«Легендарный босяк», «живописец четвертого сословия», как его называли современники, «певец городских низов», «веселый пессимист», по образному выражению исследователей, он хорошо знал жизнь тех, кому посвящал свои произведения. Он был не столько обличителем, сколько лириком там, где многие другие видели лишь изъяны и несовершенства.
Леонид Иванович Соломаткин — один из самых интересных и оригинальных русских жанристов «второй половины XIX века. Художник сформировался в 1860-е годы, когда отечественное искусство взяло на себя обязательство «судить действительность», а ориентиром для многих стали пронзительные в своей социальной остроте и сочувствии к человеку картины В.Г.Перова. Талант Соломаткина — более камерный, но не менее искренний. В подкупающей безыскусности его повествований, в их подчас гротескной выразительности слышатся озорные напевы частушки и надрывные звуки шарманки. Звучат в его полотнах и лирические интонации, сближающие их с бытовым (городским) романсом. Происходил Соломаткин из мещанского сословия, родителей потерял в раннем детстве, а в 1855 году, в возрасте 18 лет, поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Зарекомендовав себя способным, талантливым учеником, в 1861 году он переезжает в Петербург и продолжает обучение в Академии художеств. Серебряную медаль Академии, успех и популярность художнику принесла картина «Славильщики-городовые» (1864, местонахождение первого варианта неизвестно), в которой Соломаткин достиг такой выразительности благодаря тому, что будучи человеком очень наблюдательным, сумел точно схватить момент, когда у главных действующих лиц яркие запоминающиеся типические черты. Поющие па разные голоса городовые, купец, достающий из бумажника деньги, заткнувшая уши служанка — все эти персонажи представлены с юмором и знанием человеческих характеров. Картину похвалил знаменитый критик В.В.Стасов, а П.М.Третьяков хотел приобрести ее в свою галерею. «Славильщики» пользовались таким успехом, что художник неоднократно на протяжении всей своей жизни повторял этот незатейливый сюжет.
Особенность Соломаткина — человека и художника — умение видеть смешное в привычном и даже вызывающем почтение у многих людей. Беллетрист И.И.Ясинский рассказал историю о том, как петербургский градоначальник Трепов, «любитель всего изящного», купив на выс тавке картину Соломаткина, потребовал, чтобы художник написал с него портрет: «А был Трепов во всех регалиях, собираясь к царю с рапортом. [...] Трепов сел, а Соломаткин стал оглядывать его, склоняя голову направо и налево, по обычаю портретистов. Да как расхохочется! А уж и краски принесли, и кисти, и мольберт, и полотно из магазина Дациаро. «Вы чего же заливаетесь?» — спросил Трепов и рассказывает, что даже ему самому захотелось смеяться, так заразительна была юмористическая рожа Соломаткина. «Помилуйте, — отвечает, — не могу равнодушно видеть генералов. Как наденут эполеты и пришпилют к груди все эти финтифлюшки, так под ложечкой и начинается... Щекотит до истомы! Вот и ваше превосходительство мне индейским петухом представились».
Ироничная усмешка сопровождала многие произведения художника, однако главным в отношений Соломаткина к людям было убеждение, что любой может оказаться в смешном положении и в то же время каждый достоин жалости. Многие работы живописца сюжетно и образно перекликаются с произведениями журнальной сатирической трафики того времени. Соломаткин тоже предпочитал выражать свое отношение к действительности через «превышение» чувства меры, через гротеск.
Среди его героев — жители города и деревни, взрослые и дети, представители разных сословий и профессий: мещане и крестьяне, духовенство и чиновники, охотники и рыболовы, шарманщики и петрушечники, артисты народного балагана. Многие персонажи Соломаткина переходят из картины в картину, одна и та же деревня становится ареной разнообразных событий: то огонь пожирает ее дома, оставляя без крова ее жителей, то за околицу выходит и возвращается крестный ход. И среди участников этого хода те же мужики и бабы, которые недавно спасались от пожара; они же собираются у деревенского кабака, чтобы повеселиться или поглазеть на убитого медведя. В мостках через речку, опоясывающую деревню, по-прежнему не хватает сгнившей доски. Такое постоянство — особенная черта Соломаткина. Ему нравится жить в кругу своих образов, он не желает расставаться с полюбившимися героями.
