Архимандричьи шапки

Из двадцати трех митр, сохранившихся к началу XX века в ризнице Троице-Сергиевой Лавры, семь были древними, остальные относились K XIX столетию. Они отличались обилием драгоценностей — были расшиты жемчугом, усыпаны камнями и бриллиантами. Менее богатые митры, которые предназначались для повседневных богослужений, хранились в «дополнительной ризнице».

Слово «митра» появилось в лаврских документах довольно поздно, а впервые зафиксировано лишь в 1822 году. Так что по отношению к XIX веку термин «митра» верен, но архимандричьи головные уборы XVI—XVIII веков правильнее называть «шапками», как и было принято в то время. В документах 1820-х годов употреблялись еще оба термина — «шапка» и «митра», затем слово «шапка» исчезло. 

Название и форма богослужебного головного убора тесно связаны между собой. До никоновской церковной реформы середины XVII века шапка имела высокую цилиндрическую тулью, плоское широкое донышко (илл. 1). Как правило, она была оторочена мехом, чаще горностаем, уравнивавшим ее в значении с царскими головными уборами. Большинство шапок были шиты золотосеребряными нитями или украшены дробницами с Деисусом на тулье, с Троицей или Богоматерью Знамение на донышке, вкладной надписью на венце. Шапки такого типа многократно изображали на иконах. Эта форма до сих пор сохранилась в старообрядческой среде. 

Каждой детали богослужебных одеяний придавалось особое значение, имевшее символическое толкование. Головной убор главы русской церкви в литературных источниках уподоблялся венцу Христа. «Архидиакон глаголет: да возрадуется душа твоя, о Господе: облача бо тя в ризу гасения и одеждою веселия одея тя, яко жениху возложи ти венец и яко невесту украси тя красотою». В современной богословской литературе митра трактуется как «терновый венец, который был возложен на голову страждущего Спасителя». 

Никоновские реформы, обращенные к византийским традициям, изменили форму патриаршей шапки (илл. 2). Поскольку главой византийской церкви являлся император, его головной убор (венец, корона) и был взят за основу. Изображения русских венцов встречаются на иконах XVII века, например, «Великий Архиерей» Симона Ушакова (илл. 3). На картине «Патриарх Никон с братией Воскресенского монастыря» у патриарха — убор нового типа, а у архимандрита Герасима — старого образца (илл. 4). Обе разновидности богослужебного головного убора использовались одновременно, хотя употреблялись разными чинами. 

На церковном соборе 1667 года был принят ряд постановлений, упорядочивших чин богослужения и порядок архиерейского облачения, по которым право ношения шапки давалось всем архимандритам (без креста-навершия). Однако еще в 1561 году повелением царя Иоанна IV Васильевича (Грозного) игумену Троице-Сергиева монастыря Елевферию (1560—1562) вместе с новым званием архимандрита было дано право использовать в богослужениях палицу, рипиды и шапку: «И потом посреди церкви на ковре облачится в весь священный архимандрический сан, и священную палицу приложив и святую шапку целовав... начинает Божественную литургию... сам Архимандрит в шапке за святым Евангелием в сем сану на выход исходит... и пришед к царским дверям Архимандрит, снимает со главы своея шапку и отдает... диакону. Диакон же приим шапку, входит в святой олтарь... И потом Архимандрит, перекрестив целует святые Царские двери. И вошед в олтарь приемлет от диакона шапку, и возлагает на главу свою... и по прокимне на горнем месте сядет в шапке... Архимандрит же снем со главы шапку, отдает диакону и стоит без шапки. По чтении же святого Евангелия, приемлет Архимандрит у диакона шапку и возлагает на главу свою... совершает Божественную литургию в шапке... и егда приспеет Херувимская песнь, и тогда Архимандрит шапку с себя снимает... и несет шапку его диакон на великий выход перед кандилем за репидами, и егда принес диакон шапку его к царским дверям и несет ее в олтарь и стоит с нею... Архимандрит же Божественную службу всю совершает с откровенною головою... Служащий диакон перед Царскими дверьми отпускную ектинию творити. И тогда Архимандрит священную шапку от диакона приемлет, и поцеловав, на главу свою возлагает... И потом Архимандрит от священного сана совлачается посреди церкви на ковре». 

Таким образом, во время службы архимандричья шапка — один из центральных предметов действия. К ней относятся благоговейно, именуют «святой шапкой». Ее несколько раз снимают, возлагают на голову, целуют, передают из рук в руки. 

