Русская деревянная скульптура

Коллекционирование памятников народного декоративно-прикладного искусства связано с именами таких известных собирателей, как Петр Щукин, Елена Поленова, княгиня Тенишева. Сегодня мы переживаем новый подъем интереса к этой «полузабытой и таинственной культуре».

Предметы русского народного искусства пополняют западноевропейские собрания, пользуются спросом и на отечественном антикварном рынке.

Дерево в нашей стране с древнейших времен традиционно было основным материалом. Жилище, интерьер дома, утварь и орудия труда делали из дерева, которое сохранило свое значение вплоть до начала XX века. Любой предмет создавался для определенного места в жизненном пространстве, был неразрывно связан с окружающей средой, нес в себе декоративные функции и строго следовал своему назначению. Художественное решение бытовых предметов органично сочетало в себе форму и подчиненный ей декоративный строй, включало в себя не только резной барельеф и горельеф, но и скульптурное изображение.

Произведения народной деревянной пластики относятся к архаичным видам декоративно-прикладного искусства. В то же время это одна из самых малоизученных страниц русской народной культуры. Народная пластика многозначна и предельно проста по своим техническим средствам. В ней сохранилась прочная и незыблемая система традиций, образов и форм, приемов и навыков, сложившихся в далеком историческом прошлом.

Древних памятников сохранилось немного, лишь по археологическим материалам и более поздним «репликам» XVII—XIX столетий можно составить представление о том высоком мастерстве скульптурной обработки дерева, которое существовало в России на протяжении многих веков. Сакральное значение дерева для русского человека обусловливало и особое отношение к нему резчика.

В России, стране лесов, деревянная скульптура преобладала. С помощью топора или порезок ножа создавались образы, наделенные особой внутренней силой. Лаконизм, как в композициях, так и в фигурах, жестах, художественных средствах, и в то же время сочные, смелые порезки придавали изображениям древних идолов, коням, птицам и фантастическим животным особую динамичную красоту. Удары инструмента по древесине создавали своеобразное ритмическое чередование зарубок, различных выступов и впадин, поясков и зубчатых порезок.

Скульптура почти всегда была монолитна и компактна. Поверхность древесины никогда не зашлифовывалась целиком до полной гладкости. Ровные, гладкие участки всегда сочетались с полуобработанными местами. Подобный прием рождал особую пластику, более активно и притягательно действующую на зрителя, чем вполне завершенное изделие. Мастера ценили массивность и прочность, считая эти свойства признаком особой красоты и добротности.

Особенно часто скульптурную обработку приобретают концы бревен, причем именно массивные формы и определили характер резьбы. Предмет обычно вырубали или вырезали из одного куска дерева как подлинную скульптуру. Стремясь к простоте и монолитности формы, мастера обычно не сочетали дерево с другими материалами, например, с металлом. В одном изделии не использовали и разные виды древесины, никогда не применяли инкрустацию, фанеровку, накладную резьбу. Моделировка объемов была минимальной, все части — пластически одинаковыми.

Резчики творили сообразно канонам, выработанным веками, причем они никогда не мешали проявлению подлинного творческого дарования. Их искусство было анонимным. В то же время это было коллективное творчество, в котором важную роль играла преемственность — навыки и мастерство передавались либо от отца к сыну, либо «из рук в руки», то есть от мастера — ученику. Индивидуальность проявлялась в композиции, иногда в цвете, но «личное» здесь звучало гораздо тоньше, чем в других искусствах.

Любое изображение в русской народной культуре делалось для определенного места в жизненном пространстве и не столько несло в себе декоративные функции, сколько было неразрывно связано с окружающей средой и строго следовало своему «внутреннему» назначению. Декор не «украшал», а «одухотворял» предмет, придавал ему личные начала, как бы устанавливал внутренний диалог между предметом и его владельцем. Личность автора не выявлялась, но пряталась в его изделии.

Стремление к идеалу, восприятие образа как «присутствия» характеризовало произведения народных мастеров. Изображаемый резчиком журавль или конь для зрителя был не произведением пластики, а самим журавлем или конем.

В дохристианский период все памятники имели сакральное значение. Человек стремился защитить себя и свое жилище от всяческого зла.