Одна из центральных тем в творчестве художника — кабацкая. «Веселая жизнь у кабака» — название, которое прекрасно иллюстрирует целую серию полотен художника. Одно из них — «Веселая жизнь у кабака. Деревня стареет, кабак новеет» (1865) — находится в частном собрании, другое — «У питейного заведения. Перепляс» (1877) — в художественном музее Минска, а третье, на тот же сюжет, — в музее Витебска. Лихо отплясывает у сельского кабака самый разнообразный люд: мужчины и женщины, молодежь и старики. Босые, в лап тях, с прорехами на одежде, они выглядят вполне довольными жизнью. Центральную группу составляют плывущий в танце на цыпочках бородатый мужик в исподнем и сельский дьячок, готовый пуститься вприсядку. Не меньше, чем на одежде, прорех и в крышах деревенских домов, которые, кажется, разваливаются на глазах. Зато, как дворец, высится в начале улицы свежесрубленный сельский кабак. На крыльце, украшенном деревянными колонками, стоит дородный кабатчик, будто капитан корабля на капитанском мостике. Сопоставление крепкого здания кабака и крестьянских домишек-развалюх, полного благообразного кабатчика и убогих жителей деревни говорит само за себя. Впрямую художник не осуждает, не обличает. Его герои по-своему счастливы, но беспристрастный рассказ о жизни, где самым веселым местом оказывается кабак, а самыми счастливыми — его посетители, достаточно красноречив.
Не раз художник повторял и другой сюжет — «У трактира «Золотой бережок», варианты которого есть и в художественных музеях, и в частном собрании. Морозным утром у трактира «Золотой бережок» собрались «страждущие». Медленно разгорается петербургская заря, а у заведения снова приплясывают, но уже от холода, .мужчины и женщины, старики и дети. Городовой смотрит на часы, кто-то пытается заглянуть в заиндевевшее окно, а еще один персонаж, совсем замерзший, не по сезону одетый в легкий пиджачишко и летнюю шляпу, нетерпеливо колотит в двери. Город просыпается. Забравшийся на лесенку фонарщик гасит фонарь, на улице появляются первые прохожие, но, кажется, самое оживленное место во всем городе — «трактирная паперть». Настоящим оазисом представляется ее обитателям «Золотой бережок» убогий трактирный рай, двери в который закрыты.
Картины Соломаткина в известной степени примиряют зрителя с тем «героем», который в трактовке других живописцев мог бы вызвать лишь возмущение. Художник ведет разговор от первого лица, он тенденциозен «наоборот», зачастую оказываясь защитником там, где другие выступают прокурорами. Да и как он мог быть нравоучительным и назидательным, если сам стал жертвой тех пороков, которые присущи персонажам его картин. Мир петербургских трущоб — кабаков, ночлежек и полицейских участков — был ему знаком изнутри. Еще в молодые годы Соломаткин крепко пристрастился к вину, и эта пагубная страсть свела его раньше времени в могилу.
Жизнь его была трудна и одинока, а последние месяцы — просто ужасны. Художник почти ослеп, оглох и умирал от чахотки. Жил подаянием, прося у прохожих кусок хлеба. Его похоронили на Смоленском кладбище но подписке, составленной академиком пейзажной живописи П.П.Джогиным, другом Соломаткина еще по Академии художеств. 8 июня 1883 года газета «Санкт-Петербургский листок» писала: «Честный, высокодаровитый, он, к глубокому сожалению, был человеком вполне невоздержанным и, обладая отрицательными качествами русской широкой натуры, прожег свою жизнь и скончался на койке больницы, без гроша в кармане, без утешения людей близких, скончался, едва пережив сорокалетний возраст...»
