Панагия царицы

История одного заблуждения, или о подлинной и мнимой панагиях царицы Евдокии Лукьяновны

Это небольшое «расследование» било связано с подготовкой каталога византийских древностей, хранящихся в музеях Московского Кремля, вернее, с уточнением судьбы сапфировой камеи с образом распятого Христа. Редкостная крестообразная камея била выполнена константинопольскими мастерами в конце XII — начале XIII века, а ее золотая оправа, украшенная эмалями и драгоценными камнями, — в середине XVI века в Москве.

Крест давно привлекает внимание исследователей и как одно из самых совершенных произведений придворных ювелиров, и как реликвия, связанная с семьей московских государей: уже при первой публикации он был отождествлен с наперсной иконой, или панагией, царицы Евдокии Лукьяновны, второй супруги царя Михаила Федоровича Романова. Как «панагия Евдокии Лукьяновны» памятник вошел в научную литературу и в последние десятилетия многократно экспонировался на международных выставках Музеев Московского Кремля. Напомним, что панагиями в допетровской России именовали не только святительские наперсные иконы и кресты, но и все наперсные или, как их называли в старинных документах, «воротные» иконы, вырезанные на дереве, кости, камне либо выполненные в других техниках и оправленные в серебро или золото, украшенные жемчугом и самоцветами. Некоторые из них имели форму креста и могли называться в документах «крестами панагийными». В большинстве случаев нарядно украшенные панагии были частью убора состоятельных женщин, передавались по наследству, служили благословениями к родинам, крестинам или свадьбе.

Впервые сапфировый крест был включен в число царских в рукописной Описи Оружейной палаты 1835 года. Эта опись стала, по существу, первым научным каталогом национального музея, созданного в 1806 году на основе царской кремлевской сокровищницы. Его авторы должны были систематизировать разнородные предметы и изучить их как исторические памятники. По замыслу тогдашнего директора Оружейной палаты ФА. Ушакова, «всем вещам, в Палате сохраняемым», надо было «составить новые описи [описания], в которых бы были помещены исторические события, до вещей относящиеся, приписав оные по возможности в самой Палате по всем ея документам, через что удобно бы было разместить вещи по царствам». Описания должны были сопровождаться отсылками на документы архива и выписками из них. Однако в Описи 1835 года крест, включенный в раздел «Регалии и прочее», автором которого был помощник директора Оружейной палаты князь С.Я.Грузинский, еще не был соотнесен с определенным царственным лицом.

Одновременно с подготовкой Описи сокровища Оружейной Палаты «по Высочайшему повелении» зарисовывал для последующего издания художник-археолог Ф.Г. Солнцев. В четырех проекциях им был запечатлен и наш крест. Рисунок этот, хромолитографированный Ф. Дрегором, в 1851 году был издан в «Древностях Российского Государства», роскошном увраже николаевской эпохи. Именно здесь «наперсный крест или панагия», в сопровождавших таблицы пояснениях И.М. Снегирева, был впервые связан с царицей Евдокией Лукьяновной. Крест был включен в число принадлежностей древнего «царского чина», хотя приведенные автором выписки из документов отнюдь не подтверждали его связь с царскими регалиями. Выписки из документов, хранившихся в ту пору еще в Оружейной Палате, скорее всего сделал молодой И.Е.Забелин, служивший тогда в музее «письмоводителем». Первая — из Описи 1722 года Патриаршей ризницы, действительно в точности соответствовала сохранившемуся кресту, который числился в ризнице двенадцатым среди патриарших панагий. Во второй — из «Описной книги Мастерской палаты царицы Евдокии Лукьяновны», речь шла о «панагии золотой, а в ней камень яхонт лазорев, на яхонте резан Спасов Образ Вседержителя, обложен золотом с каменьем и с жемчюги», которой «царица и великая княгиня Евдокия Лукьяновна благословила дщерь свою царевну и великую княжну Ирину Михайловну на родинах, сняв с своего мониста». Согласно Описной книге, «та панагея с царицына мониста снята и отдана царевне и от царевны принесена в казну и то описано выше сего в той статье, где та панагея на царевнине монисте была писана». И.М. Снегирев заметил разночтение в описаниях двух монист (в описи мониста царевны Ирины Михайловны вместо «благословила на родинах» о панагии было сказано «благословила на ее Государские крестины»), но по невнимательности отождествил панагию с образом Христа Вседержителя с крестом, на котором представлено Распятие, видимо, потому, что оба священных изображения были вырезаны на сапфире. Этот драгоценный камень редко использовался для изготовления камей, ибо из-за большой твердости давал сколы при работе с ним и требовал большого мастерства, и часто заменялся менее ценным и легким для обработки голубоватым халцедоном, так называемым «сапфирином». Средневековые геммы на сапфире относятся к самым редкостным, как правило, их выполняли по высочайшим заказам и очень ценили. Вероятно, поэтому сапфировый крест и был включен в число царских святынь.