Украшение архиерейской шапки было обусловлено ее важной ролью в процессе богослужения. Венчая одеяние священнослужителей, она несла на себе большую смысловую нагрузку, визуально представляя небесные чины, как на иконостасе. «И поставили в архимандриты... игумена Елевферия в тот же Троицкий монастырь. И повелехом ему о святем Дусе соборне в святой шапке с деисусом и херувимы... священноиноческия и архимандрическия действовать». 

Набор пластин XVI века с Деисусом и херувимами, о которых упомянуто в чине службы, сохранился на одной из архимандричьих шапок Троице-Сергиевой Лавры (илл. 5). Ее современное состояние фиксируется 1730-ми годами. В описи монастыря 1701 года указано, что она «строена из старых шапок из ризной казны» в 1685 году. Форма шапки близка к плоскодонным дониконовским уборам, низ ее обрамляли венец с вкладной надписью и меховая опушка, существовавшая до 1842 года. Горностаевый мех служил важным фактором художественной выразительности, создавая эффектный контраст с гладкой блестящей поверхностью металла и камней. Предание приписывает шапку настоятелю монастыря (1610—1633) преподобному Дионисию Зобниновскому, но эти легендарные сведения не подтверждаются документами. 

В том же 1685 году при настоятеле (1674 —1694) архимандрите Викентии «из старых шапок» была сделана еще одна, дошедшая до нашего времени со множеством переделок, закончившихся лишь в 1868 году (илл. 6). 

Первое описание свидетельствует: «Шапка а на ней девять дробниц на них начертан деисус поверх два ряда мелких круглых оемнатцат дробниц а на них херувимы и серафимы... наверху дробница круглая на ней начертана святыя троица». Дробницы с изображением бесплотных сил исчезли при ее переделках еще в начале XVIII века. 

К древним архимандричьим головным уборам относится шапка, подаренная Троице-Сергиеву монастырю царем Борисом Федоровичем Годуновым в 1603 году (илл. 7, 8), и шапка, данная вкладом на помин души князя Ф. И. Мстиславского его семьей в 1624 году (илл. 9, 10). После множества переделок в течение трех столетий теперешний вид первой определяется 1842 годом, второй — 1756-м. Обе сохранили первоначальный набор элементов: большую круглую пластину на донышке, соответствующую более плоскому завершению старых шапок, комплект килевидных дробниц с Деисусом на тулье, а также малые дробницы с избранными святыми и херувимами. На обеих прежде имелись драгоценные венцы с вкладной надписью и меховая оторочка. 

В старых традициях сделана архимандричья агу шапка (илл. 11), подаренная Троице-Сергиеву К монастырю женой царского стольника княгиней А.И.Голицыной: «Шапка V новая по бархату червчатому на ней восемь дробниц серебреных золоченых на них наведено финифтью наверху дробница серебряная золоченая на ней образ святые троицы с финифтью... четыре запона в корунах да двенатцать запонов уголчатых с каменья... под венцом опушка горностаевая подложена камкою (шелком. — Л.Ш.) красной». В результате позднейших переделок шапка сильно изменилась. В описи 1735 года отдельно от нее зафиксированы «две дробницы с архимандричьей шапки киотчатые в средине финифть на ней начертаны святые по полям чекан золочена». В 1826 году эти дробницы на шапке вновь завершает финифтяной Деисус. На протяжении столетий исчез мех, несколько раз менялись бархат, детали и орнамент украшения. 

В середине XVIII века наиболее употребляемой стала новая общепринятая схема оформления богослужебных уборов (возникшая в середине XVII века): между перекрестьями (вышитыми или нашитыми из позумента) размещались четыре дробницы с Деисусом и Распятием, над ними — четыре дробницы с праздниками или избранными святыми, наверху — Распятие или Святая Троица, или Богоматерь Знамение, а вокруг дробниц — узоры из драгоценностей. На портретах троицких настоятелей изображены монастырские митры схожей формы и композиционной структуры (илл. 12, 13). Но одни расшиты только жемчугом и отличаются цветовой монохромностью, другие изобилуют сверкающими камнями. Архиерейские уборы такого типа есть практически во всех музеях, сохраняющих предметы монастырских ризниц. 

