Коллекция Абрама Филипповича (1910-1985) и Евгении Борисовны (1911 —?) Чудновских
Впервые Абрама Филипповича я встретил в семидесятые годы. Тихий, немногословный, невысокого роста, он чем-то внешне походил на Эйнштейна, которым восхищался. Казалось, что он тоже знает какую- то великую тайну о Вселенной, его слегка картавое «р» привносило еще больше обаяния в наши беседы. Когда он хотел что-то получить при обмене или «негоции», то нередко повторял некую присказку о том, что он-де бедный профессор с небольшим жалованьем, при этом взгляд его выразительных печальных глаз смягчал многие черствые сердца.
Доктор физико-математических наук, заведующий сектором агрофизического института ВАСХНИЛ профессор Чудновский, по нередкому бестактному высказыванию его сына Феликса, не был выдающимся физиком, но стал уникальным коллекционером. Его коллекция в Ленинграде по полноте, качеству и многочисленности экспонатов (свыше 250) сравнима только с собранием Г.Д Костаки в Москве. Остальные коллекционеры «городов и весей» СССР могли только почтительно завидовать, даже не пытаясь тягаться.
В собрании Чудновского почти не было абстрактных полотен, хотя мастера авангарда были представлены работами К. Малевича — чего стоил украденный из коллекции «Лакей с самоваром» или сохраненная «Цветочница», — а также П. Филонова, тремя работами М. Шагала, многочисленными вещами Н. Гончаровой, М. Ларионова, М. Матюшина, графика А. Родченко, В. Татлина и других известнейших мастеров авангарда.
Но не они были истинной страстью Чудновского. Н. Альтман, П. Кузнецов, К. Петров-Водкин, мастера «Бубнового валета» — работы этих художников он отбирал безошибочно, «пуля в пулю» — была высшая его оценка собрания, которую он когда-то применил ко мне, но в гораздо большей степени это относилось к его коллекции. В этом на первый взгляд осторожном и скромном собирателе гнездился темперамент истого преследователя, неутомимого первооткрывателя и подлинного знатока русского изобразительного искусства первой трети XX века, и если о Костяки знали почти все, то о Чудновском и его коллекции — немногие.
Он жил на последнем этаже в доме, где проживал до 1970 года и Натан Альтман, один из немногих отечественных мастеров, творчество и жизнь которого были пронизаны космополитическим эстетизмом. Чудновский начал собирать живопись с 1953 года, как и его многие сверстники: Палеев, Лойцянский, братья Ржевские, Гордеев, Васильев в Ленинграде, Рубинштейн, Смолянников, Абрамян, Блохин, Мясников в Москве.
В начале своего собирательства он пользовался советами Н. Альтмана, от которого и его жены Ирины Валентиновны Чудновский узнал многое и получил разнообразные связи с художниками первых десятилетий. Вкус Чудновского был природно редкий, а чутье к коллекционируемым вещам он отточил в процессе собирательства. Провинциал из Елизаветграда, он видел в искусстве спасение от удушающей атмосферы партийных чисток, директив, проработок, бытовой скуки зарегламентированного существования. Тем более что ему было чего опасаться от власть имущих: один из его ближайших родственников эмигрировал в США. Сам Чудновский уверял, что первую работу он купил на следующий день после смерти Сталина, и это была картина Роберта Фалька, одного из трех одиозных формалистов на «Ф» в связке Фаворский — Фальк — Фонвизин. Встреча с Фальком состоялась и в семье Чудновских, в дальнейшем она переросла в дружбу с его вдовой Ангелиной Васильевной, от которой были получены превосходнейшие ранние «бубновалетские» и более поздние «парижские» работы. Тесные контакты установились у коллекционера с вдовами К. Петрова-Водкина, А. Тышлера, многими наследниками художников в Ленинграде и Москве.
Собирательство для Абрама Филипповича было не только страстным увлечением или способом проникновения в отличный от обыденности мир высокого искусства. Он часто сопоставлял художественные открытия эпохи «бури и натиска», авангардного периода XX века, с новейшими достижениями и научными открытиями, с теорией относительности и квантовой механикой во главе. И здесь его подход выгодно отличался от многих мелочных пристрастий его коллег.
Наше знакомство с ним продолжалось одно десятилетие, скоро мои приезды в Ленинград стали постоянными, как и его менее частые наезды в Москву, а наши обмены и «негоции» нешуточными. Я не застал обмены «стенка на стенку» Гордона, Блоха, Кагана, других «старейшин» собирательства, когда, к примеру, экспозиция стены, завешанной картинами К. Коровина, менялась на аналогичную с работами Н. Рериха. Но, находясь в дружеских отношениях с Абрамом Филипповичем, мы с женой однажды привезли из Ленинграда 30 работ, полученных от Чудновских в обмене и доплате, в том числе самое большое панно Г. Якулова «Принцесса Брамбилла» размером 125x236 см, которое, конечно, было свернуто с подрамником. Проводница купе «СВ» разрешила нам разместить это богатство только за соответствующую немалую мзду.
С годами коллекция Чудновского претерпевала изменения, и не всегда в лучшую сторону. В 1978 году было организовано ее ограбление, и из украденных двадцати трех работ было возвращено лишь одиннадцать. Шли слухи, что в похищении были замешаны высшие чины МВД. В последние годы Абрам Филиппович иногда неосмотрительно допускал обмены с сомнительными «собирателями» — Сиротой, питерским «Славиком», младшим Рубинштейном. Коллекция все же оставалась в целостности и служила эталоном подлинности и высокого качества. После смерти мужа Евгения Борисовна поддерживала его начинания, великодушно предоставляла работы на многочисленные выставки в России и за рубежом, стала членом Клуба коллекционеров Советского фонда культуры, с выставками посетила Лондон, Венецию — мечту своей молодости. Отношение более младшего поколения Чудновских к коллекции оказывалось значительно сложнее.
Мне довелось слышать много доподлинных и сомнительных историй из жизни художников, коллекционеров и их наследников, осуждавших жадность и нетерпимость вышеозначенных. Говорилось и об опеке родственниками Шагала в поздний период его творчества, или, скажем, даже более жесткой позиции жены художника Тышлера, байки из жизни коллекционера Ф.Е. Вишневского, ходившего в брюках дедушки и угощавшего сотрудников аукционного дома «Кристис» килькой в томатном соусе и портвейном за рубль сорок семь копеек, который разливался в петровские, золотом отделанные бокалы. Знал я и об опеке над коллекционером А.В. Смолянниковым со стороны его невестки, при жизни отлучившей генерала-патологоанатома от общения с коллегами-собирателями и лишившей его права распоряжаться собственной коллекцией. Как правило, правда здесь была перемешана с изрядной долей вымысла, но такого недоброжелательства, которое было проявлено наследниками к коллекции Чудновских, я не смог припомнить.
После смерти Евгении Борисовны из собрания наследниками Чудновских были организованы выставки явно рекламного характера, а в середине двухтысячных годов коллекция распалась и все самое ценное было распродано «вчистую». Каверзнев, Утесов, Гельцер, Русланова, Блохин, Лойцянский, Чудновский — интересно, как еще будет продолжен список утраченных, бесследно исчезнувших коллекций, включавших шедевры отечественной живописи. Среди десятков им подобных коллекция Чудновских заслуживает особого реквиема.
Валерий ДУДАКОВ
Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 100 (октябрь 2012), стр.52