Дом и его убранство, домашняя утварь и орудия труда были пронизаны магической символикой, с помощью которой человек пытался обеспечить себе сытость и тепло, безопасность и здоровье.

Изысканный наряд русского дома, помимо своего декоративного начала, имел глубокое внутреннее содержание и смысловое значение.

Идея охраны при помощи магических изображений возникла в глубокой древности и просуществовала очень долго. Декоративные (а по своей сути магически-заклинательные) изображения помещали во всех проемах и отверстиях, через которые зло могло проникнуть к человеку. Крыша дома, наличники окон, торцовые доски, ворота, калитки, хозяйственные постройки, орудия труда — все покрывалось затейливыми резными изображениями-оберегами. Основные их персонажи — львы, кони, птица-Сирин, русалки, бесконечные вариации птиц, располагавшихся среди пышных растительных побегов. В целом подобные обереги, постоянно присутствовавшие на всех уязвимых участках жилища, как бы превращали дом в неприступную крепость.

Кровлю каждого северного дома венчал «охлупень» — архаичный элемент конструкции двускатной крыши. Завершался он скульптурным изображением коня — солнечного символа. Конь — древнейший образ, стоявший у истоков русской культуры. Выгнув крутую шею, смотрел он на окружающий мир горящими медными глазами. Коньки были на придорожных часовнях и крестах, на киотах, кровлях храмов, предметах интерьера, посуде и орудиях труда. Образ коня особенно богат смысловыми значениями — это сила мускулов и бег времени.

Двухголовое изображение коня удваивало его магическую силу. Геоцентрическое представление о дневном пути солнца по небу на конях и о ночном его пути по подземному океану на водоплавающих птицах возникло в незапамятные времена. Самым главным для человека в охране его жилища было противопоставление ночным силам зла светлого начала солнечного дня. Вот почему верхнюю точку дома с ее широким обзором окружающего пространства защищал символ солнца и света — конь.

Различные символы и знаки-обереги размещали также на предметах интерьера, посуде, женских орудиях труда. Забота о безопасности и благе была причиной долговечности этих фантастических существ, которые со временем потеряли свою знаковую сущность. Эстетическое начало давно заслонило древний магический смысл. Дошедшие до нас памятники деревянной скульптуры позволяют лишь реконструировать сложную систему защиты, своеобразный пантеон из существ фольклорной архаики, которую создавал народ, пытаясь оградить себя от возможной беды.

В следующие столетия после крещения Руси сакральное значение образов утрачивается, но в глубинной памяти народа сохраняется неоднозначное к ним отношение. Это связано с близостью русского человека к природе — лес был для него основным источником жизни, а от солнца и погодных условий зависел урожай и достаток в доме. Немалую роль сыграл и крестьянский консерватизм, традиционное уважение к обычаям дедов и прадедов, а также устные сказания и легенды.

Народная скульптура развивалась по нескольким направлениям. Круглая или трехмерная использовалась в украшении домов, скворечников, деревянной посуды, игрушек. Большой интерес представляют скульптуры идолов. При изображении человеческой фигуры мастера прежде всего привлекало лицо. В отличие от условно проработанного тела, с едва намеченными руками и ногами, лицо детально прорабатывали с помощью зарубок. Сначала изготавливали общую форму изображения, затем наносили детали.

Топорная техника исключала то, что требовало раздельной обработки. Резчик старательно избегал выпуклых деталей и везде заменял их впалыми. Чтобы показать выпуклость (например, нос у идола), художник слегка углублял соседние участки поверхности. В примитивной пластике этих фигур живет первобытная сила. Это не столько скульптура, сколько предмет поклонения в скульптурной форме.

Идолов ставили всюду. Иногда поклонялись деревянному столбу с лишь намеченными тремя-четырьмя сильными зарубками. Замшелый, высохший ствол дерева со схематически намеченной головой — вот исходный мотив древнейшей антропоморфной скульптуры. Кроме врытых в землю были и маленькие переносные идолы, внешне представлявшие собой нечто вроде примитивных кукол. Характерно, что в XVIII — XIX веках тот же архетип сохранился практически без изменений.

