«Ченстоховская» или «Умягчение злых сердец»

Загадка одной богородичной иконографии Икона Богоматери Ченстоховской — главная польская святыня, которая издавна имела для этой страны такое же значение, как образ Богоматери Владимирской для Московской Руси.

Богоматерь на ней предстает в торжественном и строгом типе Одигитрии, с Младенцем, держащим книгу, на левой руке (илл. 1). Сказание об иконе появилось в первой половине XV века в Ясногорском монастыре в Ченстохове, где чудотворный образ пребывает и сегодня. Согласно сказанию, он был написан в Иерусалиме евангелистом Лукой и привезен царицей Еленой в Константинополь, откуда попал в Галицкую Русь (впрочем, все эти сведения документально не подтверждены). Исследователи предполагают, что образ из Ченстоховы — это список с константинопольской Одигитрии, исполненный в XII веке. В 1430 году икона была повреждена иконоборцами-таборитами, последователями Яна Гуса. Спустя четыре года ее заново написали на старой доске, изобразив на щеке Богоматери рану от меча (илл. 2). Монастырь на Ясной Горе, принадлежавший ордену паулинов, процветал; в 1621—1633 годах его оградили мощными стенами, возведенными по всем правилам европейской фортификации (илл. 3). Благодаря этому шведы, которые вторглись в Польшу в 1655 году и захватили Краков и Варшаву, не смогли взять Ченстоховскую крепость. Неудачная осада стала началом перелома в военных действиях: шведские войска потерпели поражение, и 1 апреля 1656 года польский король Ян Казимеж торжественно провозгласил Богоматерь Ченстоховскую владычицей и покровительницей своего государства.

Известие о чудодейственной силе Ченстоховскои иконы дошло до России быстро, поскольку царь Алексей Михайлович именно в это время вел оживленные переговоры с Яном Казимежем и даже выступил на его стороне против шведов. Возможно, тогда появились и первые русские списки древней польской святыни — во всяком случае, они были известны уже в 1670-е годы. Когда сторож кремлевского Успенского собора Симеон Моховиков составлял в 1715—1716 годах обширный свод сказаний о чудотворных иконах, он включил в него и сказание о Ченстоховском образе, заимствованное из книги украинского проповедника Иоанникия Галятовского «Небо новое с новыми звездами» (Киев, 1665). Сопровождавшая текст гравюра Григория Тепчегорского была исполнена с какого-то польского гравированного оригинала, изображавшего Богоматерь с Младенцем на стенах Ченстоховской обители (илл. 4). Кроме того, польский мастер представил икону в окладе с коронами и привесами, что придало ей весьма оригинальный вид (илл. 5). Так эта иконография и укоренилась в русской иконописи (илл. 6).

Однако именно здесь начинаются загадки. Иконы, как две капли воды похожие на Ченстоховскую, получили довольно заметное распространение в XIX веке, но бытовали под совершенно иным названием: «Умягчение злых сердец» (илл. 7). Одновременно существовали и другие иконы «Умягчения...», по иконографии хоть как-то связанные со смыслом необычного имени, — Богоматерь на них изображена без Младенца, с семью мечами, вонзившимися в Ее сердце (илл. 8). Такие иконы, как и Ченстоховская, появились в России в конце XVII века (илл. 9) и иллюстрировали пророчество старца Симеона Деве Марии во время Сретения: «И Тебе же Самой душу пройдет оружие: яко да открыются от многих сердец помышления» (Лк. 2: 3 5). Почему одно и то же название оказалось общим для двух совершенно разных икон? Почему Богоматерь Ченстоховская в русской традиции практически утратила свое правильное наименование? Почему в справочниках конца XIX — начала XX века, где перечисляются чудотворные образы Богоматери, полностью проигнорирована икона «Умягчение злых сердец» с иконографией «Ченстоховской»? На эти вопросы до сих пор не было ответа.

Пролить свет на загадку иконографии, очевидно, может икона Богоматерь «Умягчение злых сердец» середины XVIII века из частного собрания в Москве (илл. 10). Она написана в «золотопробельной» барочной манере, типичной для русской иконописи XVIII века. Владельческие записи на обороте позволяют уточнить время и обстоятельства создания образа (илл. 11). Согласно первой надписи, икона принадлежала Варваре Челищевой; согласно второй, Александр Алексеевич Челищев и его супруга благословили ею свою дочь Марью Катерину. Род дворян Челищевых, по легенде их родословной, восходит к потомку люнебургских курфюрстов Вильгельму Люнебургскому, будто бы приехавшему в Россию в 1237 году. Правнуком Вильгельма считался боярин Михаил Андреевич Бренко, героически павший на Куликовом поле. В документах Челищевы упоминаются с конца XV века, представители этого рода несли государеву службу в качестве воевод, дипломатов, военачальников. Варвара Ивановна Челищева (1747—1817), владелица иконы, была супругой Алексея Богдановича Челищева (1744—1806), служившего в Конной гвардии в чине подпоручика, затем ротмистра и бригадира; он имел звания тайного советника и сенатора. У Варвары Ивановны и Алексея Богдановича было два сына, один из которых, Александр Алексеевич, женившись, стал отцом двух дочерей — Екатерины и Марии. Поскольку во второй записи упоминается Александр Алексеевич и его дочь «Марья Катерина», нет сомнений в том, что упомянутая в записи Варвара Челищева — супруга А.Б. Челищева, мать А.А. Челищева и бабушка Марии и Екатерины.

