Немеркнущие краски «вечной живописи»

Считалось, что некоторые камни «поветрие моровое отгоняют, тело человеческое от всякой болезни устраняют, мысли злые удаляют, промеж людьми приятельство чинят и всякое счастье размножают».

Давняя традиция обращения к камню при изготовлении мебели знает и курьезные примеры. В самом конце XVIII столетия русский артиллерии майор А.Фридерикс в книге «Разговор о вкусе в архитектуре для всех в свете городов, а особливо для Санкт-Петербурга и прочих мест под одинаким с ним климатом» предложил изготавливать каменную мебель. Излагая свои взгляды на организацию жилища, в котором основными материалами отделки предполагались металл и камень, он писал: «В моем совсем каменном доме все мебели в парадных покоях, которые всегда на одном месте стоят, как, например, диваны, креслы и столы, могут быть сделаны из камня и железа, сообразуясь разрисовке комнаты». Идеи сентиментализма, призывавшего вернуться к природе, ее мотивам и материалам, вдохновили Фридерикса на абсурдный проект создания для жилых интерьеров мебели целиком из камня, совершенно неприемлемой не только в условиях северного климата, но и с точки зрения функциональности и целесообразности. Его предложению не суждено было реализоваться. Однако цветным камнем, одним из самых выразительных декоративных материалов, продолжали украшать мебель.

В коллекциях петербургских музеев представлены разнообразные по времени, месту и технике изготовления предметы художественной мебели, в декорировке которых использованы мрамор и самоцветы. Некогда эта мебель, входившая в убранство императорских и великокняжеских дворцов, была гордостью их владельцев, объектом коллекционирования: предметы, украшенные флорентийской, римской и русской мозаиками, привозили из-за границы, заказывали на отечественных фабриках и приобретали в столичных магазинах.

Как известно, в Западной Европе особенно активно декорировать мебель камнями стали в эпоху барокко, когда внешний вид изделий обогащали не только усложнением формы и декора, но и усилением интенсивности цветового решения. Пышный и репрезентативный стиль, призванный подчеркивать могущество господствующего класса и католической церкви, наиболее ярко проявился в Италии. Стремление к крупным формам, монументальным образам, динамичному и пластичному декору, характерное для барокко, отличало многие мебельные предметы итальянских мастеров XVI—XVII веков. Именно в это время появляются нарядные кабинеты, фигурные столы, разнообразные консоли и пьедесталы, украшенные каменными мозаиками. Они наполнили интерьеры блеском и многоцветием.

Кабинет — новый для европейского искусства объект декорирования — быстро распространился в странах Европы, где уже к концу XVII столетия сложились центры по производству этой нарядной и дорогостоящей мебели. Одним из таких центров стала Флоренция, прославившаяся изготовлением мебели, декорированной мозаичными изображениями из мрамора и полудрагоценных камней. Первые изделия, выполненные в этой технике, появились еще в XVI веке и по месту изготовления стали именоваться «флорентийской мозаикой». Способ создания таких мозаик был аналогичен набору из разных пород дерева: композиции составлялись из пластин камня толщиной около 4 мм и с помощью мастики наклеивались на шиферную доску. При этом кусочки камня неправильной формы, соединявшиеся в картины с минимальными, почти невидимыми швами, соответствовали очертаниям тех или иных деталей, из которых набиралось изображение. После шлифовки поверхность мозаики выглядела как монолит.Флорентийские мастера виртуозно использовали естественный рисунок камня: в такой мозаике очень часто обыгрывались неровности окраски материала, пятна, полосы, на которых сознательно создавался декоративный и изобразительный эффект. Умело используя цвет и рисунок минерала, художники передавали разнообразные фактуры, цвет и объемность вещественного мира — оперение птиц, прозрачность спелого плода, блеск омытой росой листвы. Красочные композиции радовали глаз и восхищали умением превратить камень в живые картины природы.

