Российский художественно-антикварный рынок

Существует ли в России цивилизованный рынок художественных ценностей? Что влияет на формирование цены произведений искусства? Ушаковы проблемы создания в России значительных  коллекций антиквариата? Эти и другие подобные вопросы волнуют сегодня многих свое мнение о сложившейся ситуации высказывает известный российский коллекционер Валерий Дудаков.

Становление художественно-антикварного рынка в России следует рассматривать с двух позиций — внутренней и внешней. Процессы, оказывающие влияние на российский рынок, — оценка произведений искусства, определение верхнего предела их стоимости, популярность тех или иных мастеров — в большой степени зависят от рынка Западной Европы, имеющего трехсотлетние традиции. С восемнадцатого века и «Сотбис», и «Кристис», другие ведущие аукционные дома Европы наработали такую гамму различных приемов и всякого рода рыночных взаимоотношений, которые нам в последнее десятилетие даже и не снились.

Антикварный рынок Западной Европы мы можем разделить — очень условно — на созданный аукционами, через которые, в основном, и продаются работы, и тот, который формируют галереи, салоны, дилеры, другие операторы рынка. Обе эти части рынка приблизительно равнозначны: из 4-х миллиардов долларов США общего годового оборота, приходящегося на Западную Европу и Америку, примерно половина — 2 миллиарда — идет за счет оборота аукционов, в основном крупных, таких как «Сотбис» и «Кристис», и других, меньших, но также достаточно значительных — это английский «Филлипс», французский «Отель Дрюо», австрийский «Доратеум» и другие. До 70% этой суммы приходится на два крупнейших аукциона, оборот каждого из них в лучшие годы превышал миллиард долларов.

эти аукционы стали проводиться, как правило, два раза в год. Сейчас русский аукцион «Сотбис» тоже проходит два раза в год, а «Кристис» проводит русский аукцион один раз в год, выставляя произведения русского искусства в основном на аукционы смежные. Работы таких художников, как Кандинский, Шагал, Ларионов, Гончарова, выставляются на специализированные аукционы импрессионистов и не включаются в русский аукцион, потому что эти художники приобрели мировую славу, оказали влияние на мировую живопись в целом и считаются равноценными европейским мастерам. Произведения прикладного искусства и «Кристис», и «Сотбис» выставляют на специализированных аукционах — мебели, декоративно-прикладного искусства, ювелирных изделий и других. В частности, «Кристис» постоянно проводит аукционы в Женеве и в Нью-Йорке, вот там и выставляются произведения русского искусства наряду с произведениями западноевропейских мастеров. Практика проведения западноевропейских аукционов достаточно разнообразна и богата. В последние годы и «Сотбис», и «Кристис», другие западноевропейские аукционы ориентируются на новых покупателей. Нувориши (в России мы их называем «новые русские») сейчас есть во многих странах мира. Традиционные коллекционеры и те, кто создавал определенное движение предметов искусства на западноевропейском рынке — американцы и японцы, — сейчас не делают крупных капиталовложений: на антикварном рынке появился ряд других покупателей, достаточно быстро разбогатевших в последние годы. Вот эти новые покупатели и формируют новые цены: с ними связаны прецеденты больших и неожиданных покупок на аукционах «Сотбис» и «Кристис», да и на внутрироссинеких тоже. Если говорить о самой практике российского аукционного дела, то она насчитывает чуть более десяти лет. Надо заметить, что в эти десять лет происходили такие невероятные изменения на российском художественном рынке, Совершенно иная ситуация в России. Аукционы, которые начали создаваться лишь десятилетие назад, к сожалению, уже почили в бозе, из них испытание временем выдержал только наиболее крупный — «Гелос». К нему можно добавить несколько меньших, например, «Галерею на Софийской», и аукционы, продающие книги и нумизматику. И вот эти аукционы берут на себя практически лишь 5% антикварного рынка России, который и так не сравним с западноевропейским по обороту. Кстати говоря, в доходах западноевропейских аукционов типа «Сотбис» и «Кристис» русское искусство составляет менее 1%. Тем не менее, начиная с 1974 года, когда «Сотбис» провел первый аукцион работ российских театральных художников, в основном круга «Мира искусства», и получил значительную прибыль, что назвать его цивилизованным просто невозможно. Ни в социальном, ни в экономическом отношении эти цены ничем не обусловлены, поэтому делать какие-либо выводы и прогнозы надо очень осторожно и на очень короткий период, забег на длинную дистанцию тут не получается.