Наряду с полным набором сюжетных дробниц существовали и более короткие реплики, как на шапке монастырской работы середины XVIII века, почти не изменившей первоначального вида (илл. 14). На ней четыре овальные пластины с тончайшей эмалевой живописью являются смысловыми и композиционными центрами. Такова же финифтяная митра 1799 года (илл. 15) из ризницы Спасо-Вифанского монастыря, основанного в 1787 году близ Троице-Сергиевой Лавры настоятелем (1766 —1812), московским митрополитом Платоном Левшиным. Единственной утратой на ней стала белая горностаевая опушь, являвшаяся в то время анахронизмом. К концу XVIII века почти на всех монастырских митрах мех был заменен золоченой сканной нитью, а в описаниях «вновь построенных» шапок указывалось: «Оная шапка обложена вместо горностая бахромою серебренною». 

Итак, на архимандричьих шапках наглядно прослеживаются хронологические изменения формы, изобразительного ряда, декора. Первоначальный свой вид сохранили немногие из них, остальные на протяжении нескольких столетий подвергались значительным переделкам, порой менявшим их до неузнаваемости. В этой связи интересно уточнить причины происходивших поновлений. 

Самый древний документ по этому вопросу — копия 1859 года с древнего акта, хранившегося в лаврской ризнице: «150 г. (1641/42) доложите Государю Царю и Великому Князю Михайле Федоровичу, всея Русии, в дому живоначальные Троицы и Великаго Чудотворца Сергия, в ризнице ризы и стихари и патрахели поручи и улари и пелены и покровы низанные от многих лет извечали и жемчуг с них сыплетца, а без Государева Указу, починить их не смеют, а которые ризы и стихари и Архимаричьи шапки, при прежнем Архимарите Нектарии да при келаре старце Александре, перенизаны на ново и те ныне и целы, а ветхих риз священники в службах не обличают потому что жемчуг с них сыплетца гораздо, и о том Государь Царь и Великий Князь Михайло Федорович всеа Русии укажет». 

Нектарий был архимандритом Троице-Сергиева монастыря в 1633 —1640 годах, когда и переделали древние шапки, служившие троицким настоятелям около восьмидесяти лет. Основная причина этих и последующих поновлений — ветхость вещей «от многих лет» использования. К старым непригодным вещам относились бережно, и царская резолюция под указанной грамотой предписывала ветхие вещи сберечь. Однако спустя 10 лет, в 1653 году, последовал указ царя Алексея Михайловича (изданный по ходатайству патриарха Никона, якобы завидовавшего богатству Троице-Сергиева монастыря), по которому больше пятидесяти жемчужных вещей из ризницы Троице-Сергиева монастыря были переданы в Грановитую палату в Москве. В уцелевшем реестре они подробно описаны (позднее большинство вещей были вновь возвращены монастырю). 

В 1806 году рукою митрополита Платона Левшина в конце реестра сделана приписка: «Неизвестно почему взяты и розданы по разным местам, по указу царя Алексея Михайловича». В списке вещей для передачи находилось несколько архимандричьих шапок, среди которых — вкладные царя Бориса Федоровича Годунова и бояр Мстиславских. Митрополит Платон под записями о шапках пометил: «Шапка сия признается быть в лавре: ибо по большей части с описью сего сходна и кажется переделана и называется Годуновскою». Митра же вклада Мстиславских ко времени пометок митрополита Платона столько раз перешивалась, что, перечитывая описание, троицкий владыка констатирует: «сей шапки нет, а как не приписано, чтоб она была в отдаче, — то не переделана ли она». 

Колоссальные обновления древних и изготовление новых облачений приходятся на рубеж XVII—XVIII веков — время правления царя Петра I. И хотя неизвестны царские указы на этот счет (хозяйственный архив монастыря сгорел в 1746 году), по-видимому, многократные пребывания в монастыре патриарха, царя, царицы, двора, строительство нового государева дворца стимулировали обновление парадных богослужебных одеяний. Многие шапки были перешиты, например: «Строена шапка из прежние вкладные шапки... и вновь каменье и жемчугу приложено из церковных вещей при бытности архимандрита Георгия» (Дашкова, 1711 —1718). Менялись основы, добавлялся жемчуг, запоны (броши), камни — почти на всех головных уборах. 

Следующий массовый перешив парадных облачений происходил при императрице Анне Иоанновне. В Описи монастырского имущества 1735 года сказано: «Строена та шапка в прошлом 1711-м году при бытности архимандрита Гергия из ризные казны изо вкладной старой шапки князь Федора Ивановича Мстиславского, а ныне переделана» (илл. 9). Вот тогда она и приобрела импозантный вид, близкий к современному состоянию. На нее дополнительно были нашиты запоны и камни «со вкладных риз царя Ивана Васильевича всея России», «со вкладного царей Борисовского покрова Годунова», «из монастырские казны в дополнку взято жемчугу крупнаго на нитях пять сот сорок четыре зерна». В описях лаврской ризницы XIX века митра Мстиславских в связи с новым роскошным видом даже приписывается вкладу императрицы Анны Иоанновны. 