Многие православные праздники, сопровождавшиеся народными гуляньями и играми, несли в себе следы архаичных языческих обрядов с использованием «деревянных болванов». Например, на Троицу на поляне ставили украшенный цветами шалаш, внутри которого на возвышении помещали болвана, одетого в богатое мужское или женское платье. Около шалаша собирались жители, приносившие с собой отборную пищу и питье.

Древнейший вид ритуального предмета — праздничный деревянный ковш. В ковшах подавали мед и пиво — традиционные напитки на любом праздничном столе. Их вырезали из цельного куска дерева, корневища, капа или из прямоствольного дерева, причем у каждого такого ковша было свое название. Ковшечник придавал им ту форму, которая была характерна именно для данного места производства. Сосуды делали либо ладьевидной формы, либо похожими на плывущую птицу или коня. Рукояти ковша украшали резными скульптурными изображениями. В куске дерева с отходящими ветками мастер угадывал отдаленное сходство с изображаемым существом и отражал это сходство. В результате рождался чрезвычайно выразительный пластический объем: в нем присутствовала и массивная статичность широкой чаши, и плавные очертания, например, птицы. Птичья голова искусно сочетала в себе и хорошо отшлифованную рукоять, и упругость цельного куска дерева. Иногда на рукояти размещалась сложная, многофигурная композиция из нескольких изображений: вереница бегущих коньков или плывущих уточек, сидящих на спинках друг друга. Руки талантливого мастера создавали не просто бытовой предмет, а изящную декоративную скульптуру. Например, в Твери с древнейших времен производили ковши из капа с рукоятями в виде двух-трех конских головок. Такие ковши назывались «конюхами» и славились изысканным медовым цветом древесины и оригинальным резным орнаментом. По обычаю ковши входили в приданое невесты.

Однако в свадебном обряде наибольшее значение имела деревянная резная солонка. Она считалась семейной ценностью. Хлебом и солью в нарядной солонке встречали молодых после венчания. Солонку, как и икону, которой благословляли, никогда не продавали, а бережно хранили и передавали от матери к дочери. Хлеб и соль в крестьянском быту всегда пользовались уважением. В праздничных торжествах они занимали почетное место на столе. Вместилище соли — солонку — именно поэто му особенно нарядно украшали резьбой и росписью.

Скульптурное оформление ковшей и солонок всегда отличалось богатством вариантов. Традиционное изображение птиц и коней трактовалось так фантастично и загадочно, что можно предположить, что они трансформировали в себя значения других образов: дракона, медведя, зайца, волка и пр.

Резные скульптурные головки часто дополнялись хохолками, коронами, гребнями, горбами, рожками, выпуклыми глазами. Порой одну рукоять ковша исполняли в виде головки коня, а другую — в виде хвоста птицы. Двойное изображение коньков или птиц присутствует на многих предметах в таком изобилии, что это можно объяснить лишь живучестью в памяти народа магически-защитного смысла скульптурного образа.

Некоторые формы ритуально-магической скульптуры сливались с христианскими символами. Так, на спинке одной из солонок, между двух головок коней помещено изображение церковной главки с крестом. Другой пример — деревянные щепные птицы. Раздвижные хвост и крылья выполняли из тонких ажурных пластин и укрепляли на деревянном тулове. Внешне они скорее напоминали лесных или сказочных птиц. Щепных птиц помещали по несколько штук перед иконами в красном углу дома как символ Святого Духа.

Как правило, бытовые предметы выполняли и утилитарную, и ритуальную функции. Такими образцами функциональной пластики можно считать предметы, связанные с женским домашним трудом, так как их украшали особенно обильно и изысканно. Прялки, швейки, вальки, трепала и другие предметы, декорированные резьбой и росписью, часто служили подарками. Видимо, более консервативное отношение женщин к традиционным сюжетам сыграло определенную роль. Неслучайно в XVIII—XIX столетиях в орнаментах вышивок сохранились элементы архаичной символики, а в XX веке — именно женская часть сельского населения противилась богоборческим действиям власти и сохранила в культуре народа православные традиции.