В процессе развития рынка русского искусства в Западной Европе можно проследить три этапа. На первом этане, в 1970 — начале 1980-х годов, шло становление рынка, европейский покупатель как бы знакомился с работами русских мастеров, присматривался к ним, оценивал. Для второго этапа, длившегося примерно с 1985 по 1991 год, характерны подъем цен и повышение интереса к русскому искусству, особенно к вновь появившемуся на западном рынке искусству авангарда, когда произведения русского искусства неустанно поднимались в цене, поднимались очень существенно. Цены на отдельные вещи за это пятилетие увеличивались иногда даже в 10 раз.

Что традиционно продавали? В этот период пользовалось спросом реалистическое искусство которое мы называем хрестоматийным: это преимущественно Айвазовский, Шишкин, Куинджи, Верещагин, Репин, оба брата Маковских. К концу этого периода, после аукциона, проведенного «Сотбис» в Москве в 1988 году, неожиданно возник интерес к искусству авангарда. Вот тогда и произошли наиболее крупные подвижки в сторону увеличения цен на авангард — старое искусство таких мастеров, как Родченко, Попова, Экстер, Малевич, Филонов, имена которых на Западе были не очень-то известны. В это же время возник интерес к художникам-нонконформистам, работавшим в основном в конце 1950-х — 1970-е годы и оппозиционно настроенным к существовавшей власти, что ясно прочитывалась в их произведениях. Конечно, отбор их работ на аукционы происходил с учетом политической конъюнктуры. Тем не менее это был второй класс несмотря на то, что тогда их работы по стоимости не только догнали в какой-то степени работы мастеров старого авангарда, но иногда даже существенно их перекрывали. Скажем, работа Брускина была продана больше чем за полмиллиона долларов, что сопоставимо с работами мастеров старого авангарда — Родченко, Поповой, Татлина и Малевича.

И когда через некоторое время интерес к искусству авангарда, в целом, упал (о причинах этого отдельный разговор), оказалось, что работы художников-нонконформистов, лишенных ореола активных борцов с советской властью, стали продаваться гораздо дешевле, потому что эти художники держались на нерве противопоставления себя официозному искусству. Период этот завершился в 1991 году неудачей распродажи на аукционе «Сотбис» произведений искусства авангарда из коллекции Костяки. Из всех предложенных лотов были проданы всего два, остальные, имевшие абсолютно идеальный провенанс и хорошее качество вещей не пользовались спросом, потому что и эстимейт, и резервные цены были явно завышены. То же произошло и на аукционе «Кристис», когда на торги была выставлена коллекция, приписывавшаяся галерее Ван Димма, якобы 1922 года. Она была удачно продана, но оказалось, что из всех вещей только одна была подлинной. Разразился колоссальный скандал, который привлек внимание и экспертов, и искусствоведов, и галерейщиков, и многих представителей аукционных фирм. Оказалось, что эти два события дискредитировали искусство авангарда, очень сильно ударив по отношению к авангарду в целом. Появилось великое количество фальшивых работ с недостоверными экспертизами, а экспертизы, присланные из России, очень часто оказывались сомнительными. И те покупатели, которые платили за русский авангард огромные деньги, очень сильно прогадали. Через два-три года они не могли продать его даже за треть цены. Не получалось.

Так завершился второй этап становления рынка русского искусства.

Начало третьего этапа совпало с началом подъема рынка. Это произошло примерно в 1995 — 1996 годах, когда рынок был традиционно ориентирован на русское реалистическое искусство. Произошли некоторые изменения в структуре экономики стран Европы и Америки, и опять появились люди, готовые покупать произведения искусства. В эти годы к западным покупателям присоединились уже и русские, начавшие систематически собирать произведения русского искусства за границей. Раньше это было невозможно — до перестройки ехать на Запад и что-то там покупать было нереально, сейчас же они вполне легально могли участвовать в аукционах «Сотбис» и «Кристис», во французских и австрийских аукционах. И это стало массовым явлением, вызвавшим рост цен. Поскольку тогдашним покупателям деньги доставались достаточно легко, они так же легко их и тратили. Иногда происходили комические битвы между двумя потенциальными покупателями, которые до безумия, до беспредела завышали цену. Например, одна из работ П.Верещагина была продана за 250 с лишним тысяч долларов, хотя не стоила и одной десятой этой цены. Просто столкнулись два неуступчивых покупателя. Так же были «раскачаны» цены на работы Серебряковой. Если в 1990-м году они обычно стоили 30—40 тысяч долларов, то в 2001-м году «Обнаженные» уходили уже больше чем за 250 тысяч долларов. Было явно видно, что аукцион направлял интерес потенциальных покупателей, он как бы разогревал их, а покупателей оказалось несколько, и в результате цена возросла безмерно. Причем покупатели заранее знали, что идут на нереальную цену, но ими руководило только одно слово — «хочу».