К середине XVIII века эта техника получила всемирную известность. Французский писатель аббат Ришар отмечал в своем «Описании Италии»: «Флорентийские мозаики стоят очень дорого, вследствие долгого времени, которое нужно для их изготовления. Наиболее ценные мраморы, агаты, гранаты, сардониксы, кораллы, перламутр, лазурит, яшмы и топазы входят в состав этих необычных картин». К прекрасным образцам мозаик середины XVIII столетия относятся аллегории пяти человеческих чувств, подаренные императрице Елизавете Петровне и ставшие частью убранства знаменитой Янтарной комнаты Большого Царскосельского дворца. Из четырех мозаик, исчезнувших в годы Великой Отечественной войны, была возвращена в ГМЗ «Царское Село» лишь мозаика «Обоняние и Осязание».

Три остальные воссозданы мастерами «Царскосельской янтарной мастерской» по сохранившимся во Флоренции авторским эскизам Дж.Дзокки.

Со временем флорентийская техника была освоена мастерами и в других городах Италии. Однако изделия, выполненные, к примеру, в Риме, имели свои особенности. Великолепный экземпляр такой работы — редкий предмет XVII века (Sotheby’s, London, 1996), украшенный геометрическими композициями из лазурита, яшмы, агата и мрамора, в которых основное внимание уделено природному рисунку камня. В эрмитажном собрании есть нарядная столешница с орнаментальной композицией: причудливо расположенные ленты и картуши желтого мрамора обрамляют ветки с цветами и плодами, среди которых изображены птицы. В римских мозаиках доминировал геометрический рисунок, лишь иногда дополнявшийся натуралистически трактованными изображениями цветов и птиц.

Для мозаик, изготовленных во Флоренции или во флорентийской стилистике, характерны цветочные композиции, бабочки и птицы на ветках или с плодами в клювах, эффектно выделяющиеся на фоне черного мрамора. Кабинеты, декорированные такими композициями, изготавливали и в Аугсбурге — европейском центре серебряного и мебельного дела XVII века. Один из образцов аугсбургской работы находится в собрании Эрмитажа. Его фасад напоминает архитектурное сооружение, многочисленные ящички украшены цветами, плодами и птицами. В этом же собрании — и кабинет на подстолье, изготовленный в XIX столетии, но украшенный мозаичными вставками с изображением всадников, созданными в конце XVIII века.

В середине XIX века технику флорентийской мозаики, вновь ставшую популярной и модной, освоили и успешно использовали не только итальянские мастера, но и камнерезы других европейских стан. В коллекции музея-заповедника «Петергоф» хранится подписной полушкаф французского мастера М.Бефора Младшего (M.Befort-jeune), дверцы которого украшены цветочными рельефными композициями. Сегодня подобные предметы европейского происхождения изредка появляются на русском антикварном рынке. Они различны по качеству исполнения рельефных мозаик, принадлежащих к разновидности флорентийской техники, которая широко использовалась в XIX столетии в украшении корпусных предметов.

В середине XIX века техникой флорентийской мозаики виртуозно владели и русские мастера. Одно из ранних изделий того времени, украшенных каменными наборными композициями, стало экспонатом русского отдела Первой Всемирной выставки в Лондоне в 1851 году. Небольшая шкатулка черного дерева с пятью наборными плакетками, изготовленная на Петергофской гранильной фабрике и принадлежавшая императору.Николаю I, произвела большое впечатление на посетителей. Один из обозревателей писал о ней так: «Кроме драгоценных малахитов, которыми англичане постоянно дивились на русской выставке, было еще одно особенно изящное произведение, обращавшее на себя также всеобщее внимание: это шкатулка из черного дерева с прекрасною резьбою по рисункам барона Клодта. Верх этой шкатулки украшен аметистовой кистью винограда, которая при освещении имеет совершенно натуральный вид сочной виноградной кисти. Тут же для усиления эффекта брошена ветка рябины из кораллов, ветка белой смородины из сердолика; на боку — вишня, груша и сливы — на другом».