К малым формам пластики относится деревянная игрушка. Это не просто изображения людей, предметов, животных. Это образы-типы, будто отлитые в пластические формулы, в орнаментально-символические знаки. Складываясь веками, этот художественный язык при всей своей условности был глубоко содержательным. Так, игрушка служила охранительницей рода, «оберегом» ребенка. Подобные вещевые памятники почти не сохранились. Немного мы знаем и о игрушках Средневековья. Только народные игрушки конца XVIII—XIX веков предстают во всем многообразии типов и художественных форм, храня живое дыхание традиции.

Еще одним направлением в русской пластике можно считать плоскорельефную резьбу, чаще всего встречающуюся на поволжских архитектурных досках, а также на предметах, связанных с прядильно-ткацким производством. Традиционные мотивы рельефной белокаменной фасадной скульптуры, так ярко проявившиеся во владимиро-суздальской архитектуре XII—XIII веков, нашли свое продолжение в крестьянской домовой резьбе XIX столетия.

В основе изображения, как правило, был растительный побег из пышных листьев — символ Древа жизни, райского сада и радости. Круто изогнутые ветви побега составляли завитки, пространство между которыми часто заполнялось розетками цветка или плодами. Иногда он становился виноградной лозой с гроздьями. Орнамент включал фигуры львов, русалок, птиц, иногда — людей. В том случае, если поверхность художественного поля была невелика, пышный побег превращался в стилизованную ветвь или цветок в руках русалки или в лапах льва.

Рельеф вырезали на доске толщиной до 8 см, причем до середины XIX века доски были не пиленые, а рубленые. После нанесения рисунка верхний слой доски в тех местах, где не было узора, снимали с помощью различных долот. Таким образом, орнамент значительно выступал над поверхностью доски. Затем узор тщательно моделировали, закругляли по боковым граням. В домовой резьбе всегда ощущалось преобладание рельефа, иногда едва не отделяющегося от фона.

Подобный тип пластики первоначально применялся для украшения речных судов. Доски располагались по борту и корме кораблей. Позднее ими стали украшать крестьянские избы. Мода на украшение дома резными архитектурными досками просуществовала вплоть до первой половины XX века.

В трактовку персонажей, помещаемых на доске, каждый резчик вносил свое авторское понимание героя. Так например, было множество вариантов изображения льва. Порой животное приобретало человеческие черты: расчесанная на прямой пробор грива и лопатообразная борода напоминали купца-старообрядца. В некоторых случаях царь зверей походил на расшалившегося щенка, а фантастические птицы — Сирины и павы под резцом мастера превращались в обыкновенных кур.

Как и конь, лев был одним из любимейших персонажей, олицетворявшим собой символ высшей божественной силы, мощи, власти и величия. С образом льва связывают ум, благородство, великодушие, бдительность и храбрость. Выступает он и как страж.

Птица — знак солнца, божественной сущности, неба, ветра, свободы, жизни и изобилия. На Древе жизни птица всегда на вершине. Это женский образ, имеющий различные модификации. Например, лебедь — символизирует девушку-невесту, желанную добычу для охотника-жениха. В ритуальном плане изображение двух птиц воплощает идею плодородия, благополучия и богатства. Одна из вариаций этого образа — журавль, символ благополучной жизни, верности, добрый вестник, приносящий дождь. Изображение журавля с крупной виноградной гроздью в клюве усиливает магическое влияние оберега.

Интересный, но малоисследованный вопрос — как в народный орнамент попали изображения львов и Сиринов, такие далекие от крестьянского быта XVIII—XIX веков. Есть предположение, что поморские рукописи, попавшие в Поволжье вместе с бежавшими в конце XVII века старообрядцами, использовались в числе образцов для орнамента.

Русская народная пластика использовала также плоскостно-ажурную резьбу, которая украшала мачты кораблей, осветительные приборы, швейки и прялки (приспособления для шитья и прядения). Такая резьба преимущественно была распространена в XVI—XVII веках в резном узорочье церковных интерьеров.