Поскольку мы затронули вопрос соотношения стоимости произведений на Западе и у нас, можно сказать следующее: конечно, в основном, погоду делают западноевропейские покупатели; западноевропейский рынок и объем рынка произведений русского искусства на Западе больше, чем в России. Однако это связано далеко не со всем материалом. За очень дорогостоящие произведения русский покупатель бьется с западноевропейским и выигрывает такие бои, но они редки и победы на них не всегда бывают логичны. Например, последний майский 2003 года аукцион «Сотбис». Там очень дорого, почти за полтора миллиона долларов США, если учесть все налоги, была продана работа Кустодиева, и купил ее русский покупатель, перекрыв все западноевропейские предложения и все рекорды. Такого не было никогда, чтобы работы Кустодиева продавались за такие огромные деньги. Но вся загвоздка в том, что интерес покупателей был также подогрет аукционом. Это теперь постоянная практика, так называемая адресная продажа, — аукционеры «Сотбис» и «Кристис» знают своих потенциальных покупателей и, заранее давая им подогревающую страсти нужную информацию, рассчитывают на их обязательное участие, причем не одного, а нескольких, чтобы была конкурентная борьба. Предлагавшиеся на том аукционе картины из собрания Бориса Шаляпина — и первая работа Кустодиева, о которой я говорил, и вторая — Михаила Нестерова, проданная за гигантские деньги, подходящие почти к миллиону долларов, — тоже небывалый прецедент. Конечно, это произошло нс только благодаря работе аукционеров с нашими российскими покупателями, но и за счет того, что у этих картин был замечательный провенанс. Они — то, что в антикварном мире называется «породистой вещью», имеющей свое обаяние истории, такое, к которому состоятельный покупатель может приобщиться, а это тоже лестно.

В России, кстати, бытует неправильное представление, что «Сотбис» и «Кристис» — монстры, искусственно завышающие цены. Это не так: любая западноевропейская галерея назначает цены значительно выше, чем эти аукционы. Просто недоразумение какое-то сложилось в наших головах. Да, они — законодатели, но цены у них вовсе не запредельные. Галереи устанавливают цены в два-три раза выше.

До сих пор речь шла лишь о трети, а может быть, и меньшей части антикварного аукционного рынка. Большую же его часть составляет рядовой материал — картины художников второго ряда или изделия прикладного искусства не выдающихся мастеров — не Фаберже юш Хлебникова, а менее известных. На Западе цены на эти работы, как ни странно, могут быть ниже, чем в России. Это объясняется не только некомпетентностью западных покупателей, но и тем, что сейчас в России стало очень трудно достать хорошую вещь высокого качества. Во-первых, велика конкуренция покупателей. Их немного, но они обладают большим состоянием и готовы состязаться друг с другом до полной победы. Во-вторых, у нас материал появляется, как правило, из частных коллекций семей, в которых произошли какие-то печальные или непредвиденные события: либо умер владелец коллекции, либо семья коллекционера перешла на другой экономический уровень существования. При огромном спросе этого недостаточно. Не надо забывать, какой колоссальный урон нанесли произведениям искусства все национализации, конфискации, вся история России двадцатого века с двумя мировыми войнами и разорением очень многих коллекций — не только частных, но и музейных. Кроме того, в двадцатые-тридцатые годы много антиквариата было вывезено из страны. Все это и привело к тому, что антикварных вещей в России значительно меньше, чем на Западе. Вот почему на каждом аукционе «Сотбис» или «Кристис», как правило, появляется обязательно 5 — 6 вещей высокого, топкласса. В России же такие продажи чрезвычайно редки. Причем, если аукционисту попадается такая работа, он ее продает не на аукционе, а задолго до него, потому что известный ему потенциальный покупатель не хочет «светиться». Покупка антиквариата на Западе осуществляется как бы безымянно, другое дело — в России, где все на виду, да и налоговые службы приглядываются... Кроме того, есть еще и психологический момент — очень престижно покупать на «Сотбис» и «Кристис», других известных аукционах, это льстит самолюбию купившего, это дает возможность приобщиться к живой истории, является как бы гарантом достаточно прочного вложения денег. Хотя сертификация и определение подлинности вещей не является сильной стороной западноевропейских аукционов. На зарубежных аукционах бывает примерно такой же, как и у нас, процент вещей сомнительных и труднодоказуемых. И приобретение на «Сотбис» или «Кристис» не гарантирует, что вы получили подлинник. Как правило, провенанс описывается, но не всегда достаточно скрупулезно прослеживается перемещение вещи от момента создания ее художником до момента появления на рынке — бывает много темных мест.