Появление в Петербурге мебели, украшенной каменными мозаиками, связано с расцветом культуры камня в России. В XVIII столетии одновременно с созданием новой столицы возникает и развивается камнеобрабатывающая промышленность. Петр I мечтал для пышности двора «палаты убрать цветными каменьями, а на табакерках поставить узорчатые крышки», поэтому всячески поддерживал новое для России производство. В 1721 году он учредил Петергофскую «пильную мельницу» и пригласил для работы иностранных мастеров. На фабрике вскоре освоили технику полировки и шлифовки и овладели умением обрабатывать камень, распознавать его структуру и добиваться определенного художественного эффекта. Во второй половине XVIII века появляются еще две камнерезные фабрики — в Екатеринбурге (1765) ив Колывани (1786). Наряду с Петергофской они стали центрами, выполнявшими заказы императорского двора, а в XIX столетии, по словам А. Е.Ферсмана, — оказались «единственными в мире по размаху учреждениями, призванные выявлять красоту русского цветного камня».

Возникновению фабрик на Урале и Алтае предшествовали многочисленные экспедиции, благодаря которым, по образному выражению Ферсмана, Россия «начала узнавать себя». Экспедиции П.С.Палласа, И.И.Лепехина, А.И.Гюльденштедта, И.Г.Георги и И.П.Фалька, в результате которых были открыты руды, уголь и самоцветы, привлекли внимание Екатерины II к этой области промышленности.

Интересно вспомнить, что первые попытки наладить производство «гладкой наклейной мозаики из твердых камней» относятся еще ко времени правления Елизаветы Петровны, мечтавшей один из залов Большого Царскосельского дворца декорировать уральскими самоцветами. Однако осуществить эту грандиозную затею удалось Екатерине Великой. Для нее архитектор Ч.Камерон создал уникальные интерьеры — знаменитые Агатовые комнаты, в которых стены и двери двух кабинетов были оклеены пластинами уральской яшмы.

К екатерининскому времени относятся и первые попытки изготовления мебели, декорированной наборным камнем. Из сохранившихся описаний известно, что в начале XX века в музее Петергофской гранильной фабрики находилась столешница с изображением сказочного магометанского города, «весьма примитивно сделанная из уральских камней: разнообразных яшм, кварца и агата с вырезанною на ней подписью: «Martino Peterhoff 1779». «При взгляде на эту столешницу, — отмечали исследователи в 1920-х годах, — нельзя не убедиться, что произведения фабрики в области мозаики в конце прошлого столетия были весьма разнообразны и самобытны, несмотря на то, что фабрика не жалела денежных средств на выписку из Италии мастеров, для руководства работами, пытаясь насадить флорентийские методы».

Период расцвета гранильной фабрики в Петергофе наступил в 1830—1860-х годах, когда во главе ее стоял Л.А. Перовский. Он всячески поощрял изготовление и продажу изделий в частные руки, что значительно поддержало производство, пережившее упадок в предшествующие десятилетия. Интересно, что Перовский принял «программное» решение изготавливать для частных лиц менее сложные вещи, преимущественно из малахита — они не требовали значительных расходов, но были тогда в большой моде. Важно обратить внимание и на то, что Перовский уделял большое внимание пополнению коллекций и запасов камня, покупая и заказывая необходимый материал через Английский магазин Никольса и Плинке и своих комиссионеров за границей. В эти десятилетия афганский лазурит поступал от ташкентских купцов, кремни и яшмы — из Италии, черный мрамор — из Бельгии, сердолики (для камей) — через Англию из Индии. Однако главным источником пополнения запасов оставалась добыча камня в России. Через Екатеринбургскую фабрику в Петергоф привозили берилы, аметисты, агат и орлец. Открытие крупных скоплений малахита в Меднорудянске у Демидова позволило получить прекрасный материал, удовлетворявший огромный спрос на этот камень на протяжении первой половины XIX века.

В 1848 году, в связи с большими работами в Исаакиевском соборе и Новом Эрмитаже, на фабрике было учреждено мраморное отделение, которое вплоть до 1860-х годов занималось обработкой мягких пород. Одновременно с открытием этого отделения получили развитие мозаичные работы — как рельефные, так и гладкие.

