«Огненное вознесение пророка Илии» в народной иконописи

Обозревая экспонаты на выставке, «Народная икона из музейных и частных собраний» в Российской академии художеств, нельзя не отметить большое количество представленных здесь образов огненного вознесения пророка Ильи. Это неудивительно, так как Илья Пророк был особо популярен именно в народной среде.

Великий праведник, подвижник и властитель над небесами, Илья Пророк был, без сомнения, самым почитаемым ветхозаветным святым на Руси, чтимым, по выражению известного исследователя В.Т. Брюсовой, «и в хижинах и во дворцах»1. Известно, что Илью Пророка почитали как покровителя монашества за его аскезу, отшельничество и праведность 2, а также в старообрядческой среде — за следование истинной вере, бесстрашное обличение «сильных мира сего» и огненное восхождение3. Но более всего народ почитал его как повелителя грозных сил небесных — туч, дождя, молнии и грома. Даст ли земля новый плодородный урожай, не погубят ли его обильные ливни или страшная засуха, — этот вопрос был жизненно важным для наших предков и находился в прямой «компетенции» пророка Ильи. Соответственно, Ильин день был на Руси один из самых значимых праздников народного календаря. В этот день устраивались крестные ходы, проводилось освящение воды, читались каноны о дожде и бездождии. Молебны Илье Пророку проходили не только в день его памяти (20 июля по старому стилю), но и в случае стихийных бедствий — наводнений, вызванных сильными дождями, лесных пожаров и засухи *

* В 2010 году, во время страшных пожаров, молебны Илье Пророку проходили во многих храмах постоянно, в течение двух месяцев.

Предания и поверья приписывают Илье Пророку происхождение не замерзающих зимой родников, произошедших от удара его огненных стрел. Над такими святыми источниками ставились кресты и часовни с иконами Божией Матери и Ильи, к ним совершались крестные ходы, вода в них считалась целебной. Во время крестных ходов, связанных с засухой, крестьяне опускали в родник икону, ставили рядом чаши с овсом, пшеницей и рожью и молили пророка о дожде.

В народной среде Илья считался также покровителем скота, сближаясь по почитанию к культу Модеста, Власия, Георгия, Флора и Лавра. Очень часто этих святых изображали вместе с Ильей на многочастных образах или же в качестве предстоящих на иконах «Огненное вознесение пророка Илии» (илл. 1). Такие иконы представляли собой целый крестьянский «пантеон» — основных святых (изображаемых вместе, на одной доске, так как это было более доступно по цене), покровительствующих и помогающих в повседневной жизни сельского труженика.

У северных народов (карелов, вепсов) Илья Пророк был связан с их древними культами — он должен был охранять стадо от волков4. Как отмечали исследователи, еще во второй половине XIX века на Ладожском озере у Ильинской часовни в Ильин день существовал обряд принесения ему в жертву быка или барана (а в древности — оленя или лося) 5. Интересно, что подобные обряды существовали не только на Севере, но и в Уральском регионе. Так, на Ильин день жители Пермского края «собираются из двух или трех деревень в одну, приводят с собой быка или теленка и колют, потом варят и съедают всем обществом. Цель этого обычая — умилостивить этой жертвой пророка. В этот день нигде не выгоняют скот, веря и других уверяя, что в это время по лесу свободно ходят ядовитые гады и хищные звери»6. Заканчивался подобный праздник народными гуляниями — играми, хороводами и песнями. Во время праздничных гуляний на Ильин день в ряде регионов бытовал и такой обычай: выходили с поленьями за околицу, нападали на первого встречного и били его, «совершая таким образом обряд защиты жатвы от тайной порчи, связанной с верой в дух зерна»7. В том же Пермском крае, в часовни, которые были посвящены святому Илье, местные жители приносили жареные или печеные козьи и бараньи головы с горохом. Своей жертвой просили они у Ильи Пророка защиты «козам, баранам, гороху и под видом его всему растущему на полях и огородах. Горох употребляется в этих случаях потому, что он есть единственный плод, который там созревает к Ильину дню. Головы и горох в виде подарков поступают священно-церковно-служителям»8.

Данные аспекты культа Ильи, безусловно, имеют глубоко народный характер. Они сложились в процессе длительной и сложной интерпретации ветхозаветных преданий, которые тесно переплетались с дохристианскими славянскими верованиями. Можно говорить об определенной связи между культами Ильи Пророка и языческого Перуна-«громовержца» и о трансформации в народном сознании языческого бога в христианского святого. По мнению Э.С. Смирновой, основную роль в формировании культа и почитания Ильи Пророка играли не «архаические языческие реминисценции, а легенды Ветхого завета, известные на Руси по переложениям богослужебных текстов и другим источникам»9.

Широкое и повсеместное почитание Ильи Пророка в народной среде породило большое количество примет, пословиц и поговорок. Наряду с такими известными и распространенными, как «Илья-пророк — косьбе срок» или «На Илью до обеда лето, а после обеда — осень», встречаются и более редкие, связанные с описанными выше древними обрядами: «Илья — бараний рог», «На Илью — баранью голову на стол»10. Известно, что в Ильин день на Руси старались не работать, чтобы не вызвать его гнев, так как Илья, по народному поверью, «был слишком строг в отношении народной распущенности, и потому народ в этот день вообще религиозен и боится его мщения огнем»11. Нельзя было работать ни в поле, ни в огороде, поскольку считалось, что если в этот праздник даже просто зайти туда, то огурцы сгниют на корню и опадут, а капуста сделается мягкой. Нельзя было и сено косить: «На Ильин день стогов не метут — спалит грозой». Сами крестьяне строго следили, чтобы никто не работал в этот день, — боялись, что Илья за подобный грех может сжечь всю деревню. У нарушившего это правило односельчанина могли выпрячь лошадей из телеги, снять хомут и сбрую и пропить в трактире всем обществом.

