровождает как минимум краткими, а то и более развернутыми (если это явно необходимо), комментариями, высказывает предположения, ставит вопросы. Пятые лишь автоматически фиксируют каждую новую монету-передатировку, и хотя делают это с явным удовлетворением, вопросы не ставят.
Так или иначе, информация по перебивкам постепенно накапливается, и когда-нибудь обязательно будут сформулированы полезные обобщения (пусть и разной значимости), которые помогут лучше понять кое-что из процессов, происходивших когда-то в российском монетном деле. Куда реже передатировок встречаются монеты, отчеканенные штемпелями с перебитым знаком минцмейстера, наиболее же интересны те из них, у которых с перебивкой знака минцмейстера сочетается перебивка даты.
Иногда встречаются монеты и с иными, ранее не отмеченными особенностями. Одну из таких монет любезно предложил мне для исследования московский нумизмат Илья Владимирович Бучнев. Представленная в центре иллюстрация вроде бы вынуждает нас идентифицировать ее как двадцатикопеечник 1826 года со знаком минцмейстера НД (?!). Однако минцмейстера с такими инициалами в серебряном переделе Петербургского монетного двора не было, но были другие — Павел Данилов (ПД), 1820—1825 годы, и Николай Грачев (НГ), 1826—1841 годы.
Изучая монету при десятикратном увеличении, можно убедиться, что цифра «6» перебита из цифры «5», литера «Н» — из литеры «П», а вот литера «Г» набита поверх литеры «Д» так слабо, что почти не видна, а лишь угадывается.
Так небрежность (или усталость) гравера привела к появлению новою варианта монеты, но фактически это — лишь очередной экземпляр с обычным, рутинным дефектом, получившимся под влиянием человеческого фактора при проведении монетчиками стандартной операции в одну из рабочих смен тревожной петербургской зимы 1825—1826 годов — перебивке неизношенного лицевого штемпеля двадцатикопеечника 1825 ПД в лицевой же штемпель 1826 НГ.
Две иллюстрации, помещенные слева и справа от иллюстрации изучаемой монеты, демонстрируют двадцатикопеечник 1822 года со знаком минцмейстера ПД Павла Данилова (кстати, и здесь литера «П» крайне нечетка) и еще один экземпляр двадцатикопеечника 1826 года, уже от другого штемпеля 1826 года, того, на котором литеры ПД перебили на НГ более тщательно.
Владимир РЗАЕВ
Иллюстраиии предоставлены автором.
Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 59 (июль-август 2008), стр.143