Именно при Перовском в 1847 году мозаичист И.Соколов был отправлен в Италию с заданием «осмотреть в подробности все гранильные и мозаичные заведения, сравнить с петергофскими», «сделать вывод в разнице», а «полезное ввести». Особое внимание мастер должен был обратить на устройство гранильных и шлифовальных станков, на инструменты, мозаики, изготовление чаш и ваз из мрамора, а также «на работы античные». Кроме этого, Соколову предписывалось обратить внимание на «все породы камней, где добываются и продаются» и т.д. Задание, полученное от фабричного руководства, состояло из 10 пунктов и включало условие «...по прибытии во Флоренцию вести непременно каждодневный журнал всем осмотренным работам».

Надо сказать, что Соколов блестяще справился с возложенными на него обязанностями. Он внимательно изучал производство и методики, приобретал рисунки для мозаик, искал и покупал камни, зарисовывал машины и инструменты. За время пребывания во Флоренции мастер изготовил несколько небольших наборных предметов. Через два года он возвратился в Петербург. В виде отчета он привез стол и «большое число рисунков для изготовления мозаик по античным образцам». Вероятно, именно этот стол с мозаичной столешницей с изображением птицы на виноградной ветке был представлен на Лондонской выставке 1851 года и вызвал высшую похвалу жюри. О нем и других наборных работах петергофских мастеров журналисты восторженно писали: «... мы не думаем, что столь трудные и так хорошо отделанные произведения были когда-либо исполнены со времен древних греков и римлян».

С 1850 по 1872 год Соколов, «водворивший в Петергофской гранильной фабрике заимствованные им у итальянских мастеров усовершенствованные приемы», руководил мозаичными работами. Они стали главной специализацией фабрики в эти десятилетия. Несмотря на привезенные рисунки, именно в это время фабрика начинает тесно сотрудничать с архитекторами, заказывая им эскизы для своих изделий. К работе привлекаются Г.Боссе, И.Монигетти, Н.Красовский и другие.

На Парижской выставке 1862 года Петергофская гранильная фабрика демонстрировала «мозаичные столы, шкапик, жардиньерку и пр.». Об экспонатах Всемирной выставки 1873 года, проходившей в Вене, сохранились следующие отзывы: «Повсюду интерес вызывают столешницы с мозаиками, в которых выделяется малахит, ляпис-лазурь, лабрадор и много других сибирских камней. Очень интересны работы в технике флорентийской мозаики фабрики — разнообразные цветы и птицы, воздействующие благодаря великолепному материалу». Можно представить, что европейская публика с интересом знакомилась с произведениями русских гранильных фабрик, а успех на международных выставках, в свою очередь, способствовал росту популярности этих изделий в России. В течение ряда лет фабрика в Петергофе не только изготавливала предметы для императорского двора, но выполняла многочисленные частные заказы.

Особенно сильное впечатление произвели на публику экспонаты Парижской выставки 1867 года. На этот раз Россия представила большое количество изделий из твердых камней. Екатеринбургская фабрика привезла чаши и вазы из агата и орлеца; Колыванская шлифовальная фабрика экспонировала камин из порфира и изделия из яшмы. Однако петергофские мастера показали наиболее интересные и разнообразные изделия, среди которых были чаши, пресс-папье, вазы, пепельницы и мебель. О большом шкафе черного дерева с 15 мозаиками писали, что он «является не только украшением этой части выставки, но и принадлежит к лучшим произведениям этого типа». Поражало высокое качество его технического исполнения, но главная заслуга, по мнению обозревателей, принадлежала художнику, создавшему мозаики с нежными букетами цветов из полированных полудрагоценных камней. «Цвета подобраны с большим мастерством и отличаются натуральностью и естественностью», — восхищались французы.