Ученое описание креста в «Древностях» было полностью включено в новую Опись коллекции Оружейной палаты, создававшуюся с конца 1850-х годов по инициативе ее директора А.Ф. Вельтмана. Первую часть этой Описи, так называемый «Древний царский чин», А.Ф. Вельтман уже в 1859 году представил на утверждение президенту Московской дворцовой конторы (вице-президентом которой был тогда вышеупомянутый князь Грузинский). В 1884 году эта Опись была доведена до издания выдающимся ученым Г.Д. Филимоновым, исполнявшим после смерти А.Ф. Вельтмана обязанности директора Оружейной палаты. Именно тщательное изучение самих художественных памятников, а не связанных с ними преданий, стало главной заслугой Г.Д. Филимонова перед русской наукой, однако сам он работал над каталогом других разделов коллекции, поэтому ошибку ИМ. Снегирева не исправил, хотя и не оставил незамеченной: в рукописной Описи 1859 года рядом с цитатой из Описной книги, касающейся панагии с образом Вседержителя, есть помета, сделанная рукой Г.Д. Филимонова: «Так как этот признак к имеющимся на лице панагии не относится, то ее и нельзя называть крестом царицы Евдокии».

Итак, сапфировый крест не связан с царицей Евдокией Лукьяновной, но, несомненно, происходит из домашней «святости» московских государей.

Кресты были главными святынями на Руси, недаром моленная комната, в которой царь совершал вечерние и утренние молитвы, называлась «Крестовой». Во время молитв царь возлагал на себя особо спасительные и милующие кресты, хранившиеся, как известно из описи имущества Ивана Грозного, в особой лубяной коробке. В Описи царской Образной палаты второй половины XVII века и других документах есть сведения о крестах, которые цари надевали по определенным дням богослужебного года. Они были золотыми или вырезанными из дорогих камней. Три из крестов Грозного были сапфировыми.

Среди них, вероятно, был и крест, поднесенный царю новгородским архиепископом Макарием: 11 января 1535 года он «поздравствовал великого государя Ивана Васильевича на великих государьствех, благословил его и челом ударил великому князю кресть самфирь, златом обложен... и иные многие дары» (возможно, это поздравление было связано с действом благословения на великое княжение Животворящим крестом юного Великого князя митрополитом Даниилом). Сохранившийся крест нельзя точно отождествить с крестами, упомянутыми в документах, как нельзя отрицать и того, что именно он мог быть поднесен царю Макарием. Несомненно лишь то, что крест является древней святыней, для которой в эпоху Ивана Грозного был сооружен. роскошный ковчег. Выполнивший его мастер сохранил древнюю узкую золотую оправу неровного по краям и, возможно, имеющего утраты сапфирового креста — этой оправе соответствуют контуры просвета на лицевой стороне нового креста-ковчега. Украшающий оправу эмалевый узор включает в себя симметричные ленточные завитки, на оглавии креста соединяющиеся маленькими золотыми перемычками. Такой же необычный узор мы находим на полях древнейшей русской «мерной» иконы с образом Иоанна Лествичника, выполненной в 1554 году для новорожденного царевича Ивана Ивановича второго сына Грозного. На полях иконы и на обороте креста использована одна и та же непрочная эмаль бирюзового цвета. Вероятно, крест-ковчег для древнего сапфирового креста, изготовленный одним из мастеров, украшавших икону, мог также предназначаться для благословения царевича Ивана Ивановича, быть молением о божественном заступничестве новорожденному его родителей, недавно потерявшим первенца — царевича Дмитрия. Для младенца царского рода благословение крестом от родителей и от других ближайших родственников было обязательным — каждый их них приносил золотой крест со святыми мощами и различными «достопамятностями от святых мест».