Не имея ни дома, ни семьи, ведя жизнь бродяги, художник сделал своей еще одну тему — посвященную лицедеям балагана. Она тоже стала постоянной в его творчестве и раскрыла своеобразный лирический талант Соломаткина. «Артисты на привале», «Странствующие музыканты», «Возвращение шарманщика», «Бродячие артисты» — вот устойчивые сюжеты его картин. Одна из самых интересных — «Канатоходка» (1865, Москва. Музей личных коллекций), где стройная девушка с балансиром в руках в буквальном и переносном смысле «парит» над толпой, осторожно скользя по натянутому канату. Сюжет картины, несомненно, навеян конкретными впечатлениями — представления такого рода были нередки во время народных гуляний. Но в данном случае художник отрывается от конкретности. Светлый силуэт девушки в воздушном платье четко выделяется на фоне темной листвы деревьев. (Какими же громадными должны быть эти деревья, если лица зрителей, смотрящих снизу на канатоходку, кажутся точками размером с булавочную головку!) Сочетание двух ракурсов: в упор на девушку и деревья позади пес и сверху вниз на расстилающуюся поляну — вызывает неожиданные смещения композиции, побуждающие воспринимать центральный образ в надбытовом плане. Так, канат, пересекающий громадную, вмещающую значительное количество народа поляну, при ближайшем рассмотрении оказывается нереально длинным. Натянут же он на высоте, па какой вряд ли решились бы выступать уличные актеры. Образ канатоходки для Соломаткина — не что иное, как поэтическая метафора, возникшая в точке пересечения действительности и мечты, жизненной прозы и идеала.
Соломаткин, пожалуй, больше чем кто-либо другой из художников-шестидесятников претендует на внутреннее родство с Федотовым. Его связь с этим мастером прослеживается не столько по линии развития федотовских сюжетов (что, кстати, делали многие, варьируя тему «вдовушки», «мышеловки», «свежего кавалера»), сколько по линии образно-метафорического осмысления мира. Ирония и трагизм, свойственные Федотову, нашли отражение и в творчестве Соломаткина конца 1860-х — начала 1870-х годов. В картинах «Невеста» (1867, ПТ), «Свадьба» (1872, ПТ), «Ряженые» (1873, ГРМ) экспрессия цвета достигает такой силы и выразительности, что создает особый эмоциональный настрой в произведениях, заставляя ощутить мирную жизнь обывателей как полную диссонансов и несущую в себе угрозу. В картине «Ряженые» (1873) свет и цвет настраивают на тревожный лад. Мирная сцена святочного веселья благодаря им приобретает чуть ли не драматическое содержание. В углу комнаты стоит украшенная елка. К окну отодвинут стол. За ним сидят хозяева и гости, наблюдая за танцующими масками. Лихо отплясывают ряженые, отбрасывая на иол длинные причудливые тени. Маски на них — не из сказочного или животного мира, это своеобразные «портреты» — мужчины в треуголке, моряка в матросской шапочке, дамы в капоре, вояки в кивере. Черты лиц по-маскарадному огрублены, бросаются в глаза яркие алые губы, неестественно большие носы, маленькие глазки. Среди этих персонажей таким же «портретом» смотрится хищный птичий клюв и остро глядящий на зрителя глаз центральной маски. Под ней скрывается лихо отплясывающий мужчина, одетый в сюртук со свисающими пустыми рукавами, дамский чепец и лапта. Нелепые сочетания в одежде, судорожные движения танцующих усиливают гротескный характер сцепы. Все реально, взято из жизни и вместе с тем напоминает кошмарный сон, особенно страшный из-за абсолютно реалистических форм и правдивых подробностей. Лики ряженых и лица хозяев в картине не противопоставлены, а, наоборот, сопоставлены. Гримасы людей с растянувшими рот улыбками не менее уродливы, чем вызвавшие их смех маски. Яркий свет стоящей на столе лампы — в одном углу комнаты и пламя свечи на столике — в противоположном разгоняют полумрак, освещая лица и .маски, заставляют па контрасте активно работать свет и тень, таящую скрытую опасность. Все это наполняет комнату какими-то фантастическихми монстрами.
Художник, посвятивший себя этому жанру, выражает неприятие быта, скепсис, иронию по отношению к размеренной жизни с ее запланированными праздниками и привычными развлечениями. В век позитивизма, в «эпоху базаровых» Соломаткин — один из немногих, кто смог почувствовать и передать в лучших своих произведениях ощущение поразившего мир разлада. В значительной мере он также оказался предшественником тех мастеров конца XIX—начала XX века, которые все более отчетливо станут выражать эмоциональное восприятие действительности как прозаической и даже враждебной человеку.
