Алексей Викулович Морозов родился в купеческой старообрядческой семье 5 октября 1857 года. Он был старшим сыном почетного потомственного гражданина, мунуфактур- советника Викулы Елисеевича Морозова (1829—1894). «Викуловичи» составляли одну из ветвей знаменитого рода Морозовых и принадлежали к старообрядцам-поморцам (брачникам). В Москве они владели замечательными особняками во Введенском и Леонтьевском переулках, а под Москвой, недалеко от Подольска, им принадлежали усадьбы в Архангельском-Одинцове и Иславском Кроме всего прочего их стараниями была построена детская Мо- розовская больница. В.Е.Морозов был главой акционерной компании «Викула Морозов и сыновья» в Никольском. Старший его сын — Алексей Викулович начал участвовать в делах с 1877 года. О себе он скромно написал: «Раз, осознав, что это моя обязанность, был почти уверен в том, что в силах его изучить». У исследователей нет точных данных, какое образование он получил, сам Морозов в анкете 1930 года указал, что имеет среднее (гимназия).
В январе 1895 года, после смерти родителей, Алексей Викулович, согласно завещанию, становится душеприказчиком и главою торгово-промышленной фирмы. В дневнике 1930-х годов он пишет: «Я получил большое состояние, причем обстоятельствами вынужден был встать по существу номинально во главе нашего Товарищества как председатель правления». Через год, закончив благотворительные выплаты, он оставляет службу, которой отдал 19 лет жизни, и передает все дела своему брату Ивану Викуловичу Морозову. Из его «Воспоминаний» мы узнаем, что «по свойству своего
характера, склонного к научным и художественным интересам, в особенности к коллекционерству, он всегда тяготился деловой деятельностью, к которой, кстати сказать, не получил никакой подготовки». С 1896 года А.В.Морозов «предается составлению систематических собраний русской старины исторического и художественного значения». Особенную помощь в этом ему оказывают И.С.Остро- ухов и известный антиквар С.Н.Какурин. Целью Морозова становится «превращение своего особняка, где он жил одиноким холостяком, в музей и завещать его городу Москве». М.К.Морозо- ва, хорошо знавшая его и состоявшая с ним в родстве, писала: «Он был человек тонкого ума, очень ос
троумный, любивший женское общество, хотя сам неженатый. Внешность его была приятной, лицо правильное, нос «морозовский с горбинкой», очень приятные голубые глаза и ослепительно бело-розовый цвет лица. Одет он был с иголочки, все на нем новое всегда, без малейшей морщинки».
Алексей Викулович жил в доме № 21 во Введенском переулке Яузской части Москвы. Особняк по проекту архитектора Д.Н.Чичагова построил его отец в 1869 году, а в 1895 году по проекту архитектора И.Е.Бондаренко была сделана «пристройка для икон». Интерьеры дома были выполнены под руководством Ф.О.Шехтеля, в библиотеке находились декоративные панно М.А. Врубеля по мотивам «Фауста» Гете. По желанию нового владельца шла переделка комнат, покупались витрины для керамики, шкафы для книг, делалась
мебель для залов у Шмидта и Балакирева. М.Ж. Морозова так описывала дом: «Он был огромный, с бесконечным числом комнат. Все комнаты второго этажа наполнялись фарфором, иконописью его собрания. Сам же он жил внизу, где у него были две столовые, гостиная и кабинет».
Высокую оценку собранию русской керамики и фарфора А.В. Морозова подтверждает и искусствовед конца XIX — начала XX века И.И Лазаревский. Кроме нее в доме размещались собрание гравированных и литографированных портретов русских людей, включавшее 11 тысяч листов, иконы (219), а также «небольшое собрание русского старинного серебра, художественного стекла, деревянных резных игрушек, миниатюр, картин-вышивок и табакерок». Каждый раздел коллекции собирался по определенной программе. Будучи серьезным, знающим коллекционером, Морозов работал в библиотеках, пользовался консультациями знатоков и антикваров, приглашал к себе домой преподавателей Московского университета для чтения лекций. Средства и знания позволили ему стать владельцем замечательной коллекции русской керамики. Принцип, по которому он ее собирал, Морозов определил так: «Я не гнался за раритетами, а поставил себе задачу дать полную картину развития этой важной отрасли русской художественной промышленности».