Что же сегодня наиболее востребовано на российском антикварном рынке? Как и прежде, большой спрос на русское реалистическое искусство, работы художников-передвижников, чьи фамилии я называл. И если появляется работа Шишкина, фундаментальная и серьезная, то проблемы найти на нее покупателя нет. Ее, что называется, разберут на части, только дай. Я уж не говорю о работах Репина.

Интересы многих покупателей сейчас ориентируются на искусство начала двадцатого века. Они связаны с художниками «Мира искусства», «Голубой розы», «Бубнового валета». Сейчас работы художников «Бубнового валета» — Кончаловского, Машкова, Куприна, Фалька — продаются в России по ценам, превышающим цены западноевропейского рынка. Это 150, 250, а иногда и 350 тысяч долларов за каждую хорошую работу. Еще раз подчеркну: они очень редко появляются. Кроме того, в России пока нет четких критериев определения качества вещи, а они важны для биографии художника и истории искусства этого периода. Эти нюансы не всегда учитываются в России. Больше «клюют», что называется, на имя. Если имя «продается», устанавливается определенный ценовой барьер, чтобы «раскачать» это имя достаточно сильно. Кстати, на Западе этого нет, там довольно четко и скрупулезно учитывается значимость работы художника, ее редкость, декоративность, красочность. Такая переориентация новых покупателей произошла за последние 4 — 5 лет. До этого произведения художников «Мира искусства», хотя и подскочили в цене в 5 — 6 раз, начиная с 1970-х годов, затем оставались на стабильном уровне: те же самые работы Серебряковой, о которых я говорил, были проданы за суммы, превышающие десятикратно эстимейт, который раньше на них ставился. Работы Константина Коровина несколько покупателей в России и Западной Европе скупают «на корню». Потом эти работы появляются на рынке, но по значительно более высоким ценам. Можно привести пример того же Тархова, малоизвестного до последнего времени художника-импрессиониста, несравнимо менее известного, чем Коровин, но тем не менее были прецеденты продаж его работ по ценам, превышающим 150 тысяч долларов. Эта политика проводится и дилерами, и аукционами для того, чтобы вытащить на высокий топ-класс отдельных мастеров. Мастера должны быть красочными, достаточно понятными, не связанными с абстрактным искусством. Вообще, отношение к искусству абстрактному, или искусству авангарда, как его и сейчас, и раньше называли, в России двойственное. Во-первых, потому, что очень трудно определить подлинность работы. Проследить ее провенанс иногда не представляется возможным в силу перипетий русской истории, в связи с существованием в свое время всякого рода тайных коллекций, которые становились таковыми из-за отрицательного отношения официальных властей к абстрактному искусству. Также и в силу того, что абстрактная вещь требует определенного эстетического понимания, ощущения, обдумывания; надо прочитать достаточное количество литературы, чтобы понять, что изображают эти квадратики Малевича или вещи Филонова. Это скорее искусство, сейчас его стали называть концептуальным, которое связано с определенным уровнем идеологии и взаимоотношений. Эти два момента — трудности в определении подлинности вещи и необходимость особого ее восприятия — существенно отдаляют искусство авангарда от возможной его роли на художественном рынке.