Шкаф, как и другие изделия казенных фабрик, демонстрировался вне конкурса, и корреспондент, писавший о нем, сожалел, что на выставке не прозвучали имена автора и исполнителей, «заслуживающих славу, т.к. их усилия привели к появлению произведения, объединившего в лучшем смысле слова искусство и технику». Вместе с тем, установить имена создателей шкафа не составляет труда. Очевидно, что шкаф был изготовлен под руководством главного мастера Петергофской гранильной фабрики Соколова. Не случайно в 1867 году он получает крест Ордена Почетного легиона «за художественное выполнение мебели со вставками императорской Петергофской гранильной фабрики». Автором проекта можно с большой степенью вероятности считать архитектора Монигетти. Известно, что он создавал эскизы для произведений художественной промышленности, в том числе и тех, которые изготавливались на фабрике. Косвенным подтверждением такого предположения могут служить строки из некролога Монигетти. В нем особенно отмечались заслуги архитектора, связанные с Парижской выставкой 1867 года: «Если в 1867 году на Всемирной выставке и потом на всех европейских последующих выставках и за границей, и у нас предметы русской художественной промышленности, как то: мебель, ткани, бронзовые и гончарные изделия и другие отрасли обращали на себя внимание знатоков, то заслуга в этом по большей части принадлежит И.Монигетти, снабжавшему своими рисунками лучшие мастерские предметов художественной промышленности».

Изображение шкафа было включено в иллюстрированный каталог выставки, аннотация сообщала, что предмет является собственностью русской императрицы. Его необычайная нарядность, а также монограмма МА в медальоне фронтона позволили предположить, что шкаф был изготовлен к 2 5-летнему юбилею бракосочетания Александра II и Марии Александровны в 1866 году. Русская императрица любила изделия из уральских самоцветов, мебель с флорентийской мозаикой украшала ее личные апартаменты. После выставки шкаф вернулся в Малиновый кабинет Зимнего дворца, где и находился до самой смерти Марии Александровны.

В 1872 году на Московской политехнической выставке «общее внимание обращали на себя два стола работы Петергофской фабрики; на верхней доске одного из них лежали рассыпанные гроздья винограда, листья которого из нефрита и ягоды из темного аметиста были верхом подражания природе. Столы эти принадлежали государыне императрице».

С 1874 года художественное руководство Петергофской фабрикой перешло к архитектору А. Гуну, ставшему в 1886 году ее директором. В эти десятилетия по- прежнему практиковалось сотрудничество фабрики с известными столичными архитекторами. В составлении эскизов в 1870—1890-е годы участвовали А.Горностаев, Н.Набоков, В.Симанов, П.Кудрявцев и другие. Оригинальные рисунки, созданные этими художниками, еще в начале 1920-х годов хранились в фабричном музее.

К числу работ, демонстрирующих виртуозное мастерство петергофских мозаичистов конца XIX столетия, относятся изящные шкафчики, выполненные в 1886 — 1892 годах по заказу Александра III и его супруги Марии Федоровны для Аничкова дворца. Створки одного из них украшает мозаика «Тропический лес», созданная по рисунку Н.Набокова и Г.Дассона. Два других — декорированы орнаментальными композициями «Арабески», в основе которых — эскиз того же Набокова, выполненный в соавторстве с Л.Аеришем. Нарядные композиции отличаются выразительным рисунком, тонкостью цветового решения и высоким качеством исполнения, что подтверждало высокую степень мастерства русских камнерезов, так восхищавшего европейцев.

Мебель с флорентийской мозаикой изготавливали в Петербурге и в частных мастерских. Известно, что пять лет обучался в Риме А.Сиверс, открывший по возвращении из Италии мозаичную мастерскую в доме Воронина на углу Морской улицы и Кирпичного переулка. В 1859 году в «Архитектурном вестнике» о Сиверсе писали: «Из числа начатых в Риме и оконченных уже здесь в Петербурге мозаичных работ г. Сиверса необходимо упомянуть о столовой доске (table de luxe) из горного ирландского мрамора; в середине ее изображены шифер, корона и цветы, окруженные венком цветов итальянской флоры. Эта работа была заказана художнику графом Э.Сиверсом». Из этого сообщения известно, что мраморные доски для столов, изготовленные в мастерской и украшенные гирляндами, букетами, аллегорическими изображениями, стоили от 250 до 2000 рублей серебром; иконы — от 50 до 100; портреты — от 500 до 1000 рублей.