После революционных потрясений 1917 года Алексей Викулович остался в Москве и во всей полноте пережил драматические события того времени. Он вспоминал: «Мне было легче других. Предо мною свободы выбора не стояло. Я не мог не разделить судьбу моих коллекций. Я решился безропотно переносить все лишения, все неудобства, только чтобы связь не порывалась, и я бы мог жить вблизи моих собраний, имел бы право их видеть, изучать, описывать». В декабре 1917 года его собрание было частично национализировано. Летом следующего года он получил охранную грамоту Комиссии по делам искусств и старины при Наркомпросе и стал активно содействовать созданию музея. К декабрю 1919 года в доме Морозова открылся «Музей-выставка русской художественной старины». На втором этаже особняка в четырех залах экспонировалась русская керамика (2372 предмета). Эта часть собрания зафиксирована в «Журнале комиссии по приемке собрания А.В.Морозова от 20 марта 1919 г.» Отметим, что русские майолика и фаянс были расставлены в общих витринах с фарфором согласно тематике и по хронологии. Несколько витрин заполнял только фаянс. Сейчас в собрании ГМК находится 30 предметов из этих залов (6 утрачено). Состав экспонатов свидетельствует, что Морозов предпочитал редкую майолику XVIII века и скульптуру. В 1920 году он передал еще 40 произведений, возможно, из интерьеров особняка В сохранившихся документах зафиксировано, что последние 10 предметов Морозов подарил музею в 1927 году. Тогда же он возвратил сюда переданную ранее в ГТК стопу первой половины XVIII века
Морозов проработал в музее до июля 1930 года и как заведующий отделом русского фарфора участвовал в комплектовании, создании экспозиции (в 1924 году здесь было 23 зала), научном изучении предметов, а также в переездах музея в 1928—1929 годах. С 1930 года Морозов получал академическую пенсию, жил в коллмунальной квартире на Покровке, где и умер 12 декабря 1934 года. Похоронен он был на Преображенском кладбище. В его «Воспоминаниях» есть пророческие строки: «Моя судьба неразрывно связана с моими собраниями, я ими жил, в них был смысл моего существования».
Сейчас нам известны 80 предметов из собрания А.В.Морозова, поступивших в 1917—1927 годах. Все они включены
в две «Книги научных описаний», составленные коллекционером после 1924 года. «Особенные предметы» своей коллекции, считавшиеся в Москве раритетами, Морозов записал в четырех небольших рукописных тетрадях.
Самый ранний предмет из собрания — стопа (фс. 1719) первой половины XVIII века. На ней — полихромное изображение с черным контуром аллегорических фигур. В центре два ангела держат корону над человеком, сидящим на возвышении. Слева и справа изображены человек в хитоне и двуглавый орел со скипетром и державой под тремя коронами. Последний сюжет имеет расшифровку: предводитель и защитник от врагов. Стопа, возможно, выполнена по серебряному или оловянному образцу. Растительный орнамент покрывает внутреннюю поверхность изделия, что свидетельствует о его декоративном характере.
Согласно описанию «Журнала» в первой витрине Морозов выставлял «елизаветинского и екатерининского времени
фарфор». Здесь были «Собака на голове вепря» (илл. 1) и блинница, сделанные на Казенном фаянсовом заводе в Петербурге. Майоликовая скульптурная группа выполнена по немецкому образцу и относится к первым изделиям этого завода. На марке предмета есть дата: «1767» или «1769».
Морозов указывает, что купил эту группу за 400 рублей в 1911 году. Аналогичный предмет с такой же датой, но с другой монограммой мастера сейчас находится в собрании Государственного Эрмитажа. В блиннице сочетаются европейские и русские черты, датируется она, согласно марке, 1775 годом. Именно в этом году на КФЗ было освоено производство полуфаянса.
Морозов одним из первых почувствовал самобытность майолики Гжели, которая проявилась в создании новых форм, композиции росписи, выборе тем, понимании художественного образа. Мастера Гжели свои сосуды называли «кувшинами», что следует из надписей на предметах и документах того времени.
