Ефимки и «полуефимки» с признаком 1655 года

Известно, что в ходе реформ царя Алексея Михайловича с 1654 по 1659 год в законное обращение России было введено огромное количество превращенных в русские монеты талеров — перечеканенных или только контрамаркированных. Последние получили название «ефимки с признаком». При их изготовлении было предпринято гораздо более простое в технологическом отношении контрамаркирование, которое и делало законным обращение талеров, а цена им была установлена в 64 копейки.

При просмотре 655-ти изображений ефимков с признаком 1655 года (см. каталог И.Г. Спасского «Русские ефимки» (Новосибирск, 1988) и другие экземпляры) обнаружилась одна очевидная закономерность. А именно: почти на всех ефимках штамп с датой «1655» располагается в верхней части копеечного штемпеля (то есть над головой царя-всадника). И только изредка эта композиция нарушается произвольным расположением годового штампа по отношению к отпечатку круглого штемпеля. В данном случае только на 15-ти ефимках из 655-ти (что составляет 2,2%) годовой штамп располагался произвольно, а именно: в трех случаях годовой штамп располагался строго под ногами всадника, в пяти случаях — сзади всадника, в четырех случаях — спереди всадника, в двух случаях — «сзади-снизу» и в одном случае — «спереди-снизу». Но здесь надо отметить, что из этих 15-ти ефимков — 7 из собрания Фукса, которые на нумизматическом форуме «Старая монета» были признаны фальшивыми на основании приведенных доказательств. Также нехитрый подсчет показал, что из 655-ти на 118-ти ефимках годовой штамп «1655» перевернут вверх тормашками, что составляет 18% от общего количества экземпляров.

Если расположение годового штампа вверх тормашками у 18% монет еще как-то можно отнести к неконтролируемому процессу производства, то расположение годового штампа «1655» по отношению к ефимочному штемпелю (именно над головой царя-всадника) нужно признать не случайным, а запланированным мероприятием. На это могут указывать многие ефимки (в том числе и приведенные на ил. 1), где отчетливо видно, что даже отсутствие необходимого места не помешало втиснуть годовой штамп «1655» именно над головой всадника.

А выдерживалась эта композиция между годовым штампом «1655» и ефимочным штемпелем на монетном дворе по вполне определенным причинам.

Известно, что во время эмиссии 1655 года в правительстве возникли опасения по поводу подделки ефимков с выгодой для фальсификаторов. С этой целью находившимся в России иностранным купцам, вскоре после выпуска в обращение ефимков, было строго запрещено принимать их или производить ими платежи.

Поскольку правительство прекрасно понимало, что разница между закупочной и отпускной ценой в 14 копеек серебром привлечет внимание фальшивомонетчиков, то оно приняло превентивные меры для дезориентации фальшивомонетчиков и меры по распознанию фальшивых ефимков, а именно:

а) по-видимому, был принят регламент по устойчивому расположению годового штампа над головой всадника. При этом, чтобы не привлекать внимание к такой выдержанной композиции, годовой штамп наносился как в правильной позиции, так и вверх тормашками;

б) по всей вероятности, для надчеканки талеров был разработан и изготовлен специальный тип штемпеля (очень похожий на обычные копеечные), где копье всадника разделяло количество точек в бусовом ободке на две равные части (по 24 бусинки) при неравных половинках бусового ободка (ил. 2).

Это подтверждается тем, что когда создавались штемпеля для чеканки обычных проволочный копеек, то изначально было ясно, что полный оттиск копеечного штемпеля не сможет передаться на расплющенный кусочек проволоки. И естественно, никакой надобности не было в разделении копьем бусового ободка на две равные части по количеству точек при производстве проволочных копеек. Так что эта разновидность ободкового штемпеля, скорее всего, была специально разработана именно для производства ефимков. В дальнейшем эти же штемпеля применялись для чеканки проволочных копеек наравне с обычными копеечными штемпелями.

Однако в том же 1655 году производство ефимков было остановлено, и вовсе не потому, что закончился запас талеров на монетном дворе, а по причине боязни возможного наводнения российского рынка фальшивыми ефимками, поскольку стало очевидным, что принятые превентивные меры по дезориентации фальшивомонетчиков и выявлению фальшивых ефимков не давали значимых результатов, а именно:

а) на практике оказалось, что подавляющее количество копеечных надчеканов получалось на ефимках с перекосом, что делало неэффективным метод распознавания фальшивых надчеканов по количеству точек по сторонам копья;

б) регламентное расположение годового штампа над головой всадника также не оправдывало надежды, поскольку это являлось всего лишь вспомогательным методом распознавания фальшивых ефимков. К тому же малые размеры ефимочного штемпеля с частыми перекосами и непрочеканами затрудняли определение соответствия регламентного расположения годового штампа по отношению к круглому штемпелю.