Сапфир, или синий яхонт, — камень небесного цвета — был одним из самых почитаемых в Византии и средневековой Руси не только как образ Горнего мира, но и как оберег. В старых лечебниках о нем сказано: «яхонть лазоревой кто носит при себе — тело умножает и благолепие лицу подает и похоти телесныя смиряет и чинит человека бытии чистым и добрым...».

Вероятно, поэтому царица Евдокия Лукьяновна для благословения родившейся 22 апреля 1627 года Ирины Михайловны, первой «багрянородной» царевны семьи Романовых, выбрала сапфировую наперсную икону с образом Спасителя. Все близкие благословили новорожденную особенными святынями. Дед, патриарх Филарет Никитич, — крестом с великим множеством святынь; отец, Михаил Федорович, — крестом с Животворящим древом и шестью частицами мощей; бабушка, великая инока Марфа, — крестом с Млеком Богородицы и тоже шестью частицами мощей; наконец, родительница царевны, вместо креста благословила ее панагиею, снятой со своего мониста. Это была «понагея золота на четыре углы в ней яхонт лазорев [сапфир], на яхонте резь Спасов образ Вседержитель, по полям 2 яхонта червчаты [рубины] да два изумруда; напереди на главе резь херувим, а на другой стороне резь великомученик Дмитрей, навожено чернью; под главою в закрепке по концом два зерна гурмыцких (или бурмицких, скатных округлой формы. — И.С.)». В «Книгах царицы Евдокии Лукьяновны Мастерские полаты крестом и манисту и судам и платью и иной казне» тщательно описано все это манисто (женский шейный убор, состоящий из крестов и икон с мощами, а также различных бусин-пронизок на цепочке или шнурке, как правило, переходивший из рода в род) и указано, что им Евдокию Лукьяновну благословила свекровь, «великая государыня инока Марфа Ивановна». По обычаям московского двора такое «благословение» было приурочено к свадьбе: мать царственного жениха после знакомства с невестой присылала ей с боярыней «крест или панагию, да овощи» (так в то время называли фрукты).

Царевна Ирина Михайловна (1627—1679), как известно, так и не вышла замуж. Панагией своей бабки инокини Марфы она могла благословить одну из своих пяти племянниц, дочерей Алексея Михайловича. Все они тоже не имели потомства и, за исключением умершей во младенчестве Анны, скончались в монастырях. Но Ирина Михайловна могла подарить панагию и своему крестнику — царевичу Петру, будущему российскому императору.

В последней трети XVII века сапфировый царский крест, ошибочно считавшийся панагией Евдокии Лукьяновны, становится патриаршим: как двенадцатая из патриарших панагий он описан в описях 1701—1735 годов московской Патриаршей ризницы. Позднее по каким-то неведомым для нас причинам, вероятнее всего, из-за своей красоты, вполне соответствовавшей вкусам XVIII столетия, крест вновь возвращается в число государевых святынь. Мы находим его в «Описи казенным вашего императорского величества драгоценным вещам, кои были под смотрением бывшаго капитана порутчика Семена Хвостова», хранящейся в Российском Государственном историческом архиве в Петербурге.