Кувшины украшали праздничные столы, интерьеры, в них подавали напитки. Раритет собрания — кувшин-кумган с датой «ноября 1744» (илл 2). На его ту- лове — изображение, связанное с солярной символикой — цветок, вписанный в звезду и обрамленный венком. На ребрах — птицы и дома выполнены в стиле лубочных картинок. Архаика крестьянского мира соединена с европейской деталью (рельефной цветочной гирляндой). Однако цветущая ветка в крестьянской мифологии означала вечность природы. Тем самым она легко «прочитывалась» мастерами и была близка к символике народной (крестьянской) культуры XVIII века. В собрании находятся два кувшина-квасника, на одном из которых, датированном 1770—1780 годами, изображены птицы (илл. 3), на другом, датированном 1790-ми годами, — двуглавый орел (илл. 4). Персонажи, помещенные на плечиках второго сосуда, ярко отражают события Русско-турецкой войны. Мелкая пластика Гжели подчеркнуто декоративна, лаконична по форме и росписи, детали точно указывают на определенный тип («Священник», илл. 5, «Всадник с нагайкой», илл. 6).
Первая половина XIX века представлена в собрании изделиями государственного и частных заводов: Императорского Киево-Межигорского, Ауэрбаха, Поскочина, Тереховых и Киселева, других. Императорский Киево-Межигор- ский завод был основан по указу Павла I в 1798 году, с 1822 года находился в ведении Кабинета Е.И.В. и был тесно связан с Академией художеств в Петербурге. Ведущим мастером завода, определившим его стиль, стал Дмитрий Иванович Степанов (1799—1853). В 1815—1816 годах впервые в России на заводе освоили технику печатного рисунка на фаянсе. Именно в этой технике выполнена тарелка с видом имения Обуховка, принадлежавшего поэту и драматургу В.В.Капнисту (1758—1823). Автор изображения — ДИ.Степанов, о чем свидетельствует надпись: «grave par D. Stepanoff». Обуховка принадлежала брату губернатора Киева и являлась культурным центром, где бывали НАиЛьвов (1751—1803), Г.РДержавин (1743—1816), будущие декабристы братья Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы, Н.Ло- рер. Дочь хозяина Софья Васильевна Капнист-Скалон так описывает дом детства: «Помню маленький домик в три окна, с мезонином, с небольшими колоннами, со стеклянной дверью, выходящей в сад». На тарелке помещены строки из оды В.Капниста «Обуховка». Рассматривая вид, мы словно погружаемся в уютный мир усадебной жизни, где владель
цы обретали свою «аркадию» в кругу семьи и духовно близких им друзей. Как известно, 20—30-е годы XIX века — период становления романтизма в искусстве. Сентимента- листские настроения часто совпадали с новыми, «романтическими», — стремление к камерной, частной жизни личности, вдали от городской и государственной суеты, восприятие имения как своеобразного «приюта». Эта тарелка была очень популярна, она встречается в собраниях ГИМа, Эрмитажа, Музея ДПИ в Киеве (ГМУНДИ).
В конце 1840-х годов ДИ.Степанов создал ряд тарелок с видами Межигорья и Киева. Две из них (илл. 7) есть в собрании. Композиции выполнены артистично, свободно, контраст света и тени в изображениях придает им драматический оттенок. «Древние виды» с изображением монастыря или «руин», исторических развалин Золотых ворот Киева поданы «романтизированно». Степанов выбрал эти известные виды не случайно — это, безусловно, важные, ключевые для истории Украины виды, ее святыни, повествующие о древности культуры и героических событиях освобождения от польского гнета. Все три
тарелки Морозов подарил в 1927 году.
Классическая ажурная чаша на поддоне, датированная 1840-ми годами, входила в парадный сервиз «большого комплекта». Предмет отличают благородная простота, выверен- ность пропорций, мастерский печатный рисунок. Цветной фаянс с рельефным рисунком, освоенный на Межигорском заводе в 1830-х годах, представлен в коллекции чашкой с блюдцем в «готическом стиле» (илл. 8), конической и двумя
парными кратерообразными вазами (они находились в интерьерах дома и могли составлять единый ансамбль). Миниатюрное пресс-папье под названием «Спящий амур» (илл 9) находилось в 20-й витрине. Как оказалось, моделью для него послужил французский образец 50-60-х годов XIX века, выполненный из металла, с изображением спящего младенца Иосифа. Такой предмет недавно был приобретен в Петергофе.
