Невьянская икона

В ноябре — декабре 2009 года  В Москве в Академии художеств проводила выставка «невьянская икона», которая, без сомнения, стала событием.

Становление невьянской иконописи связано с масштабным промышленным освоением Урала в начале XVIII века. Богатейшие природные ресурсы: руда, лес, множество рек — обусловили появление здесь многочисленных железоделательных заводов и, как следствие, более активную.

Первенцем крупной промышленной металлургии стал Невьянский завод, ведущая роль в строительстве которого принадлежала государству. Первый чугун здесь был выпущен в декабре 1701 года, а в январе следующего года — железо. В 1702 году производство было передано Никите Демидову, который, помимо этого, получил также право ставить новые заводы. Впоследствии Невьянск на несколько десятилетий стал «столицей» демидовской промышленной «империи». В 1720-е годы Невьянский завод превратился в крупнейшее металлургическое предприятие и давал чугуна и железа больше, чем все казенные заводы Урала. К 1725 году братья Никита и Акинфий Демидовы построили еще пять новых заводов, а в середине XVIII века на Урале их действовало уже свыше шестидесяти, в том числе двадцать демидовских.

Вокруг заводов возникли населенные пункты принципиально нового типа — горнозаводские поселки, аккумулировавшие выходцев различных сословий и социальных слоев. Формирование поселков происходило на месте сел и слобод, существовавших на Урале с середины XVII века, а также за счет «пришлых» людей из Подмосковья, Поволжья, Поморья. Заводская администрация принимала всех опальных и гонимых, получив возможность использовать этот «резервуар дешевого вольнонаемного труда», каким являлись беглецы из разных регионов России.

Эти процессы наглядно иллюстрирует ситуация, сложившаяся в Невьянске. С тульских заводов Демидова для работы домны и молотовых сюда были переведены многие мастера и подмастерья, а также перевезены немногочисленные купленные крепостные. В 1703 году к заводу «в работу» были приписаны крестьяне Краснопольской и Аятской слобод, монастырского села Покровского, основанных в 1654, 1669 и 1650 годах соответственно. Годом позже были приписаны и остальные социальные группы этих территорий: писчие дьяки, беломестные казаки, промышленные люди, бобыли и ясачные русские люди. Все эти категории в 1720-х годах, когда сюда после «выгонки» перебралось немалое число обитателей разгромленного Керженца. Поток «кержаков» (так с той поры стали называть старообрядцев) не ослабевал на протяжении 30—40-х годов XVIII века и привел к преобладанию поповцев на уральских заводах.

Таким образом, изначально население заводских поселков состояло из представителей различных социальных групп, имевших отличия в конфессиональных, культурных и производственных традициях и объединенных новыми экономическими реалиями. Поскольку основному производству требовались управленцы, квалифицированные мастеровые, подсобные рабочие, то происходила профессиональная специализация населения. Зарождались новые и совершенствовались старые промыслы, так или иначе связанные с заводским производством (плотники, кузнецы, углежоги). Поднялось предпринимательство, ориентированное на поставку материалов и сырья для производства, перепродажу заводской продукции, а также снабжение жителей продовольствием. Новые социально-экономические, административные и культурно-бытовые факторы жизни, тесно переплетаясь и взаимодействуя с традиционными, постепенно изменяли человека и общество. Происходил отход от ценностей традиционного общества (сельской общины), повышался уровень грамотности. Проявились рационализм, мобильность, восприимчивость к светской культуре, Фактически можно говорить о формировании в XVIII веке на горнозаводском Урале так называемого среднего сословия и его культуры, частью которой стала невьянская икона.

Иконный промысел на уральских землях зародился, по всей видимости, еще в XVII веке, однако произведения того времени здесь не известны. Небольшое число выявленных памятников относится к самому концу XVII века и представляет собой упрощенные вариации так называемых «северных писем». На присутствие иконописцев на Урале в начале XVIII века указывает ряд фактов. О работе нескольких иконников существуют свидетельства в приходно-расходных книгах Верхотурского Николаевского монастыря за 1701 год. В имуществе Невьянского завода, переданном Никите Демидову в 1702 году, значились 9 образов. Поскольку из центра присылались только специалисты и оборудование, а его строительство обеспечивалось за счет своих ресурсов, то не следует исключать возможности местного происхождения этих икон.