История возникновения этого документа достаточно любопытна: сразу же после государственного переворота 1762 года по приказанию императрицы Екатерины II все драгоценности из различных дворцовых кладовых свезли в Придворную контору. К их перевозке и выдаче был определен капитан-поручик Преображенского полка Семен Хвостов, не выдержавший искушения и достаточно быстро ставший казнокрадом В 1765 году он был приговорен к повешению, однако по милости Екатерины был лишен всех чинов, «извержен навсегда из службы» и сослан в деревню. По счастию, наш крест похищен Хвостовым не был, в вышеупомянутой описи он фигурирует под четвертым номером, среди драгоценных панагий, в числе которых — и прославленная панагия патриарха Иова. По распоряжению Александра I в 1810 году все эти драгоценности были переданы из Императорского кабинета в Оружейную палату и практически в том же порядке, что и в описи драгоценностей, оставшихся от «смотрения» Хвостова, были занесены в ее Опись 1835 года.

В бумагах XVIII столетия стоило поискать и следы подлинной панагии Евдокии Лукьяновны, тем более что ее описания ключарями московских дворцовых приказов давали довольно полное представление о предмете.

К нашему изумлению, сведения о панагии сразу же нашлись в описях новгородского Софийского собора, где с 1743 года среди древних святительских панагий числилась и «панагия золотая, в ней камень яхонт лазоревой болшей, на нем вырезан образ Господа Вседержителя на престоле, два яхонта красныя, два изумруда в золотых гнездах, под херувимом два зерна бурмицкия, на закрепе ж цепочки два зерна жемчужные, цепочка горощатая сребряная, позолочена». Часть Описи 1743 года, в которую внесена панагия, представляет собой опись ризницы, сложившейся при новгородском архиепископе Феофане Прокоповиче и поэтому называемой феофановской. При жизни архиерея она находилась в казначейских палатах Александро-Невского монастыря в Петербурге, а после его смерти по распоряжению Синода была передана его преемнику, Амвросию Юшкевичу, который и возвратил ее в Софийский собор. Пометы в более поздних описях собора позволяют проследить незначительные изменения в облике панагии и утраты, самая большая из которых появилась после того, как она «в 1792 г. марта 1 числа по силе резолюции его высокопреосвященства» была «отправлена в Санкт-Петербург чрез консисторию. Возвращена 1794 г. августа 19 дня с повреждением в двух местах». Из Описи Софийского собора 1789 года следует, что внутри панагии был ковчежец для мощей В Описи собора 1833 года сказано, что «камень яхонт с обеих сторон поврежден, в ней весу четырнадцать золотников».

Феофан Прокопович «унаследовал» панагию от своего предшественника и соперника Феодосия Яновского. Судьба этого польского шляхтича, сумевшего добиться расположения Петра, новгородского архиепископа и первого вице-президента Синода, могла бы стать основой не только для авантюрного, но и психологического романа. В начале своей блистательной придворной карьеры образованный пользующийся покровительством новгородского митропо лита Иова архимандрит Хутынского монастыря Феодосии Яновский пишет государю Петру Алексеевичу доносы…стихах, в 1707 году переезжает в Петербург постоянно находится подле государя и «первенствует в некоторых важных духовных церемониях». Так, в 1710 году он обручил и затем обвенчал племянницу царя, Великую Княгиню Анну Иоанновну с курляндским герцогом, с 1716 по 1718 год был с Петром за границей, в 1724 году первенствовал на коронации Екатерины I — словом, многократно имел возможность получить в дар от кого-то из царствующих особ сапфировую панагию. Тщеславный, самоуверенный и одновременно способный на самоуничижение Феодосий, которого недруги считали лютеранским апостолом в России, присвоил и растратил множественно епархиальных ценностей. После смерти Петра, в 1725 году, он был низвергнут из сана, предан суду и вскоре умер в заточении. В связи с этим в 1725 году была составлена подробная опись всех владений Новгородского архиерейского дома. В реестре ценностей петербургского подворья новгородского архиепископа, в одной из казначейских палат, в «подголовке», среди разнообразных самоцветов, мешочков с жемчугом, серебряных дробниц с церковных облачений, различных драгоценных «штук», «староманерных панагей» и даже крестов «карсунского мастерства», от одного только упоминания которых замирает сердце исследователя, мы находим и нашу «героиню»: «Панагия золотая, в ней камень яхонт лазоревой болшой, на нем вырезан образ господа Вседержителя на престоле...», и далее все, как в приведенной выше описи Софийского собора; образа святого Димитрия на обороте панагии тогда уже не было.