Известный тверской завод семьи Ауэрбахов представлен в собрании тремя предметами. В 1919 году в витрине № 25 находились два пресс-папье «Лев». Более раннее, датируемое, согласно марке, 1811—1817 годами, хранится сегодня в собрании ГМК. Второй «Лев» утрачен. Эта скульптура была очень популярной, ее выпускали до 1870 года, поэтому сейчас встречается во многих собраниях. Печатный рисунок на заводе освоили в 1817—1818 годах, на изделиях его часто сочетали с ручной росписью. Так, на тарелке с изображением танцующих крестьян стоит дата «1819» (илл. 10), фигуры взяты из живописного оригинала И.М.Тонкова (1739— 1799) «Сельский праздник» (1730 г., ГРМ).
К уникальным предметам можно отнести «чернильницу в виде гробницы Наполеона» (илл. 11), которую можно датировать 1820—1830-ми годами, то есть она выполнена после смерти Наполеона в 1821 году. Оригиналом послужил французский образец, который в 1830—1840-х годах выполняли в металле с надписью: «Париж. Франция. Дом инвалидов». Такой предмет в аллегорической форме напоминал о превратностях судьбы человека и бренности его славы. Наличие керамической чернильницы в кабинете или гостиной российского владельца могло свидетельствовать о политических симпатиях или событиях личной жизни. Отметим, что со второй трети XIX века крупные исторические события впервые стали достоянием личной романтизированной памяти. Культ памяти пронизал почти все виды художественного творчества. Сувенирные предметы использовали в повседневной жизни и как украшение в интерьере, и как вещь для бытового применения. Заземленность бидермейера, его подчеркнутая материальность, даже прозаичность были одним из полюсов восприятия, противопоставлялись стремлению к постижению идеального, неземного, потустороннего мира Этот предмет может также изменить наше представление о том, что после 1817 года все марки на русском фаянсе писали «российскими литерами», как этого требовало правительство (что отражено в постановлениях 1815—1817 годов). Однако на более поздних предметах частных заводов, 1820-х годов, встречаются фамилии владельцев латинскими буквами. Так и на этой чернильнице (в тесте) надпись — «auerbach».
В собрании А.В. Морозова находилось 16 произведений, выпущенных на заводе С Л. Поскочина в д. Морье Шлиссельбургского уезда. Экспонаты стояли в отдельных витринах
(№№ 8, 18 и 37). Все изделия отличают высокое качество исполнения, разнообразие форм и декорировки. Это яркий пример стилевых поисков эпохи историзма 1830—1850-х годов, когда главным стал принцип «свободного выбора форм». В это время в контексте «второго рококо» существовали восточные сюжеты: ажурная изысканных форм сухарница выполнена из фаянса кремового оттенка, напоминающего изделие из кости Дальнего Востока и знаменитый английский фаянс («cream colored ware»). Тарелка с изображением пасторальной сцены (илл. 12) имеет «богатый и роскошный вид», что ценили современники. Подобный сюжет мы встречаем на изделиях из бисера того же времени. Повторяли мастера завода Поскочина знаменитые английские изделия из «jasper ware» (яшмовая масса). Такие предметы есть и в морозовском собрании:
супница на поддоне (илл. 13),
кувшины (илл 14), сливочники (илл. 15), предметы чайного сервиза. Последние относятся, согласно маркам, ко времени аренды этого завода С.Голенищевой-Кутузовой с 1845 по 1851 год. В витрине № 37 Морозов экспонировал кувшин-тоби «Ночной сторож», точно повторяющий английскую модель керамиста Еноха Вуда (1759—1840). Здесь изображен конкретный персонаж — преподобный Джордж Уайтфилд из Лондона, выведенный в пьесе Джорджа Рида «Register Office». В Англии 1820-х годов на заводе Минтона стали выпускать забавные скульптуры с «покачивающимися деталями». «Безделушки» повторяли персонажей саксонского фарфора XVIII века по моделям И.Кендле- ра. В витрине № 31 находились два варианта «Фальстафа» (илл. 16) и две «Пагоды» (илл. 17),
флакон с пробкой в виде обезьяны, стопа «Голова лисицы».