Слыша раскаты грома, простые люди начинали набожно креститься, веря, что это едет Илья Пророк в своей огненной колеснице. Верили и в то, что в Ильин день вся злая сила, спасаясь от огненных стрел Пророка, бежит прочь и обращается в различных диких зверей и домашних животных. В народе существовал обычай — в этот день не пускать в дом собак и кошек, чтобы не навести на избу гром и молнию. Молнии же его, по старинным народным верованиям, были не только карой, но и целебным средством: «громовая стрела, убив дьявола, уходит в землю, и там, пролежав три года скрытно, потом объявляется в виде продолговатого пальцеобразного кремня. Его употребляют в случае колотья, окачивают его водою, и этой водой обливают больного»12. К Илье Пророку обращались за исцелением от разных болезней: сибирской язвы, порчи, сглаза, падучей, болезни глаз, зубной боли и других, произнося при этом различные заговоры и заклинания13.

Пророку Илье на Руси было посвящено огромное количество храмов, приделов и часовен; иконы с его изображением были практически в каждом доме, включая и жилища беднейших крестьян. Соответственно, большое количество образов Ильи, в первую очередь — извода с его огненным вознесением, как наиболее типичного и распространенного, встречается именно в народной иконе.

Для народной иконы в целом (в отличие, скажем, от «скорописной» иконы) характерны такие неоднократно отмечавшиеся исследователями признаки, как грубая обработка доски, схематичность и разреженность композиции, монохромность, упрощенное написание личного, угловатость и непропорциональность фигур и ряд других. По справедливому утверждению И.Л. Бусевой-Давыдовой, типичное для народной иконы «отсечение» всего необязательного, схематизация композиций, сведение деталей к своеобразным знакам способствовало вычленению сути моленного образа. Главная каноническая задача иконы — возведение ума к первообразному — могла успешно осуществляться даже «подокладницами», где единый образ как бы расчленялся между доской (лики) и окладом (фигуры)»14. Данными признаками в полной мере обладают и иконы «Огненное вознесение пророка Илии», представленные на выставке *

(* Иллюстрации икон представлены как с выставки, так и из архива автора.)

Практически на всех памятниках можно наблюдать присутствие двух основных сюжетов: Илья Пророк в пустыне и его огненное вознесение; иногда добавлены сцены перехода через Иордан и явление ангела спящему Илье (илл. 2—13). Огненная колесница может представлять собой, например, простой ящик с одним колесом (илл. 14) — такое живописное решение занимавшийся исследованием этого образа М.М. Красилин назвал «шедевром иконописной знаковой системы»15. Кроме того, на народных иконах с вознесением Ильи мы можем увидеть и другие подобные «шедевры», связанные с колесницей: и двухколесную, напоминающую рикшу, пролетку (илл. 11), и отдельно находящиеся от повозки колеса (илл. 12), и лошадей, «участливо» наблюдающих передачу милоти пророку Елисею (илл 4). На полях ряда народных икон встречается орнамент, близкий по росписи к домашней мебели и утвари (илл 15, 16).

Наряду с народной (наивной) иконой в художественной культуре Нового времени существовали такие понятия, как академический примитив и «скорописная» (ремесленная) иконопись.

Под примитивом здесь следует понимать «освоение типологии и форм профессиональной академической живописи хтдожниками-самоучками, как правило, низкого социального статуса»16. В иконописи он характерен прежде всего для южнорусских губерний, а также Сибири, куда многие сибирские архиереи, выходцы с Украины, привозили своих земляков-художников17. На представленной иконе «Огненное вознесение пророка Илии» из Иркутского областного художественного музея (илл. 18) иконописец, подражая художникам-академистам, развернул сцену вознесения на фоне хорошо узнаваемого пейзажа с панорамой Ангары18.

Что касается «скорописной» иконы (или ремесленного примитива, как часто ее еще называют), то в первую очередь течь идет о продукции владимирских иконописных сел: Метеры и, естественно, Холуя. Как известно, холуйские иконы миллионными тиражами развозились практически по всей России, своей дешевизной оказывая серьезную конкуренцию местному иконописанию. Кроме того, холуйская иконопись оказывала влияние и на развитие локальных художественных центров, например, сузунской народной иконы19. Для продукции Холуя рубежа XIX—XX веков характерны такие приемы, как ограниченная цветовая гамма на основе черного и оранжевого колорита; а также композиционная простота, лаконичность и сведение деталей к символическим и орнаментальным знакам (признаки, отмеченные нами и в народной иконе). Но ремесленный примитив коренным образом отличается от народного тем, что там трудились мастера-профессионалы и упрощение образа делалось исключительно с целью удешевления продукции. Здесь мы не увидим ни грубо обработанных исконных досок (иконописцы Холуя сами не занимались их производством, выгоднее было купить готовые), ни неумело и непропорционально написанных фигур. Наоборот, в холуйских памятниках чувствуется четко поставленная и уверенная рука мастера, изо дня в день повторяющего в своем творчестве одни и те же иконописные приемы (илл 17).

В заключение хотелось бы отметить, что подобные выставки заметно обогащают наши знания о художественной культуре Нового времени и народная иконопись занимает все более важное место и в исследованиях искусствоведов, и в пристрастиях коллекционеров.

Михаил ЧЕРНОВ

Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», № 99 (сентябрь 2012), стр.30