Ученые, писавшие о ризнице Софийского собора в XIX — начале XX века, панагию почему-то никогда не упоминали. Надо признаться, что до изучения истории кремлевского сапфирового креста она не привлекала и нашего внимания, поэтому столь радостно было увидеть в главном здании Новгородского музея на временной выставке произведений художественного серебра, открытой в связи с реставрацией Грановитой палаты, сохранившуюся панагию Евдокии Лукьяновны.

Судьбу панагии в XX веке еще предстоит уточнить, возможно, она возвращалась в Москву: в 1922 году золотые предметы из новгородского Софийского собора были реквизированы, попали в Гохран. Усилиями экспертов Главнауки наиболее древние из них были признаны имеющими музейное значение и спасены от переплавки. Часть из них была возвращена в Новгород (вероятно, среди них была и панагия Евдокии Лукьяновны), другая часть из Центрального хранилища Государственного музейного фонда в 1927 году поступила в Государственную Оружейную палату.

Реконструировать более раннюю, не отраженную в документах историю панагии позволяют ее художественные особенности, ведь памятник искусства — тоже своего рода текст. Согласно стилистическим и технологическим особенностям — это произведение русского искусства XVI века. Как мы случайно обнаружили, о сапфировой камее еще в 1970-х годах написала М.М. Постникова-Лосева, но эта часть ее исследования до сих пор оставалась неопубликованной: «В Новгородском музее хранится резное на сапфире изображение Спасителя на престоле, несомненно, русской работы. Судя по форме престола с точеными столбиками в виде балясин, с высокой округло-вырезной спинкой, с сильным запахом вправо, видимой несколько сверху (видны верхний обрез спинки с ложбинкой на ней и одна сторона престола с двумя ножками), это первая половина XVI в. Аналогичные изображения престола, например: пелена 1525 г. в Загорском [Сергиево-Посадском] музее, «Царское место» Ивана IV в Успенском соборе, фрески Дионисия в Ферапонтовом монастыре и др. Возможно, что углубленное изучение вопроса о резьбе на драгоценных камнях в Древней Руси даст нам возможность уточнить место производства этого прекрасного памятника и отнести его к работе одного из новгородских алмазников».

По узорочью черневой оправы панагия близка золотой панагии из собрания Государственного Эрмитажа, тоже украшенной изумрудами и рубинами в гладких гнездах. Как установил ЮА. Пятницкий, эрмитажная панагия была выполнена в 1592 году в мастерских Московского Кремля для царевны Феодосии, дочери царя Федора и Ирины Годуновой. Она также украшена камеей с образом Преображения на сардониксе, но сделанной не русским, а греческим мастером в XV—XVI веках. На обороте этой панагии, согласно документам, было изображение святой Феодосии, соименной новорожденной царевне. Оправы двух панагий по своим технологическим и художественным особенностям настолько близки, что дают нам основание считать их выполненными в одной мастерской. Сапфировая панагия, украшенная крупными рубинами, изумрудами и жемчужинами, с образом святого Димитрия на обороте и крупной надписью «Спас Вседержитель» на лицевой стороне явно предназначалась для царевича, а не царевны, и таковым, скорее всего, был младший сын Ивана Грозного, благоверный царевич Дмитрий (1582—1591).

Итак, две наперсные иконы с резными на сапфире священными изображениями Христа на кресте и Христа на троне были оправлены в золото мастерами, работавшими в разные годы при дворе Ивана Грозного и, возможно, предназначались для его сыновей. Они связаны со многими лицами и событиями русской истории и, несомненно, заслуживают дальнейшего изучения.

Ирина СТЕРЛИГОВА

Иллюстрации предоставлены автором. Автор выражает сердечную благодарность за содействие этой работе заведующей сектором Музеев Московского Кремля Т.А. Тутовой и главному хранителю Новгородского музея Н.П. Горминой.

Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 47 (май 2007), стр.57