Формирование особенностей невьянской иконописи началось, вероятно, в 10-х годах XVIII века. Самое раннее свидетельство о работе иконописцев на уральских заводах относится к 1717 году. Это ландратская перепись Невьянских железных заводов, содержащая упоминание о Григории Яковлеве Сахарове, который «кормитца от иконного художества» с 1706 года. В это же время в Аятской слободе проживал иконописец Яков Фролов, который писал образа для окрестных крестьян, «прохожего и проезжего люда». На протяжении нескольких лет с 1732 года на Невьянском заводе «питался иконным промыслом» Иван Кузьмин Холуев, выходец из с. Городец Нижегородской губернии, в 1735 году записавшийся в подушный оклад при Екатеринбурге. Определить конфессиональную принадлежность этих иконописцев не представляется возможным.

Были отменены, и впредь все жители числились приписными крестьянами. Согласно переписи 1717 года, в Невьянском заводе значились «пришлые» из Москвы и Тулы, Архангельска и Устюга, Костромы и Нижнего Новгорода, строгановских вотчин, Галича и Вятки.

Среди этого прибывшего населения преобладали старообрядцы. Распространение на горнозаводском Урале двух основных течений старообрядчества — поповцев и беспоповцев — шло практически одновременно. В первом десятилетии XVIII века оформился местный центр поморцев (беспоповцев) на озере Таватуй, и сложился один из «кустов» уральских старообрядцев-поповцев в Висимских лесах.

Формирование общин на заводах шло под руководством крупных старообрядческих центров Поморья и Поволжья. При посредничестве приказчиков была выстроена целая «система» переправки новопоселенцев на заводы, состоявшая из транзитных пунктов на Каме, скитов в лесах вокруг заводов с последующими легализацией и вовлечением вновь прибывших «в работу». Старообрядцы не столько заполняли кадровые лакуны в среде квалифицированных специалистов основного и вспомогательного производств, сколько формировали управленческий аппарат, заняв там более половины ведущих постов, участвовали в становлении предпринимательских и ремесленных кругов.

В 1708—1710 годах на Урал прибыл Гаврила Семенов, представитель поморского Выгорецкого общежи- тельства, и с начала 1720-х годов Невьянск становится его резиденцией. Общины старообрядцев-поповцев в окрестностях уральских демидовских заводов появляются

Основную роль в формировании уральской горнозаводской иконописной традиции сыграли изографы-старообрядцы. Около середины 1720-х годов на уральскиезаводы с Керженца перебрался ярославец Петр Заверткин (около 1689-—1768), вероятно, ранее работавший ; при Оружейной палате в Москве. С Урала спустя несколько лет он ушел в ветковские старообрядческие слободы и вернулся оттуда на Нижне-Тагильский завод только в 1735 году. В начале 1730-х годов в лесных скитах близ демидовских заводов появился старообрядец- поповец, уроженец села Верходворского Хлыновского уезда священник Семен Ключарев (Вятский), более десяти лет занимавшийся здесь иконописью. С 1733 года проживал и работал на Нижне-Тагильском заводе Григорий Андреевич Перетрутов (Седышев), находившийся в родстве с одним из иконописцев патриаршей Благовещенской слободы Нижнего Новгорода. По местному преданию, Перетрутов «был царский иконописец при Петре Первом и бежал на Урал». Несколько позже остальных, в 1740 году, на Черноисточинском заводе обоеновался Иван Перфильевич Попов. Уроженец села Галич Архангельской губернии, малолетним он был увезен на Выг, где, скорее всего, обучался иконописному мастерству, и потому все 13 лет жизни на Урале занимался иконописанием.

Круг икон первой половины XVIII века, отражающий ; процесс выработки единых живописных «стандартов», составляет не более 30 произведений, известных на сегодня. Все они выполнены на прекрасно подготовленных ковчежных досках с торцевыми шпонками, их объединяет близкая цветовая гамма со светлыми, иногда почти белыми ликами, а также графичность изображений, искусная палеография.

Иконографический ряд включает образы Спасителя, Богоматери и святителя Николы Чудотворца. Выявленные памятники этого времени можно разделить на два художественных направления. Первое — более «северное», с плотными белыми рельефными ликами овальной формы, контрастным преобладанием холодных оттенков синей и красной гаммы, живописным фоном, выполненным растяжкой по цвету от темно-синего к светлому; полями светлой охры.