Навершие мачты речного судна начала XVLU века имеет форму круга с резным солнечным ликом по центру и расходящимися, заостренными на концах лучами. Лучи обрамлены плоскими, очень условными фигурками людей. Расположенные по кругу, они как бы образуют хоровод, причем зрительно верхняя часть хоровода стоит с поднятыми руками, а нижняя — с опущенными. Мачта окрашена в три цвета: белый, красный, голубой.

В центр диска солнечная личина помещена не случайно. Обожествление солнца — одна из самых ранних и самая естественная форма религиозного поклонения многих народов, ибо солнце — творец жизни, тепла, причина всего рожденного.

В русских народных представлениях солнце — это лицо, око либо оконце, через которое Бог смотрит на землю. Например, существовал обычай при виде восходящего и заходящего солнца снимать шапки и креститься — «на солнышко». На него же молились, находясь в поле, в лесах или лугах. В изображении солнечного лика на мачте речного судна прослеживается связь двух культов — солнца и воды.

Резной круг мачты — не только украшение, но и древнейший синкретический образ-оберег, образ-заклинание. Круг осмысливается как защита от несчастья, круговая черта как бы становится охраной, спасением человека, через которую не может переступить никакая беда.

Фигурки людей, расположенные по краю, образуют круг-хоровод. Хороводы представляют собой остатки первобытного обряда, тоже связанного с солнечным культом. Интересно отметить, что чаще всего хороводы водят весной, как раз тогда, когда на Волге начинается судоходство. Движение в хороводе совершается, как правило, «по солнцу». В центре круга должно находиться то, с чем связан хороводный обряд. В нашем случае центр совершаемого действа на мачте — солнце. Хоровод останавливается, руки разнимаются и поднимаются вверх. Поднятые руки означают восход солнца, когда его лучи освещают землю, и все живое находится под его защитой. Опущенные руки, которые мы видим в нижней части диска, означают заход солнца, темное время суток, когда человек особенно беззащитен. Поволжский резчик изобразил на мачте начало дня и вечерний уход солнца, некое моление божеству, дающему жизнь и тепло.

Все эти условно выделенные направления народной пластики на многих предметах сливаются воедино, превращая орнаментальные детали в единое произведение и одухотворяя его. Народная бытовая скульптура, по существу, не изобразительна, а архитектурна. Образы зашифрованы и наполнены скрытой символикой. Часто используется язык аллегории.

Строя объемные формы, мастер всячески усиливал в них, возможно, не отдавая себе отчета, черты устойчивости, надежности, долговечности. Исходя из этого, всякого рода ажур, кружевность — формальный язык для передачи лирического, нежного чувства. Метод «просвечивающего изображения» и архитектурной образности позволял художнику с большей силой выразить самые интимные чувства.

Резчик, как правило, не противопоставляет узор фону. Для него важна вся поверхность изделия, общая форма.

Элементы декора расчленяют и ритмически обогащают поверхность. Узор оживляет фактуру, делает поверхность нарядной. Орнамент выступает в качестве архитектурных членений объема. Отдельные элементы узора уравновешены и замкнуты и никогда не нарушают пределов украшаемой поверхности. Составные части в пластике нередко поражают слаженностью, внутренней динамикой развития.

Простые, устойчивые, симметричные, всегда спокойные и уравновешенные вещи внушали чувство уверенности и надежности. Их мягкие линии, крошечные детали создавали уют. Вещи способствовали неизменности жизненного уклада. Они несли от дедов к внукам вековые традиции народного быта.

В резьбе никогда не изображали враждебные человеку существа или силы. Хищным зверям и птицам не было места в доме. В народном искусстве воплощалось хоровое, коллективное начало, связанное с идеей рода, а не личности, где невозмутимый покой его ритмов — отражение неизменной сущности крестьянской жизни с ее отрицанием ценности отдельного. Кони, люди, птицы застыли навеки. Это заколдованный оцепеневший мир.

В некоторых случаях скульптуру окрашивали. При этом скульптурная форма, будь то портал, ковш или прялка, не теряли пластической целостности и активности. Подобно резному наряду, словно положенному поверх конструктивной основы, окраска служила лишь внешним украшением, не искажая основу, а соединяя цвет с формой.

Наталья ГОНЧАРОВА

Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 33 (декабрь 2005), стр.108