Если техника флорентийской мозаики была изобретением итальянцев, то русским художественным явлением стала мозаичная облицовка предметов тонкими пластинами малахита и лазурита, которые наклеивались на остов разнообразных по форме и размерам изделий. Пластины толщиной от 2 до 4—5 мм тщательно подбирались по рисунку, подгонялись с минимальным зазором и после выравнивания, шлифовки и полировки поверхности создавалось ощущение монолитной плиты или формы. В этой технике, получившей название «русской мозаики», красота естественного камня приумножалась мастерством художника, умело использовавшего природный рисунок минерала.

Малахит был одним из самых любимых цветных камней в России с 1780-х годов. Тогда на одном из старых рудников, принадлежавшем Демидовым, добыли огромные блоки камня весом в 25 тонн. С того времени малахит бесперебойно поступал на камнерезные фабрики. Открытие крупных скоплений этого минерала на Урале дало в большом количестве прекрасный материал, отличавшийся от других разновидностей сложной структурой и переменчивой окраской. С конца XVIII столетия так называемый демидовский малахит использовался не только в России, но продавался за границу, особенно во Францию и Англию. Мода на малахитовые изделия утвердилась в декоративном искусстве в 1820—1830-е годы. В это и последующие десятилетия на Петергофской гранильной фабрике для залов Зимнего дворца и Эрмитажа по рисункам Ш.Персье и П.Фонтена, И.Гальберга, Л. Кленце и других архитекторов были изготовлены столы и консоли, вазы, обелиски, колонны и торшеры, облицованные уральским самоцветом. К числу таких уникальных изделий относится и стол, у которого столешница и ножка- стойка покрыты пластинами малахита и украшены золоченой бронзой.

Стол был создан на Петергофской фабрике в 1809 году по проекту, воспроизведенному в знаменитом «Recueil de decorations interieures...» Персье и Фонтена. При этом интересно отметить, что французские авторы задумывали этот предмет из бронзы с фарфоровой столешницей. По-видимому, по проекту А.Брюллова были изготовлены два больших неоготических торшера, облицованных малахитом и украшенных бронзовым орнаментом, предназначавшихся, вероятно, для Готического зала Зимнего дворца, созданного по проекту архитектора.

С малахитом работали не только на казенной фабрике, но и на фабриках, принадлежавших Демидовым, и в мастерских Английского магазина Никольса и Плинке. Известно, что на Всемирной выставке 1851 года Демидов демонстрировал «колоссальные вазы из малахита в пышном бронзовом уборе, мебель, облицованную малахитом, и двери из бронзы и малахита, над которыми работали 30 мастеров целый год — день и ночь».

С конца 1840-х годов в моду входят изделия из лазурита. В технике «русской мозаики» им облицовывают шкатулки, настольные кабинеты, прессы и другие предметы, включая мебель. Лазурит, один из самых популярных отделочных материалов, с давних времен был окружен множеством суеверий. «Нельзя отрицать, что лазуревый камень, правда, в лучших своих образцах, — писал А.Фелысерзам, — таит в себе очарование, которому трудно противостоять. Действительно, роскошный цвет хороших бадахшанских кусков производит необыкновенно благородное впечатление, точно, — как ни парадоксально это сопоставление, — холодный огонь... Сам по себе синий цвет, как известно, уже физически действует успокоительно, имея в себе нечто, внушающее чувство довольства и радостности ...»

Увлечение лазуритом в середине XIX века объясняется тем, что началась разработка богатых залежей этого камня байкальского месторождения. Здесь были обнаружены редкие по красоте образцы: кроме синего, лилового и светлофиолетового камня, был найден еще не встречавшийся «розовый лазурик». Благодаря этим находкам лазурит как поделочный материал приобрел особую популярность и широко использовался в отделке обстановочных предметов. Из документов известно, что в 1848 году для великой княгини Ольги Николаевны на Петергофской гранильной фабрике был изготовлен «киот из лапис-ла- зури с

драгоценными камнями». Во дворце Коттедж до войны находился столик с лазуритовой столешницей и мозаикой в центре, также изготовленный на казенной гранильной фабрике и т.д.