Второе — мягче в написании ликов, «глуше» и теплее по краскам. Для заполнения фонов использован либо двойник, либо имитационное золочение, поля темные с двойной полупрозрачной опушью, с более простыми в орнаментальном отношении надписями.

По нашему мнению, особенности каждого из этих направлений нашли свое отражение в иконе «Богоматерь Египетская» 1734 года (илл. 1), единственном датированном памятнике первой половины XVIII века. В этом произведении белильные плави лика, фоновая «растяжка» по цвету, контрастность и яркость дополнены характерным санкирем, смягчающим белила, и общей более теплой цветовой гаммой.

К сожалению, установить авторство икон первой половины XVIII века, известных нам, пока не представляется возможным. Можно лишь отметить, что в художественной манере мастеров, работавших в это время на Урале, могли найти отражение как традиции крупнейших  иконописных центров — Оружейной палаты, городов Поволжья, Русского Севера, так и вновь сформировавшихся старообрядческих — Ветки и Выга (илл. 2—8). Появление на горнозаводском Урале изографов- старообрядцев, пользовавшихся уважением среди единоверцев, сыграло решающую роль в становлении местного иконописания.

В середине 30-х годов XVIII века закончился период «мирного» существования заводского старообрядчества, и начался новый виток активного преследования его властями. Оценить степень влияния этих событий на развитие иконного дела в регионе сложно. Можно лишь предполагать, что старообрядцам-иконописцам, причисленным властями к разряду особо опасных, приходилось крайне тяжело. Во время усиления гонений старообрядцам приходилось заниматься торговлей и промыслами, не связанными с их основным занятием. Помимо пристального внимания «извне», как раз в это время урало-сибирское староверие проходит стадию важной внутренней трансформации. Острые противоречия между различными беглопоповскими центрами привели к главенствующей роли старооб- рядцев-поповцев в горнозаводских районах урало-сибирского региона. На фоне значительного ослабления влияния поморцев, последовавшего после смерти А. Демидова в 1745 году и разгрома «выговского» монастыря в Невьянске в 1750 году, беглопоповское согласие, упрочив свой духовный авторитет, становится основным на заводах.

1760—1770-е годы — переломные в истории уральского иконописания. С этого времени можно говорить о появлении единого стиля, о чем свидетельствуют многочисленные датированные памятники. Происходит расширение иконографического ряда, создаются сложные многофигурные произведения, подобные складням «Святитель Никола Можайский, со сценами жития и чудес» 1762 года и «Харлампий Магнезийский со сценами жития в 18-ти клеймах». Во всех произведениях этого периода прослеживается влияние живописных традиций Русского Севера.

Кроме качественных ковчежных досок с торцевыми шпонками, характерными признаками икон этого времени стали: белильное личное; тонкие золотые разделки одежд; колорит, построенный на комбинации разных оттенков красного, оранжево-коричневого, синего цветов; своеобразный позем в виде покатых холмиков с цветами в сочетании с традиционными лещадками; охристый — от молочно белого до желто-коричневого — цвет полей; золоченый фон; безукоризненная, часто орнаментированная палеография (илл. 9—19). В основном эти иконы небольших размеров, встречаются также двух- и трехстворчатые складни, оправленные в металлические и деревянные рамы.

О существовании на горнозаводском Урале старообрядческой иконописной школы можно говорить с последней четверти XVIII века, когда здесь работало уже третье или четвертое поколение мастеров. Заключительный этап формирования невьянской школы совпал по времени с изменениями в социально-экономической и религиозной политике государства, а также с продолжающейся культурной самоидентификацией уральских старообрядцев-беглопоповцев.

С воцарением Екатерины II происходит либерализация системы отношений власти со старообрядцами. В совокупности с общими экономическими и социальными нововведениями это способствует росту и усилению влияния торгово-промышленных и ремесленных кругов старообрядчества. Укрепление положения уральских купцов-старообрядцев еще более подчеркнуло финансовую автономность местной беглопоповщины и явилось одной из причин окончательного ее обособления от единоверцев Европейской части России. Это проявилось, в первую очередь, как на уровне производства собственных культовых предметов, так и в их последующем распространении на востоке России. Иконописцы-старообрядцы обрели в лице всей уральской беглопоповщины постоянного и очень состоятельного заказчика. Художественные вкусы верхушки горнозаводского купечества обусловили начавшееся в 1780-е годы постепенное изменение облика невьянских икон.