На западноевропейском рынке наибольшим спросом и высокими ценами отличаются импрессионисты, художники достаточно понятные, никак не связанные с идеологией. К этому искусству стали приобщаться и наши собиратели. Я знаю нескольких коллекционеров, которые создают на Западе коллекции импрессионизма. Конечно, они приобретают работы не первого ряда и не платят 82 или 76 миллионов долларов, как было заплачено за работы Ван Гога и Ренуара. Это нереально. Даже при наличии таких денег сознание российских коллекционеров еще не срабатывает. Но тем не менее художников-импрессионистов второго ряда за цены в пределах двух, двух с половиной, трех миллионов долларов они способны купить. И они понимают, что это — вклад надежный, потому что весь мир собирает импрессионистов, и цены на них постоянно растут. Вообще этот парадокс роста цен последних 3—4 лет необъясним. Подмечено, что развитие антикварного рынка и ценообразование на нем подчиняются синусоидальному закону: примерно каждые семь лет происходит спад, за которым следует новое поднятие цен. Последние же несколько лет никакого спада цен нет и не предвидится. Аукционеры и дилеры не могут понять, откуда берутся такие колоссальные цены на произведения импрессионистов, на произведения искусства старых мастеров. Их стоимость выросла в три — пять раз. Скажем, работу Брейгеля-старшего раньше можно было купить за 500—600 тысяч долларов, а сейчас невозможно дешевле 3 миллионов. В чем же причина этого явления? Можно предположить, что появилось достаточно много людей, сумевших легко нажить огромные состояния как в России, так и за рубежом. Эти люди хотят немедленно вписаться в соответствующую социальную среду, немедленно получить определенный статус, и они идут традиционным путем покупки произведений искусства, потому что это создает им не только имидж меценатов, но заодно и приобщает к живой истории искусства. Удивляются аукционисты, удивляются галерейщики, но тенденция непрерывного роста цен сохраняется. Существует еще одна проблема: купленные российскими покупателями за границей произведения западноевропейского или даже русского искусства, как правило, не появляются в России, они оседают за ее пределами. Причина здесь очень простая — налогообложение. Если вы хотите ввезти любое произведение искусства, то должны пройти таможенные кордоны, а согласно установленным правилам надо заплатить 20% от стоимости произведения искусства, иногда к ним добавляется еще 10%. Резиденту России можно бесплатно ввезти что-либо на сумму 1000 долларов, а на все, что свыше 1000 долларов, 20-процентный налог обязателен. Если же станет известно, что ввозимая вещь предназначается для продажи, то заставят, сделав предварительную оценку, заплатить еще 45%. Вещь еще не продана и оценка весьма и весьма произвольная, а с тебя уже содрали 45 процентов с пред полагаемой суммы.

Конечно, большинство наших покупателей не ввозит в Россию произведения искусства по другой причине, эта причина — перемещение вещей. В Западной Европе, за редким исключением — Греция, Испания, — можно свободно перевозить вещь, купленную и принадлежащую Вам, из страны в страну за собой. Там нет барьеров. В Англии, например, если Вы купили вещь, превышающую по стоимости 100 тысяч фунтов, то в течение двух недель механически получаете разрешение на ее вывоз, это — формальная процедура, и запретить Вам перемещать Вашу собственность куда-либо никто не имеет права. При стоимости вещи менее 100 тысяч фунтов вообще никаких разрешений на вывоз не требуется. Другое дело в России: если Вы вещь сюда привезли, обойдя все таможенные барьеры и постановления Министерства культуры, то вывезти ее при необходимости невозможно несмотря на то, что она Ваша собственность. Это вторая причина, почему сюда не ввозят произведения искусства, а оставляют приобретенное на Западе. Это очень обидно, потому что в Западной Европе и Америке сейчас создаются очень хорошие коллекции, причем нашими, российскими гражданами: коллекции русского искусства, коллекции западноевропейского старого искусства, старых мастеров пятнадцатого—восемнадцатого веков, коллекции импрессионизма. И все они оседают на Западе, а не обогащают народное достояние. Возникает парадоксальная ситуация. Создав законы, призванные защитить народное достояние, государство препятствует возвращению интеллектуального богатства в страну.

Необходимо незамедлительно предпринимать какие-то меры по изменению законодательства, этого требует практика оборота художественных ценностей на российском рынке. Если необходимые изменения законодательства все же произойдут, они благотворно скажутся на активности рынка. Во-первых, потому, что большинство людей, занимающихся искусством, все-таки понимают историческую, художественную и культурную ценность того, что они собирают, вне зависимости от того, патриоты они или не патриоты России. Во-вторых, есть такая земная слабость, как человеческое тщеславие: желание демонстрировать на выставках качественные работы, имеющиеся в личной собственности, конечно, вызовет соревновательный азарт, свойственный коллекционерам. И это привлечет в Россию достаточное количество людей, сегодня покупающих и оставляющих произведения искусства на Западе.