Однако первые мебельные предметы из лазурита были созданы на Петергофской фабрике еще в конце XVIII столетия. Речь идет о двух консолях для Лионского зала Большого Царскосельского дворца, изготовленных, возможно, по заказу императрицы Екатерины II.

Лионский зал — парадный интерьер, оформленный по проекту Камерона, — отличался особой изысканностью и богатством отделки. Фризы из лазурита, лионские шелка (давшие название помещению), наборные паркеты из амаранта, палисандра, пальмового и других пород дерева с перламутровыми вставками создавали уникальный облик зала. Для него в 1785 году были изготовлены консольные столы, облицованные лазуритом и украшенные каменными рельефными мозаиками и золоченой бронзой. Показательно, что именно в 1785 году одновременно несколько искателей открыли первые месторождения лазурита на берегах Байкала в долине реки Слюдянки. Вероятно, консоли демонстрировали декоративные возможности обнаруженного отечественного минерала.

Отделка зала, существенно измененная в 1840—50-х годах по проекту архитектора Монигетти, погибла в годы Великой Отечественной войны. Однако обе консоли и находившийся здесь в XIX веке большой мебельный гарнитур из лазурита, изготовленный для императрицы Марии Александровны и состоявший из 25 предметов, сохранились до наших дней.

Этот необычный комплект из бадахшанского и прибайкальского лазуритов, украшенный золоченой бронзой и состоящий из столов, жардиньерок, ваз, кашпо, канделябров, каминных экранов и большой нарядной люстры, был изготовлен по рисункам Монигетти. При этом лазуритовые части выполнили мастера Петергофской гранильной фабрики, а бронзовые детали в виде цветочных гирлянд, бантов, веток лавра, львиных масок — столичные мастера через магазин Никольса и Плинке.

Лазуритовый гарнитур Лионского зала принадлежит к уникальным произведениям русского декоративного искусства середины XIX века. Он не имеет аналогов ни в России, ни в Европе и с очевидностью свидетельствует не только об общем увлечении этим минералом, но об особом пристрастии к нему русской императрицы.

С конца XVIII века широкое распространение в украшении предметов мебели (прежде всего, столешниц) получили мозаики, составленные из квадратов, кругов, шестиугольников и дисков, выполненных не только из мрамора, но и из твердых пород: яшмы, порфира, халцедона. В этих изделиях, в отличие от русской мозаики, главную роль играл подбор камня по цвету. Образцом такой работы может служить небольшая столешница, выложенная овальными кусками различной яшмы, напоминающими по рисунку срез ствола дерева. Эта столешница, изготовленная на Петергофской фабрике и украшающая небольшой столик из собрания Государственного Эрмитажа, датируется 1805 годом.

В середине XIX века набор из геометрических фигур на столешницах часто сочетался с так называемой римской мозаикой, выполненной из смальты, — маленьких разноцветных кубиков стекла, имитирующих цветной камень. Богатство ее палитры (в XIX столетии использовалось около 28 000 оттенков смальты) позволяло создавать миниатюрные картины, изображающие городские виды или воспроизводящие известные живописные полотна, популярные в то время.

В подобных мозаиках мастера ставили перед собой не только чисто декоративные задачи, но и стремились максимально приблизиться к цветовому решению живописного оригинала и передаче света и воздушной среды. Это блестяще удавалось мастеру М.Барбери, обучавшему в Риме своему искусству русских учеников и дважды посетившему Россию. Несколько мозаик Барбери находится в коллекции Государственного Эрмитажа — это высокохудожественные образцы, выполненные в этой технике. В XIX веке римская мозаика стала необычайно популярна. Огромное количество смальтовых мозаик — настольных прессов, плакеток, брошей и столешниц наводнило европейские рынки. Предвидя такое, мастер предупреждал об опасности, грозящей этому виду искусства. И действительно, разнообразные изделия (включая столешницы) изготавливались итальянскими мозаичистами и, становясь предметами коммерции, вывозились за пределы страны как сувениры. Чаще всего к столешницам, заказанным или привезенным из Италии, подстолья изготавливались на месте, в том числе и в России. Стол из собрания музея-заповедника «Петергоф» с изображением «Капитолийской волчицы» и шести архитектурных пейзажей Рима, на которых представлены самые популярные ансамбли Вечного города, из такой же серийной сувенирной продукции.