Серьезные ремонты архимандричьих головных уборов были связаны также со сменой руководства монастыря. Та или иная шапка могла не подойти по размеру новому настоятелю, тогда ее уменьшали или увеличивали. Например, шапка, подаренная императрицей Елизаветой Петровной (ныне хранится в Государственной Оружейной палате), «по тесноте своей для употребления Преосвященнейшаго Иннокентия (Вениаминов, 1868 —1879. — Л.Ш.) переделана вновь согласно с описью. Присем глазет употреблен новый, к золотому венцу с надписью прибавлено около вершка чеканная золотая пластинка». 

В ряде случаев реконструкция зависела от назначения вещи: «Митра по фиолетовому бархату низанная жемчугом и камнями... Но так как в ризнице находятся еще три митры траурные, кроме означенной, — посему... не благоугодно ли будет дозволить при переделке оной митры фиолетовый бархат заменить красным бархатом». 

Важнейшая причина поновлений сформулирована в рапорте ризничего соборного иеромонаха Феофила в 1824 году. Он «представил реестр ризничным вещам, не соответствующим церковному благолепию, из коих некоторые переправить, а некоторые и вновь сделать». Понятие о благолепии, то есть о красоте, зависели от стилевых пристрастий, моды. Средневековая эстетика обусловила обилие декора на церковных одеждах и головных уборах. Нарядность, богатство убранства были синонимами красоты. 

Как уже упоминалось, шапка вклада царя Бориса Федоровича Годунова, претерпевшая серьезные изменения, в 1842 году была дополнена драгоценностями, из-за чего на ней нарушено первичное расположение деталей. Однако смысловая ценность изобразительного ряда осталась в сохранности — композиционно выявлены Деисусный чин, а также пластины с чудотворцами. 

Интересна история шапки, вложенной в Троицкий монастырь в 1674 году царским воеводой, боярином И.Б.Репниным (илл. 16, 17). Ее интенсивно использовали в богослужениях, неоднократно переделывали. В 1711 году она выглядела так: на алом бархатном фоне, с белой горностаевой опушью были нашиты золотые «с финифтом» пластины, обведенные «в одну рядь» кафимским жемчугом. Опись 1759 года сообщает: «При передаче ризничим Иоанном ризничему Евстратию оной шапки на лице не явилось а имеется при Его Высокоприподобии господине священноархимандрите в Санктпитербурге». В начале XIX века за ветхостью она была исключена из описи и появилась уже во вкладной книге в 1822 году: «Митра переделана по словесному Его Высокопреосвященства приказанию и положена на новый пунцовый бархат в новом фасоне клетками». И там же отмечено, что на прежней митре «имелось жемчуга 45 золотников, а на вновь перенизанной митре жемчуга крупнаго среднего и мелкого — 1 фунт 27 золотников». По всем описям ризницы XIX века митра значится вновь сшитой и уже без упоминания о старой вкладной шапке И.Б.Репнина. 

Перешитая митра имела модный вид, соответствовавший установкам ампира. Ясная схема рисунка не перегружена деталями, нежный жемчужный тон согласуется со светлыми зеленовато-голубыми оттенками эмали, ромбическая сетка подчеркивает форму митры, образуя легкие тени. Минимальное количество мелких драгоценных камней «утоплено» в высоких зелотых запонах. 

Использование драгоценностей на архимандричьих шапках имело свои хронологические особенности. Шапки XVI — первой половины XVII века сияли золотыми или золочеными серебряными пластинами, как металлические шлемы. Применение максимального числа драгоценных самоцветов приходится на первую половину XVIII века. Ведущая роль жемчуга особенно очевидна со второй половины XVIII столетия. 

Общеизвестны пристрастия к редким художественным изделиям настоятеля монастыря митрополита Платона Левшина. Совершая паломничества по российским монастырям, он описывал их наличие в ризницах, выделяя драгоценные шапки. В 1804 году в Киеве: «посмотрели и ризницу лаврскую, которая различною церковною утварию весьма довольна и богата, а особливо шапками, панагиями и крестами, изобильна также ризами и облачениями церковными, из коих много материй самых лучших, а есть и несколько жемчугом унизанных». В Ярославской архиерейской ризнице он отмечал: «шапки две или три хорошия и немалоценныя». 