Перспективы художественного рынка в России существуют независимо от тех сложностей, о которых я говорил. В последние два года в России количество антикварно-художественных галерей и салонов удвоилось. Соответственно увеличилась конкуренция продавцов. Вновь создавшиеся антикварные предприятия ищут новые способы добычи того, что называется товаром, а существующие стараются не отставать от них. Активизация рынка уже идет, начинается отслеживание вещей, изменяется подход к их оценке, когда они оцениваются не только по имени художника, но и по степени важности для его творчества, для истории искусства. Рынок начинает приобретать некоторые черты цивилизованности. К величайшему сожалению, в силу известных причин, о которых мы говорили, если ситуация не изменится, вещей в России будет все меньше и меньше. Пополнение коллекций станет возможным только за счет осваивания новых пластов коллекционного материала. Скажем, на рынке стали появляться работы художников 1930-х годов, на которые спроса почти не было. В России они уже имеют рыночную стоимость, хотя на Западе этой стоимости у них пока еще нет. Безусловно, большая роль может принадлежать искусству авангарда, если наконец решится вопрос экспертизы, отпадут фальсификаты и начнется скрупулезное изучение этих вещей. Искусство авангарда достаточно перспективно; независимо от отношения к нему западного рынка в целом, оно все- таки является одной из вершин наших достижений в мировом искусстве.

Несомненно, будет изменено отношение и к искусству 1960—1970-х годов двадцатого века. На первый план выйдут работы тех художников, которые жили в то время и непредвзято его отражали, часто талантливо и, может быть, даже гениально. Уже сейчас, в последние 5 — 6 лет, картины художников первой десятки — Немухина, Плавинского, Кабакова, Булатова, Штейнберга, других — поднялись в цене в 3—4 раза. Ясно, что эти художники — не конъюнктурные, достойные, вполне представляют искусство своей страны того периода, а не только политические акции нонконформизма. И это искусство стало стоить достаточно дорого, что, кстати, отразилось на западном рынке. «Сотбис» начинает включать работы Зверева, Плавинского, Немухина, Штейнберга в свои аукционные продажи. И это только начало.

Кроме того, сам антикварный рынок неисчерпаем за счет того, что сейчас все больше и больше сглаживаются границы, появляется больше возможностей покупать и продавать за рубежом. Действующие же в России законы препятствуют этому процессу. Это не значит, что можно все что угодно вывозить на Запад, вовсе нет. Есть такое понятие — национальное достояние, и отношение к каждому конкретному предмету должно быть внимательным и беспристрастным. А ведь наши исполнительные государственные органы — Министерство культуры и Таможенный комитет — накладывают запрет на вывоз вещей, от отсутствия которых культурное достояние России не пострадало бы нисколько. Ведь согласились же наконец пропускать через границу самовары или чайные сервизы, другие вещи без всяких проблем. Почему бы не согласиться на вывоз работ художников второго—третьего ряда или тех художников, чьи произведения на нашем рынке в избыточном количестве и цены на них падают? В музеях находится очень большое количество дубликатов. Это касается и печатной графики, и книг, и прикладного искусства. Музеи могли бы значительно пополнять свои собрания, если бы имели право выставлять на продажу не определяющие, не важные, а иногда и просто малозначимые произведения искусства и на вырученные деньги приобретать необходимые работы. Ведь, в основном, западноевропейский рынок составляют такие второстепенные и даже третьестепенные произведения, они создают всю ту массу, которая вращается в антикварном мире. Это — обычная мировая практика. Такая возможность должна быть рассмотрена, российские музеи должны пополнять свои собрания точно так же, как это делают американские и европейские музеи, за счет того, что они выставляют на продажу ненужные или не столь существенные вещи, получают прибыль и на эту прибыль покупают другие. Наши музеи смогут тогда развиваться, а не влачить нищенское существование. Чем более будет организован антикварный рынок, чем более он будет насыщен всякого рода льготами, возможностями, тем больше будет оборот, тем больше будет появляться товара на этом рынке. Со сдержанным оптимизмом можно сегодня говорить о небольших позитивных изменениях в этом направлении. Так или иначе, какие бы препоны мы ему ни чинили, рынок диктует свои законы — дикие или не дикие, это вопрос другой. В конечном итоге История все равно расставит все на свои места.

Записал Сергей РУСАНОВ.

Иллюстрации предоставлены В.ДУДАКОВЫМ.

Антиквариат Предметы искусства и коллекционирования №11 (12) ноябрь 2003 стр. 16