Русский фаянс середины XIX века продолжают предметы гжельского завода Тереховых и Киселева, располагавшегося в д. Речицы Бронницкого уезда. Своими успехами предприятие обязано талантливому мастеру-керамисту Афанасию Леонтьевичу Киселеву, его совладельцу с 1832 по 1850 год. В 1829 году здесь начали делать первый тонкий фаянс Гжели, в 1833 году освоили печатный рисунок. Завод находился в особом положении — он подчинялся Департаменту уделов, получал от него сведения о технологиях лучших европейских производств. Истинным шедевром стала серия тарелок с античными сюжетами (илл. 18, 19). На них своеобразно трактуются мифологические произведения и вместе с тем они проникнуты духом античности. Центральные фигуры выполнены легко, в сложных ракурсах, позы их изящны и выразительны. Строгий колорит строится на сочетании черного и красного. Близки к ним по манере исполнения предметы в этрусском стиле из собрания Эрмитажа и ГИМа Это предприятие выпускало самую разную продукцию: от заказных изделий с гербом до простых трактирных тарелок. Повторяли здесь из цветных масс фаянса английские изделия — миниатюрные сливочники конца XVIII века По английскому оригиналу «Ginn Woman» (автор модели Ральф Вуд) выполнена кружка-тоби, получившая название «Объедало» (илл 20), но русский вариант уступает в размерах (38—46 и 25 см) и имеет другие атрибуты — не рюмку и бутылку джина, а ложку и миску; смягчены макияж и черты лица Исследователи отмечают, что произведения завода Тереховых и Киселева служили образцами и оказывали влияние на весь гжельский регион.
В собрании Морозова гжельский фаянс представлен от крупных ведущих до маленьких мастерских: завод Всеволожского и Поливанова (1816—1820), В.ИЗКадина (1856— 1865, илл. 21), братьев Новых, Г.МЛ4алахова, И.Федяшина, А.П.Бармина, ИА.Иконникова (наследника первого из указанных здесь), Корсакова и братьев Макаровых. Для этих производителей типичны предметы с печатным рисунком, но они также делали опак и «мраморную массу».
Алексей Викулович одним из первых начал коллекционировать керамический лубок, объединенный в собрании с Богородицкой игрушкой и фарфоровым лубком. Последний в витрине находился с майоликовой чернильницей с фигу-
рами солдат, играющих на балалайке (мастер Н.Волков) и терракотовой птицей Алконост и «Крестьянкой с корзиной в руках». Отметим, что интерес Морозова к печатному рисунку на фаянсе во многом объясняется любовью и знанием русских гравюры и литографии. Коллекционер стремился создать полную картину развития русской керамической каминной полке в особняке Морозова. Яркую полихромную многофигурную роспись и орнамент усиливает позолота.
Вазы выполнены в Вербилках. Майоликовая скульптура «Китайский мальчик» (илл. 29) не имеет аналогов в других собраниях.
В заключение можно сказать, что в собрании русской майолики и фаянса XVIII — начала XX века из собрания А.В.Морозова представлены все основные этапы развития этих видов керамики. В формирование коллекции им была заложена определенная программа, что позволило в короткие сроки с1896по1918 год создать одно из лучших собраний Москвы. Фаянс и
фарфор экспонировались в витринах вместе. А.В.Морозов отдавал предпочтение редкой майолике XVIII века, изделиям с печатным рисунком и скульптуре. Он одним из первых обратил внимание на гжельский лубок. Отметим, что Морозов как исследователь собирал не только раритеты, но и типичные предметы, раскрывающие специфику каждого производства Изделия ведущих фабрик соседствовали с предметами мелких мастерских. Планы Морозова «подарить музей городу» реализовались к 1919 году, но он продолжал приобретать и дарить необходимые, по его мнению, изделия для полноты всей коллекции вплоть до 1927 года Хранящаяся в ГМК коллекция А.ВМорозова сегодня насчитывает 80 предметов майолики и фаянса XVIII — начала XX века, а также документы в архиве музея позволяют во всей полноте реконструировать дореволюционную экспозицию в его особняке и представить личные вкусы владельца.
Ольга НОВИКОВА
Иллюстрации предоставлены автором.
АНТИКВАРИАТ, ПРЕДМЕТЫ ИСКУССТВА И КОЛЛЕКЦИОНИРОВАНИЯ
Октябрь 2006 10 (41)