Вынужденная отмена хождения ефимков в 1659 году является показателем того, что правительство всерьез опасалось их появления на российском рынке с поддельными надчеканами (ил. 3), на что и указывал И.Г. Спасский в своей историко-нумизматической работе «Русская монетная система» (Л, 1970) на странице 128. Там же, на странице 131, есть интересная заметка о том, что именно в это время появились фальшивые копейки, к выпуску которых были причастны высокопоставленные лица, близкие к царю. Так что реально существовала угроза поступления на рынок фальшивых ефимков как иностранного, так и отечественного производства.

Несмотря на отзыв ефимков, российская денежная система нуждалась в крупной монете как в платежном средстве. Это подтверждается тем, что власти вплоть до 1662 года выплачивали жалование военачальникам и дипломатам в обычных талерах по цене 64 копейки за штуку. А при приеме в казенные платежи, естественно, эти же талеры принимались уже по 50 копеек за штуку.

Главная причина, которая вынудила отказаться от производства крупной монеты, — это нежелание снизить прибыль от разницы между приемной ценой в казну и отпускной ценой из казны.

Справедливости ради нужно признать, что впервые на российском монетном дворе меры по дезориентации фальсификаторов и способы для выявления фальшивых чеканов были приняты на ефимках с признаком в 1655 году, а не на пятикопеечниках образца 1723 года (вопреки бытующему мнению).

В продолжение данной темы будет кстати поделиться наблюдением, которое было сделано с коллегой Е.В. Пуховым при изучении материала по производству ефимков.

Так, нами был обнаружен не описанный в нумизматической литературе особый тип копеечного штемпеля без бусового ободка (ил. 6), которым было надчеканено незначительное количество ефимков. Точнее сказать, этот тип безободкового копеечного штемпеля был известен как штемпель для чеканки проволочных серебряных копеек, но не был описан (до настоящего момента) как тип штемпеля, которым надчеканивали ефимки в 1655 году. И как ни странно, но изображения оттисков от данной разновидности штемпеля имеются и в самих каталогах И.Г. Спасского: за 1960 год под №№ 35, 113, 155, 171, 216 и 744, за 1988 год под №№ 153, 713, 1284, 1401, 1564 и 1733. То есть в разделе подлинных ефимков в каталогах есть иллюстрации к данным безободковым копеечным надчеканам, но без каких-либо комментариев по поводу имеющихся существенных отличий (в изображении царя-всадника с копьем в руке) от общеизвестного ефимочного штемпеля в бусовом ободке.

Исходя из этого, следует, что основополагающая цитата И.Г. Спасского о том, что «...несмотря на кое-какие внешние различия надчеканов (наличие или отсутствие ободка, различная ширина и форма закраин круглых оттисков), изображение всадника с копьем и со знаком «М» под конем восходит к одному-единственному контрпунсону», по всей видимости, не соответствует действительности, так как не подтверждается на практике.

Конечно, эти ефимки можно было бы отнести к поддельным, если бы не одно «но»! Дело в том, что мне удалось обнаружить, что два из перечисленных выше ефимков с безободковыми копеечными надчеканами были среди 241-го ефимка из киевского клада 1898 года, спрятанного в Киево-Печерской лавре в начале XVIII столетия. Первый ефимок (ил. 4) — под № 171 в каталоге 1960 года и № 1401 в каталоге 1988 года, эрмитажный № 15150, и второй ефимок (ил. 5) — под № 1284 в каталоге 1988 года, эрмитажный № 15103. Это обстоятельство полностью подтверждает подлинное происхождение этих двух ефимков с безободковыми копеечными надчеканами. Следовательно, в производстве ефимков были задействованы как минимум две разновидности круглых штемпелей, исходящие от двух разных контрпуансонов. То есть первая разновидность — это (как указывалось выше) специально изготовленный для производства ефимков тип штемпеля с бусовым ободком. И вторая — это обычный копеечный штемпель без бусового ободка, изготовленный (как и многие подобные штемпеля) для производства проволочных копеек. И скорее всего, этот копеечный безободковый штемпель (ил. 6) был задействован в производство ефимков по недосмотру работников монетного двора.

Далее. В нумизматической литературе есть упоминания и иллюстрации к 13-ти «полуефимкам 1655 года», которые изготовлены двумя разными методами. В первую категорию входят полуефимки, которые получились вследствие обрубки ефимка пополам (ил. 7, 8.). Во вторую категорию входят те, которые получили надчеканы уже после обрубки талера (ил. 9). Самый ранний из всех известных — это полуефимок первой категории Остермана (ил. 7), поступивший вместе с его коллекцией в Кунсткамеру в 1730 году. О подобном же полуефимке сообщает И.Г. Спасский со ссылкой на доклад К.Б. Трутовского о старинной «Росписи Российскому монетному кабинету» с позднейшими монетами царствования Анны Иоанновны, где есть упоминание о ефимке, названном «полтинником» (см. «Нумизматический сборник». М., 1913, т. 2, с. 329—330). Следовательно, у К.Б. Трутовского также идет упоминание о полуефимке первой категории, то есть обрубленном ефимке, а не о полуефимке второй категории, когда надчеканы ставились уже после обрубки талера.