В девичестве Варвара Ивановна была графиней Гендриковой. Этот род не отличался древностью: его основатель, Симон Гейнрих, в начале XVIII века женился на сестре императрицы Екатерины I (Марты Скавронской), супруги Петра I. По этому поводу Екатерина пожаловала родственникам земли в Харьковской губернии, а императрица Елизавета Петровна в 1742 году возвела детей Христины и Симона Гейнрихов-Гендриковых в графское достоинство. Граф Иван Симонович Гендриков (илл. 12) и стал отцом Варвары Ивановны. В молодости он сделал успешную военную карьеру, а в год рождения Варвары получил орден Св. Анны и чин генерал-майора. Очевидно, И.С. Гендриков, с 1744 года служивший камергером у Великой княгини Екатерины Алексеевны (будущей Екатерины II), был в числе заговорщиков, возведших ее на престол. В результате он получил звание генерал-аншефа Кавалергардского корпуса и денежное жалованье, но в 1764 году признал себя несостоятельным должником, уволился со службы (долги оплатила императрица) и удалился в принадлежавшую ему слободу Рубежную Волчанского уезда Харьковской губернии, где в 1769 году соорудил храм.

Таким образом, Варвара Ивановна Гендрикова-Челищева приходилась двоюродной племянницей императрице Елизавете Петровне. За А.Б. Челищева 19-летняя Варвара Гендрикова вышла в 1763 году. Надо полагать, в детстве она проводила много времени в харьковском имении, недалеко от которого, в Успенской церкви слободы Верхняя Сыроватка, находился чудотворный список иконы Богоматери Ченстоховской. Еще ближе располагался Вознесенский Хорошевский монастырь, где тоже был чудотворный список Ченстоховской, хотя время его появления в обители неизвестно. Может быть, икона с редкой для России иконографией была взята В.И. Гендриковой-Челищевой из родного дома или заказана ею в связи с замужеством. Это подтверждает датировку образа, ставшего семейной святыней, — около середины XVIII века.

Колорит иконы резко отличается от более поздних старообрядческих повторений, выдержанных в красно-коричневой гамме (илл. 13). Ярко-синий мафорий Богоматери и алый плащ Младенца выделяют фигуры на нейтральном фоне, причем его серый цвет замечательно гармонирует как с синим, так и с алым. Стена в нижней части играет роль постамента, придающего поясным изображениям торжественную монументальность. Энергичная, но довольно темная барочная моделировка ликов соответствует виду чудотворной Ченстоховской иконы, прозванной «Черной мадонной». Живопись отличается изысканностью, это свидетельствует о том, что Гендриковы заказывали иконы хорошим мастерам — возможно, столичным или московским (И.С. Гендриков владел под Москвой селом Прусы и часто жил как в Москве, так и в имении).

Но почему же икона названа не Ченстоховской, а «Умягчением злых сердец»? Ответ, вероятно, кроется в стихотворной подписи к иконе: «Идеже Бо Творящеся Железо от блата; Дева Вселися Дражайша Злата. Да людемъ Жестокия Нравы умягчаетъ; И железныя К Богу Сердца обращаешь». Впрочем, этот текст на первый взгляд кажется еще более загадочным, чем название образа. Мало помогает и его перевод на современный русский язык: «Там, где от болота творится железо, поселилась дева, которая дороже золота, чтобы умягчать людям жестокие нравы и обращать к Богу железные сердца». Что за болото и почему в нем творится железо? Какая дева и зачем поселилась у болота? Однако в действительности разгадка не столь уж сложна и кроется в творческом наследии св. Димитрия Ростовского. В 1687 году в местечке Рудня Могилевской епархии, где производилась выплавка болотной руды, была обретена чудотворная икона Богоматери Рудненской, по иконографии представлявшая список с Ченстоховской. Св. Димитрий, бывший тогда игуменом Николаевского монастыря в Батурине, откликнулся на это событие «эпиграммой»:

Идеже творяшеся железо от блата,

Тамо Дева вселися, дражайшая злата,

Да людем жестокие нравы умягчает

И железные к Богу сердца обращает.

Поэт, облеченный духовным саном, использовал барочный прием противопоставления железа (реальной болотной руды) золоту — Пресвятой Деве, а затем сравнил железо с жестокими сердцами. Подобная надпись из-за ее вполне конкретного характера подходила только новообретенной Рудненской иконе: она есть, например, на окладе образа Богоматери Рудненской начала XVIII века из собрания Государственного Эрмитажа (илл. 14). Однако в Малороссии и западнорусских областях иконы с одинаковой иконографией часто имели разные названия по месту явления и считались самостоятельными чудотворными образами, в отличие от России, где все списки носили названия чудотворных оригиналов (Нижнеломовская Казанская, Тамбовская Казанская и пр.). Поэтому в Малороссии название не было напрямую связано с иконографическим изводом и могло изменяться. В результате иконография Богоматери Ченстоховской стала существовать под названием «Умягчение злых сердец».

В 1813 году русские войска сделали то, что не удалось шведам, — захватили Ченстоховскую обитель. Памятью о победе стала копия-список Ченстоховской иконы, поднесенная наместником монастыря генерал-лейтенанту князю Ф.В. фон дер Остен-Сакену (илл. 15). Образ был передан в Казанский собор в Санкт-Петербурге «без особенных церемоний» и не приобрел широкой известности, хотя именно по этому поводу православная Церковь установила празднование Ченстоховской иконы 6/19 марта. Чужеземная святыня с труднопроизносимым именем не прижилась на Руси. Народ почитал Богоматерь Ченстоховскую под случайным, но умилительным названием: очевидно, тема «умягчения злых сердец» для простого русского человека всегда была исключительно актуальной.

Ирина БУСЕВА-ДАВЫДОВА

Иллюстрации предоставлены автором.

Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 47 (май 2007), стр.52