Но питая любовь к древностям, митрополит Платон все же оставался человеком своего времени, одобрял модные вещи. По его указу для вновь создаваемых одеяний жемчуг и камни спарывали со старых и обветшавших, в том числе и с архимандричьих шапок. В 1795 году для создания новой жемчужной индитии на престол Троицкого собора были сняты драгоценности с трех шапок. 

По лаврским документам можно установить места, где создавали и переделывали архимандричьи шапки. Чаще всего подобной работой занимались в девичьих монастырях. Так, в хозяйственных ведомостях 1767 года сообщается: «Заплачено московского Вознесенского девичьего монастыря монахине Улите на перенизание оной богатой шапки на новый глазет за работу 10 рублей». В 1843 году оплачена работа «за переписку жемчужной митры» в Московском Новодевичем монастыре. В 1850-х годах митру архимандрита Антония Медведева переделывали в Хотьковском Покровском монастыре. Привлекались и богадельные мастерицы, работавшие при Лавре. Указ о том, чтобы «митры под № 11 и 8 переложить на новый бархат и перенизать в Лавре», исполнили Марфа и Мария Егоровны Баскаковы. 

Во второй половине XIX века в Москве, Петербурге и других крупных городах были организованы фабрики и мастерские по производству церковной утвари, тканей, облачений. Видимо, часть митр могла быть закуплена там. Но сохранились свидетельства, что, например, митра «устроена на монастырские средства». Такая формулировка, как правило, означала оплату заказа, тогда как набор драгоценностей шел из монастырской казны. 

Митры XIX века, находившиеся в лаврской ризнице, к сожалению, не сохранились, но их описание в учетных документах свидетельствует о том, что в их декоре отражался весь спектр стилевых особенностей времени. Как и в средневековый период, новые митры вынизывали жемчугом и драгоценными камнями, не воскрешая, правда, прежнюю цветовую насыщенность. Самоцветы использовали весьма умеренно, предпочтение отдавали бриллиантам, стразам и светлым цветным кварцам: аметисту, топазу, прозрачному горному хрусталю. Вместо четко выраженного перекрестья с сюжетным циклом на митрах XIX века создавали преимущественно четырехчастные композиции, в которых превалировали мелкомасштабные «орнатуры» (орнаменты). 

Привезенная в 1867 году в Троице-Сергиеву Лавру на гробу ее настоятеля, митрополита Филарета Дроздова, митра, расшитая по голубому шелку в стиле второго барокко, имеет условное фигурное перекрестье, дополненное густыми сплетениями из дубовых ветвей и лозы (илл. 18). Митра середины XIX века с перламутровыми плашками на розовом бархатном фоне из Успенского Гефсиманского скита (устроенного властями Лавры в 1844 году) — даже без символического перекрестья, ее поверхность заполнена красивейшим замысловатым узорочьем (илл. 19). 

В 1922 году из Сергиевского (ныне Сергиевопосадского) музея, созданного на основе ризничного собрания Лавры, в ГОХРАН было изъято большое число драгоценных произведений церковного искусства. Среди них числятся двадцать митр, в том числе такие роскошные, как «митра серебряного глазета, шитая золотом, жемчугом, с сапфиром, бирюзой, бриллиантами, с большим рубином хорошей сохранности» или «митра серебряная с золотом, бриллиантами и камнями». 

Более счастливая судьба оказалась у митры, пожалованной императрицей Елизаветой Петровной троицкому наместнику (1744—1752) архимандриту Арсению Могилянскому. Митру, предназначенную к изъятию (или уничтожению, как прочие), отправили для решения вопроса в Центральную экспертную комиссию в Москву, вследствие чего она была возвращена как подлинное произведение прикладного искусства. Но в 1928 году ее вместе с другими шедеврами передали в Государственную Оружейную палату. 

Таким образом, тщательный анализ, подтвержденный архивными данными, позволил выявить время создания и переделок богослужебных митр (шапок), уточнить их стилистические особенности. Подробное описание митр в учетных документах Троице-Сергиевой Лавры позволило реконструировать их первоначальные облики. Результаты проведенной работы помогут при изучении богослужебных уборов из других монастырей, а также находящихся в музеях страны, подтвердить или опровергнуть утвердившиеся атрибуции памятников. 

Любовь ШИТОВА 

Иллюстрации предоставлены автором. 

Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 27 (май 2005), стр.94