В России освоение римской смальтовой техники шло параллельно с изучением флорентийской мозаики. В 1849 году к Мозаическому отделению Академии художеств был причислен А.Н.Фролов, служивший мастером на Императорском стеклянном заводе, ставший в 1856 году художником-мозаичистом, а в 1865-м получивший должность смотрителя смальт. С 1883 по 1890 годы Фролов заведовал Мозаическим отделением, мастера которого еще с 1851 года выполняли большой заказ — 62 иконы-картины для Исаакиевского собора. Эти мозаики получили высокую оценку современников не только в России. Успехи художников-мозаичистов поставили русское мозаичное искусство на одно из первых мест в Европе.

Моду на каменные наборные изделия удовлетворяли не только работы в технике «римской мозаики». Уже с середины XVIII века получил распространение способ изготовления изображений из гипса, успешно имитирующего камень. «Наряду с цветными камнями большое место в работах мозаичистов начали постепенно занимать различные породы известняка, в том числе литографский камень, а также в течение XVIII века в моду все больше входят искусственно окрашенные гипсы, получившие название «скалиол», — писал аббат Ришар.

Начало этой техники было положено еще в XVI веке в северной Италии. Сводилась она к следующему: гипсовая поверхность из порошковидного селенита раскрашивалась в соответствии с задуманной композицией «по мокрому», закреплялась обжигом, а затем поверхность полировалась. Эта разновидность мозаики, получившая название «скальола», упоминается в описании мастерских Флоренции XVIII столетия. В России прекрасным образцом этой техники служила Помпейская столовая в Зимнем дворце, созданная по проекту Брюллова и перестроенная в 1890-х годах. В соответствии с замыслом  архитектора, стены, двери, а также доска консольного стола дворцового интерьера были выполнены в технике «скальола» в мастерской Л.Терциани. Необычная, но эффектная техника декора должна была напоминать о роли камня и каменных мозаик в украшении римского дома — стилистического прототипа столовой Зимнего дворца.

Скальола широко использовалась на протяжении всего XIX века. В петергофской коллекции есть две итальянские столешницы 1850—1860-х годов, украшенные в центре видами Венеции (на одной) и Пизы (на другой), а также медальонами с идентичными персонажами в национальных костюмах. Эти работы принадлежат к той разновидности серийной продукции Италии, которая вывозилась путешественниками во все страны Европы как национальное произведение итальянских мастеров. Обращение к технике римской мозаики и скальолы можно объяснить желанием найти адекватную замену такому дорогостоящему и сложному в обработке материалу, как камень, на протяжении столетий применявшемуся в украшении мебели.

Цветные камни, составленные в великолепные мозаики, декорировавшие кабинеты, нарядные столы и консоли, и ныне продолжают радовать глаз немеркнущими красками «вечной живописи». Однако, несмотря на долговечность материала, мебели с мозаиками сохранилось не очень много, так как из-за трудоемкости и дороговизны изготовления она создавалась почти исключительно по заказу : именитых владельцев. В России мебельные предметы, украшенные камнем, находятся по преимуществу в музейных собраниях и практически не встречаются на антикварном рынке. В настоящее время крупные изделия с флорентийской, римской или русской мозаиками крайне редко увидишь и на европейских аукционах.

Ираида БОТТ

Иллюстрации предоставлены автором.

АНТИКВАРИАТ, ПРЕДМЕТЫ ИСКУССТВА И КОЛЛЕКЦИОНИРОВАНИЯ

ДЕКАБРЬ 2003