Мнение И.Г. Спасского о полуефимках первой категории было таким: «Может быть, так утилизировались сильно пострадавшие от удара при надчеканке монеты, но возможна и фальсификация ефимка-половинки».

И.Г. Спасский отчасти был прав в том, что полуефимки первой категории «не совсем» являются продуктом монетного двора, но и продуктом фальсификации они тоже не являются. Скорее всего, полуефимки первой категории — это своего рода почти уникальный случай в русской монетной практике. И вот почему. По всей видимости, некоторые полуефимки (в том числе и полуефимок Остермана) вышли с монетного двора в 1655 году как полноценные ефимки. А вот разрубали пополам некоторые ефимки уже позже, и не работники монетного двора, а представители тогдашнего партикулярного общества. И делалось это с той же целью, с какой обрубали пополам и серебряные проволочные копейки — то есть обрубали ефимки в народе для удобства в расчетах. Тем более что именно тогда были в ходу обрубленные серебряные четвертаки 1654 года. Конечно, самовольное разделение ефимка на две части подпадало под статью о порче монет, и поэтому такая практика (именно с ефимками) широкого распространения в народе не получила. Исходя из этого, полуефимки первой категории хоть и не выходили в таком обрубленном виде с монетного двора, но принимали участие в денежном обращении того времени, поэтому являются полноценными объектами русской нумизматики. По крайней мере, это точно можно сказать про экземпляр Остермана. Что до полуефимка (так же первой категории) из собрания ГИМа (ил. 8), то его внешний вид с характерными следами от хождения не исключает его участия в денежном обращении времен царя Алексея Михайловича.

Что касается полуефимков второй категории (ил. 9), то здесь дело сложнее.

В нумизматической литературе прямо указывается на то, что в сохранившихся документах (указах) того времени, где перечисляются номиналы монет, нет ни одного упоминания про обрубленные ефимки, то есть про полуефимки в 32 копейки.

В первом каталоге И.Г. Спасский высказывался про рубленые ефимки (полуефимки второй категории) так: «...клейма были выбиты после рубки монеты, что снимает всякие подозрения в подделке».

Правда, во второй, дополненный каталог И.Г. Спасский такой категоричный вывод уже не внес, поскольку, скорее всего, факт, что клейма выбиты после рубки монеты, не может быть гарантом ее подлинности, что очевидно даже на примере поддельных экземпляров из собрания Фукса.

В целом, по поводу появления полуефимков И.Г. Спасский отмечал: «Учтено больше десятка половинных обрубков талера с теми же надчеканками, а несколько раз еще и с удвоенным годовым клеймом по обе стороны круглого. Фактически это был еще один номинал — в 32 копейки, не оговоренный ни в одном из известных указов с перечислением новых монет, но возникший “явочным порядком”, когда в принятых Монетным двором партиях талеров оказывались довески-половинки; они упоминаются в документах, связанных с поставкой и подсчетом талеров. Обязанный отчитаться по весу полученного для передела металла Монетный двор надчеканивал и их».

Но в таком случае непонятно, как на монетном дворе могли самовольно надчеканивать эти довески-половинки, если не было указа об изготовлении номинала в 32 копейки? Эти довески-половинки вполне могли пойти в переработку для изготовления материала для производства проволочных копеек, как это было до и после 1655 года. И скорее всего, талеры выдавались для производства ефимков по счету, а не по весу, так как у работников монетного двора не было никакой возможности заменить полноценный талер на левковый. А причина тому — строжайший досмотр при входе и выходе на монетный двор.

Неясным остается и наличие на некоторых полуефимках и ефимках повторного оттиска от годового штампа.

Возможно, это делалось в тех случаях, когда годовой штамп (в нарушение регламентного расположения) получался не над головой всадника. Хотя есть экземпляры, на которых из двух годовых штампов ни один из них не находится над верхней частью круглого ефимочного штемпеля.

Думается, что на вопрос о повторном оттиске годового штампа мог бы ответить тот, кто сфабриковал в XIX столетии на расплющенной европейской золотой монете пластину с четырьмя годовыми штампами (ил. 10) и удачно «пристроил» ее в Эрмитаж. И только гораздо позже, после ее изучения, И.Г. Спасским был вынесен вердикт — фальшь.

Конечно, те, кто приступили к фабрикации и «полуефимков», тоже знали про эрмитажный экземпляр Остермана, что и послужило для них «вдохновением к творчеству». И то, что они изменили последовательность действий, то есть наносили надчеканы уже после обрубки талера, придавало их «продукции» вполне респектабельный вид, что и вводило в заблуждение даже мэтров нумизматики.

По-видимому, полуефимки второй категории были сфабрикованы для обмана коллекционеров и не имеют отношения к памятникам денежного обращения времен денежной реформы Алексея Михайловича. Это также подтверждается тем, что годовые штампы на «полуефимке» (ил. 9) набиты тем же фальшивым годовым штампом, что и боковые штампы (справа и слева) от круглого штемпеля на пластине (ил. 10).

Казбек ТЕМИРАЕВ

Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 124 (март 2015), стр.142