Соломаткин всегда находил своего зрителя. Интерес к художнику не ослабевал, несмотря на то, что его работы не занимали центральных мест в музейных экспозициях. Зато его творчеством очень интересовались частные коллекционеры. Об этом еще в самом начале XX столетия писал Н.Н.Врешко-Брешковский: «Теперь за Соломаткина платят сравнительно большие деньги, и иметь его картину считается шиком среди любителей». «У каждого серьезного любителя вы найдете одного, а то и нескольких Соломаткиных, которыми он особенно гордится и на которых указывает с большой любовью». И сегодня работы Соломаткина высоко ценятся на антикварном рынке. Появляются его произведения и на зарубежных аукционах Кристис и Сотбис, где русские поклонники приобретают его работы, способствуя их перемещению на родину.
Уникальность Соломаткина, его популярность у коллекционеров сыграли с творчеством художника злую шутку. Спрос всегда рождал предложение. Enje в начале 1900-х годов Н.Н.Брешко-Брешковский упоминал о существовании одного бывшего приятеля Соломаткина, дружеские чувства которого не мешали ему и «по сей день подделывать подпись своего угасшего друга». Признанный «авторитет» художника в области кабацкой темы способствовал тому, что его кисти охотно приписывали картины на подобные сюжеты, на самом деле ему не принадлежавшие. За произведения Соломаткина выдавались полотна и тех живописцев, которые при жизни тоже пользовались известностью, но впоследствии, по разным причинам, стали менее популярными у широкой публики.
Так, на экспертизу в ГРМ поступила картина «У трактира», имеющая подпись «Соломаткипь». При исследовании под микроскопом было установлено, что подпись фальшивая, под ней виднелись остатки другой, более короткой, соскобленной и затем скрытой записью. Ее фрагменты, нанесенные оранжево-коричневой краской, сохранились. Очевидно работа была подписана фамилией «некоммерческого» художника. Вместе с тем художественный уровень полотна «У трактира» весьма высок. Прескрасно переданы типы двух бродяг, интересно решено освещение: в призрачном свете раскачивающегося на ветру фонаря вихри снежной пурги, кажется, отплясывают какой-то бешеный танец. Правда, материалы, использованные в картине, относились к более позднему времени, чем то, когда жил и работал Соломаткин. Возможно, имя автора этой картины так и осталось бы неизвестным, если бы в Русский музей не поступила на экспертизу другая работа — «Бродячие музыканты», имевшая несомненное сходство с предыдущей. На ней тоже были изображены городской пейзаж, та же булыжная мостовая, только время года — не зима, а осень. Фигуры музыкантов, выразительность их поз, постановка ног, жесты рук поразительно напоминали героев зимнего пейзажа. На сей раз на картине стояли подлинная авторская подпись: «П.Пылает.» и дата — «1911».
О Порфирии Егоровиче Пылаеве сведений практически не сохранилось. В известном справочнике, составленном С.Н.Кондаковым, приводятся даты жизни Пылаева 1873—1911, а также скупая информация о том, что живописец учился в Академии художеств с 1893 по 1901 год и получил звание художника за картину «На вокзале». Поэтому неудивительно, что его работу пытались приписать Соломаткину, чьи произведения пользуются устойчивым спросом на антикварном рынке. Интересно, что обе известные нам картины Пылаева действительно напоминают работы Л.И.Соломаткина, и не только сюжетами. В них есть та же заостренность образов, но достигается она иными средствами. Там, где у Соломаткина гротеск, у Пылаева — шарж. Последний остается сторонним снисходительным наблюдателем, сочинителем сцен и сюжетов, Соломаткин же все «примеряет на себя» — отсюда такая пронзительность и трогательность его незатейливых сюжетов.
Язык Соломаткина богаче и выразительнее, чем у многих современных ему жанристов. Передавая печали и радости, отмечая слабости и подчеркивая своеобразное достоинство обитателей «городского дна», людей отверженных обществом, не связанных нормами общепринятой морали, он ведет разговор от первого лица. Его сбивчивая речь искренна, а сердце чутко. Художник рассказывает не о чужой, а о своей собственной жизни, она и подсказывает ему нужные интонации.
Соломаткин типичен и в то же время исключителен. В русском искусстве второй половины XIX века — фигура уникальная. И если он не стал лидером в искусстве, то все же занял свое оригинальное место в ряду жанристов-шестидесятников. Те, кто однажды открыл для себя его творчество, не смогли остаться равнодушными к этому искреннему, страстному, задушевному и трагическому таланту.
Елена НЕСТЕРОВА
Иллюстрации предоставлены автором.
Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 20 (сентябрь 2004), стр.56