Проводниками новых тенденций, на наш взгляд, стали иконописцы династии Богатыревых, работавшие в Невьянске с 1778 года. По всей видимости, чуть больше десятилетия понадобилось Ивану Васильевичу Богатыреву, обучавшемуся иконописи, скорее всего, в Невьянске, на формирование собственной манеры письма в традициях местной школы. Самым ранним выявленным образцом его творчества является подписная датированная икона «Апостолы Петр и Павел, со сценами жития» 1791 года из собрания Государственной Третьяковской галереи. Иконописцы, работавшие в традиционной невьянской манере, «сопротивлялись» нововведениям до самого конца XVIII века. Это наглядно иллюстрирует икона «Голгофа», созданная в 1799 году (илл. 20).

Тесное переплетение родственных и религиозных связей, деловых интересов и, бесспорно, высокого мастерства позволили Богатыревым занять центральное место в невьянской иконописи конца XVIII — первой половине XIX века.

Исследователи невьянской иконы отмечают, что «...почти все иконописцы копировали иконы Богатыревых, и можно найти это сходство с начала XIX до начала ХХ-го... Влияние этой семьи было огромное на всех уральских иконописцев...». Поэтому творческое наследие Богатыревых в полной мере отражает художественное своеобразие невьянских икон первой половины XIX века. Для них «...характерны точный рисунок, выразительная линия, тонкое изящное письмо; многофигурные композиции с динамичными ракурсами фигур, исполненными пафоса жестами, пышными драпировками, обильно прописанными твореным золотом; темновидные, вохреные в белизну лики и свободная постановка фигур; барочноклассицистические архитектурные мотивы и элементы реального пейзажа; листовое золото фона и роскошное узорочье черненого, расцвеченного и гравированного золота в одеждах и аксессуарах; пространные пояснительные надписи и подписи; колористическая гамма с преобладанием двух цветов — красного и зеленого — в их сложных градациях; наконец, плотный, «костяной» левкас и высокое качество иконных досок».

Невьянские иконы XIX века достаточно многочисленны, среди них встречается большое количество подписных и датированных памятников. Культовое строительство, развернувшееся с конца XVIII века, вызвало появление большого количества храмовых икон (илл. 21—30). Помимо Богатыревых, в Невьянском заводе работают семейные мастерские Малы- гановых и Чернобровиных, в Нижнеиргинском — Колчиных, в Староуткинском — Филатовых, в Нижне-Тагильском — мастерские Челышева и Германова (Ушакова) и другие.

Тесная связь эволюции невьянской иконописи с историей местного старообрядчества, в свое время способствовавшая расцвету школы, стала одной из причин ее «заката». С конца 1830-х годов в условиях нового наступления на старообрядчество при Николае I происходит распад беглопоповской организации Урала и Западной Сибири. В это время торгово-промышленная верхушка, по чьим заказам работали иконописцы, под давлением властей была вынуждена принять единоверие и переориентироваться на другие сферы предпринимательства, не требовавшие конфессиональной поддержки (например, золотопромышленность). Новый статус и образ жизни уральских старообрядцев-бегло- поповцев, бывших руководителей и казначеев, постепенно сделали их культурный облик более светским (илл. 31—32).

В дополнение к этому вышел указ от 5 января 1845 года, запрещавший старообрядцам заниматься иконописанием. Несмотря на это, высокий уровень невьянских икон сохранялся примерно до середины 1850-х годов. Некоторые из иконописцев-старообрядцев перешли в единоверие еще до указа; другие сделали это вскоре после его выхода, однако количество заказов уже не было таким, как ранее. Часть мастеров сменила род занятий, поскольку заказы уменьшились, а спрос на иконы удовлетворялся пришлыми мастерами, которые старались работать в невьянской манере.

«Последними» уральскими иконописцами были братья Андрей и Гавриил Романовы, чьи предки пришли в Невьянск из Гуслиц в начале 1830-х годов, на пороге «заката» местной иконописной школы. В работах Романовых, несомненно, присутствует формальное следование «невьянскому» стилю, однако сложно говорить об его дальнейшем развитии.

Евгений РОЙЗМАН, Максим БОРОВИК

Редакция благодарит Михаила Чернова за помошь в подготовке публикации.

Антиквариат Предметы искусства и коллекционирования № 1-2 (73) январь-февраль 2010  стр.4